Неточные совпадения
— И думаю, и нет. Только мне ужасно хочется. Вот постой. — Она нагнулась и сорвала на краю
дороги дикую ромашку. — Ну, считай: сделает, не сделает предложение, — сказала она, подавая ему
цветок.
Воз был увязан. Иван спрыгнул и повел за повод добрую, сытую лошадь. Баба вскинула на воз грабли и бодрым шагом, размахивая руками, пошла к собравшимся хороводом бабам. Иван, выехав на
дорогу, вступил в обоз с другими возами. Бабы с граблями на плечах, блестя яркими
цветами и треща звонкими, веселыми голосами, шли позади возов. Один грубый, дикий бабий голос затянул песню и допел ее до повторенья, и дружно, в раз, подхватили опять с начала ту же песню полсотни разных, грубых и тонких, здоровых голосов.
Она как
цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на
дороге: авось кто-нибудь поднимет!
Поэтому только в хорошие дни, утром, когда окружающая
дорогу чаща полна солнечным ливнем,
цветами и тишиной, так что впечатлительности Ассоль не грозили фантомы [Фантом — привидение, призрак.] воображения, Лонгрен отпускал ее в город.
Шемякин говорил громко, сдобным голосом, и от него настолько сильно пахло духами, что и слова казались надушенными. На улице он казался еще более красивым, чем в комнате, но менее солидным, — слишком щеголеват был его костюм светло-сиреневого
цвета, лихо измятая
дорогая панама, тросточка, с ручкой из слоновой кости, в пальцах руки — черный камень.
Она стояла пред ним в
дорогом платье, такая пышная, мощная, стояла, чуть наклонив лицо, и хорошие глаза ее смотрели строго, пытливо. Клим не успел ответить, в прихожей раздался голос Лютова. Алина обернулась туда, вошел Лютов, ведя за руку маленькую женщину с гладкими волосами рыжего
цвета.
Мы все разнообразны, как
цветы, металлы, минералы, как все в природе, и каждый из нас скромен в своем своеобразии, каждому
дорога его неповторимая индивидуальность.
Белые двери привели в небольшую комнату с окнами на улицу и в сад. Здесь жила женщина. В углу, в
цветах, помещалось на мольберте большое зеркало без рамы, — его сверху обнимал коричневыми лапами деревянный дракон. У стола — три глубоких кресла, за дверью — широкая тахта со множеством разноцветных подушек, над нею, на стене, —
дорогой шелковый ковер, дальше — шкаф, тесно набитый книгами, рядом с ним — хорошая копия с картины Нестерова «У колдуна».
Штольц был глубоко счастлив своей наполненной, волнующейся жизнью, в которой
цвела неувядаемая весна, и ревниво, деятельно, зорко возделывал, берег и лелеял ее. Со дна души поднимался ужас тогда только, когда он вспоминал, что Ольга была на волос от гибели, что эта угаданная
дорога — их два существования, слившиеся в одно, могли разойтись; что незнание путей жизни могло дать исполниться гибельной ошибке, что Обломов…
— Вот эти суда посуду везут, — говорила она, — а это расшивы из Астрахани плывут. А вот, видите, как эти домики окружило водой? Там бурлаки живут. А вон, за этими двумя горками,
дорога идет к попадье. Там теперь Верочка. Как там хорошо, на берегу! В июле мы будем ездить на остров, чай пить. Там бездна
цветов.
Во-первых, в лице его я, с первого взгляда по крайней мере, не заметил ни малейшей перемены. Одет он был как всегда, то есть почти щеголевато. В руках его был небольшой, но
дорогой букет свежих
цветов. Он подошел и с улыбкой подал его маме; та было посмотрела с пугливым недоумением, но приняла букет, и вдруг краска слегка оживила ее бледные щеки, а в глазах сверкнула радость.
Дорога прекрасная; синий, туманный
цвет дальних гор определялся все более и более, по мере приближения к ним.
Мы продолжали подниматься по узкой
дороге между сплошными заборами по обеим сторонам. Кое-где между зелени выглядывали
цветы, но мало. А зима, говорит консул. Хороша зима: олеандр в
цвету!
Обошедши все дорожки, осмотрев каждый кустик и
цветок, мы вышли опять в аллею и потом в улицу, которая вела в поле и в сады. Мы пошли по тропинке и потерялись в садах, ничем не огороженных, и рощах.
Дорога поднималась заметно в гору. Наконец забрались в чащу одного сада и дошли до какой-то виллы. Мы вошли на террасу и, усталые, сели на каменные лавки. Из дома вышла мулатка, объявила, что господ ее нет дома, и по просьбе нашей принесла нам воды.
Этот старинный дом, эти уютные комнаты, эта старинная мебель,
цветы, лица прислуги, самый воздух — все это было слишком дорого для него, и именно в этой раме Надежда Васильевна являлась не просто как всякая другая девушка, а последним словом слишком длинной и слишком красноречивой истории, в которую было вплетено столько событий и столько
дорогих имен.
Посредине улицы едва оставался свободный проезд для экипажей;
дорога в обыкновенном смысле не существовала, а превратилась в узкое, избитое ямами корыто, до краев наполненное смятым грязно-бурого
цвета снегом, походившим на неочищенный сахарный песок.
Полинявшие
дорогие ковры на полу, резная старинная мебель красного дерева, бронзовые люстры и канделябры, малахитовые вазы и мраморные столики по углам, старинные столовые часы из матового серебра, плохие картины в
дорогих рамах,
цветы на окнах и лампадки перед образами старинного письма — все это уносило его во времена детства, когда он был своим человеком в этих уютных низеньких комнатах.
— Мамочка,
дорогая, Илюшечка цветочков тебе прислал, ножки твои больные! — прокричал он, протягивая ей пучочек
цветов, померзших и поломанных, когда он бился сейчас об снег.
Но прибыли и еще
цветы от Катерины Ивановны, и когда Алеша отворил дверь, штабс-капитан с пучком
цветов в дрожащих руках своих обсыпал ими снова своего
дорогого мальчика.
ЦветокНе важность есть, а
дорог мне подарок
Снегурочки.
…На сколько ладов и как давно люди знают и твердят, что «жизни май
цветет один раз и не больше», а все же июнь совершеннолетия, с своей страдной работой, с своим щебнем на
дороге, берет человека врасплох.
Бережно вынул он из пазухи башмаки и снова изумился
дорогой работе и чудному происшествию минувшей ночи; умылся, оделся как можно лучше, надел то самое платье, которое достал от запорожцев, вынул из сундука новую шапку из решетиловских смушек с синим верхом, который не надевал еще ни разу с того времени, как купил ее еще в бытность в Полтаве; вынул также новый всех
цветов пояс; положил все это вместе с нагайкою в платок и отправился прямо к Чубу.
Всё
цветы, где прежде слезы
Прибивали пыль порой,
Где гремели колымаги
По
дороге столбовой.
В дубовых и липовых ее лесах близ полотна
дороги можно заметить фиалки и ландыши; так и слышится аромат
цветов и потерянной воли вместе» («Владивосток», 1886 г., № 14).
В самый день праздника по обе стороны «каплицы» народ вытянулся по
дороге несметною пестрою вереницей. Тому, кто посмотрел бы на это зрелище с вершины одного из холмов, окружавших местечко, могло бы показаться, что это гигантский зверь растянулся по
дороге около часовни и лежит тут неподвижно, по временам только пошевеливая матовою чешуей разных
цветов. По обеим сторонам занятой народом
дороги в два ряда вытянулось целое полчище нищих, протягивавших руки за подаянием.
Потом он улегся на голом полу,
Всё скоро уснуло в сторожке,
Я думала, думала… лежа в углу
На мерзлой и жесткой рогожке…
Сначала веселые были мечты:
Я вспомнила праздники наши,
Огнями горящую залу,
цветы,
Подарки, заздравные чаши,
И шумные речи, и ласки… кругом
Всё милое, всё
дорогое —
Но где же Сергей?.. И подумав о нем,
Забыла я всё остальное!
Нюрочка всю
дорогу щебетала, как птичка. Каждая горная речка, лужок, распустившаяся верба — все ее приводило в восторг. В одном месте Тишка соскочил с козел и сорвал большой бледножелтый
цветок с пушистою мохнатою ножкой.
Вон там еще желтеют ветреницы — это первые весенние
цветы на Урале, с тонким ароматом и меланхолическою окраской. Странная эта детская память: Нюрочка забыла молебен на площади, когда объявляли волю, а эту поездку на Самосадку запомнила хорошо и, главным образом,
дорогу туда. Стоило закрыть глаза, как отчетливо представлялся Никитич с сапогами за спиной, улыбавшийся Тишка, телега с брательниками Гущиными, которых Семка назвал телятами, первые весенние
цветы.
Она соглашалась принять от него букет
цветов, скромный завтрак в загородном ресторане, но возмущенно отказывалась от всяких
дорогих подарков и вела себя так умело и тонко, что нотариус никогда не осмеливался предложить ей денег.
По колеям степной
дороги роспуски опускались так низко, что растущие высоко травы и
цветы хлестали меня по ногам и рукам, и это меня очень забавляло.
Вот задрожала осиновая роща; листья становятся какого-то бело-мутного
цвета, ярко выдающегося на лиловом фоне тучи, шумят и вертятся; макушки больших берез начинают раскачиваться, и пучки сухой травы летят через
дорогу.
Все возвратились снова в зало. Старик Захаревский и Кергель подвели Вихрова к высокой девице в
дорогом платье с брильянтами, видимо, причесанной парикмахером, и с букетом живых
цветов в руке.
Луша покраснела от удовольствия; у нее, кроме бус из дутого стекла, ничего не было, а тут были настоящие кораллы. Это движение не ускользнуло от зоркого взгляда Раисы Павловны, и она поспешила им воспользоваться. На сцену появились браслеты, серьги, броши, колье. Все это примеривалось перед зеркалом и ценилось по достоинству. Девушке особенно понравилась брошь из восточного изумруда густого кровяного
цвета;
дорогой камень блестел, как сгусток свежезапекшейся крови.
Чтобы выполнить предписание доктора, я нарочно выбрал путь не по гипотенузе, а по двум катетам. И вот уже второй катет: круговая
дорога у подножия Зеленой Стены. Из необозримого зеленого океана за Стеной катился на меня дикий вал из корней,
цветов, сучьев, листьев — встал на дыбы — сейчас захлестнет меня, и из человека — тончайшего и тончайшего из механизмов — я превращусь…
Тополи, окаймлявшие шоссе, белые, низкие домики с черепичными крышами по сторонам
дороги, фигуры редких прохожих — все почернело, утратило
цвета и перспективу; все предметы обратились в черные плоские силуэты, но очертания их с прелестной четкостью стояли в смуглом воздухе.
Тогда все получало для меня другой смысл: и вид старых берез, блестевших с одной стороны на лунном небе своими кудрявыми ветвями, с другой — мрачно застилавших кусты и
дорогу своими черными тенями, и спокойный, пышный, равномерно, как звук, возраставший блеск пруда, и лунный блеск капель росы на
цветах перед галереей, тоже кладущих поперек серой рабатки свои грациозные тени, и звук перепела за прудом, и голос человека с большой
дороги, и тихий, чуть слышный скрип двух старых берез друг о друга, и жужжание комара над ухом под одеялом, и падение зацепившегося за ветку яблока на сухие листья, и прыжки лягушек, которые иногда добирались до ступеней террасы и как-то таинственно блестели на месяце своими зеленоватыми спинками, — все это получало для меня странный смысл — смысл слишком большой красоты и какого-то недоконченного счастия.
Вот первый плац — он огорожен от
дороги густой изгородью желтой акации,
цветы которой очень вкусно было есть весною, и ели их целыми шапками.
Корявые берёзы, уже обрызганные жёлтым листом, ясно маячили в прозрачном воздухе осеннего утра, напоминая оплывшие свечи в церкви. По узким полоскам пашен, качая головами, тихо шагали маленькие лошади; синие и красные мужики безмолвно ходили за ними, наклонясь к земле, рыжей и сухой, а около
дороги, в затоптанных канавах, бедно блестели жёлтые и лиловые
цветы. Над пыльным дёрном неподвижно поднимались жёсткие бессмертники, — Кожемякин смотрел на них и вспоминал отзвучавшие слова...
Эта терраса была окружена клумбами
цветов и заставлена горшками
дорогих растений.
— Для меня там, — был тихий ответ, — одни волны, и среди них один остров; он сияет все дальше, все ярче. Я тороплюсь, я спешу; я увижу его с рассветом. Прощайте! Все ли еще собираете свой венок? Блестят ли его
цветы? Не скучно ли на темной
дороге?
Пройдя узкую тропинку, мы вышли на лесную
дорогу, черную от грязи, всю истоптанную следами копыт и изборожденную колеями, полными воды, в которой отражался пожар вечерней зари. Мы шли обочиной
дороги, сплошь покрытой бурыми прошлогодними листьями, еще не высохшими после снега. Кое-где сквозь их мертвую желтизну подымали свои лиловые головки крупные колокольчики «сна» — первого
цветка Полесья.
Гимназиста усадили на козлах; он был долговязый малый, лет четырнадцати, куривший нежинские корешки и более развитый, нежели казалось; он всю
дорогу ухаживал за Софи, и если б не помойного
цвета прищуренные глаза его матери, то он, может быть, перещеголял бы Бельтова.
Итак, обратимся к лесам из конских волос. Получаемые из-за границы очень хороши, но зато и очень
дороги и не довольно разнообразны в своей толщине. Покупаемые в русских лавках обыкновенно ссучены неровно и часто из старых, уже не так прочных волос, что, впрочем, можно узнать по желтоватому
цвету. Итак, всего лучше приготовлять их дома.
— А сегодня,
дорогой мой, — начал Михаил Аверьяныч, — у вас
цвет лица гораздо лучше, чем вчера. Да вы молодцом! Ей-богу, молодцом!
Время полной распутицы еще не наступило; но не было уже никакой возможности ехать на санях: снег, подогреваемый сверху мартовским солнцем, снизу — отходившей землею, заметно осаживался;
дорога не держала копыта лошадей; темно-бурый
цвет резко уже отделил ее от полей, покрытых тонкою ледяною коркой, сквозь которую проламывались черные засохшие стебли прошлогодних растений.
Утро. С гор ласково течет запах
цветов, только что взошло солнце; на листьях деревьев, на стеблях трав еще блестит роса. Серая лента
дороги брошена в тихое ущелье гор,
дорога мощена камнем, но кажется мягкой, как бархат, хочется погладить ее рукою.
Я был одет в пиджак, красную рубаху и высокие сапоги. Корсиков являл жалкую фигуру в лаковых ботинках, шелковой, когда-то белой стеганой шляпе и взятой для тепла им у сердобольной или зазевавшейся кухарки ватной кацавейки с турецкими
цветами.
Дорогой питались желтыми огурцами у путевых сторожей, а иногда давали нам и хлебца. Шли весело. Ночевали на воздухе. Погода стояла на наше счастье, теплая и ясная.
Идут они той же
дорогой,
Какой весь народ наш идет,
Но грязь обстановки убогой
К ним словно не липнет.
Цветет...
В старинном доме, полном богатой утвари екатерининского времени, несколько комнат было отделано заново: покои, назначенные для княжны, были убраны скромно, как княгиня находила приличным для молодой девушки, но все это было сделано изящно и в тогдашнем новом вкусе: светлый девственный, собранный в буфы, ситец заменил здесь прежний тяжелый штоф, который сняли и снесли в кладовые; масляные картины известных старинных мастеров, на несколько пластических сюжетов, тоже были убраны и заменены
дорогими гравюрами и акватинтами в легких рамах черного дерева с французскою бронзой; старинные тяжелые золоченые кронштейны уступили свое место другим, легким и веселым, из севрского фарфора; вместо золоченого обруча с купидонами, который спускался с потолка и в который вставлялись свечи, повесили
дорогую саксонскую люстру с прекрасно выполненными из фарфора гирляндами пестрых
цветов.
Княгиня, в противоположность Елене, любила все больше представлять себе в розовом, приятном
цвете, но князь всю
дорогу промолчал, и когда она при прощании сказала ему, что он должен извиняться перед ней в совершенно другом, то он не обратил на эти ее слова никакого внимания, а потом она дня три и совсем не видала князя.