Неточные совпадения
А день сегодня праздничный,
Куда пропал народ?..»
Идут селом — на улице
Одни ребята малые,
В
домах —
старухи старые,
А то и вовсе заперты
Калитки на замок.
Пришла
старуха старая,
Рябая, одноглазая,
И объявила, кланяясь,
Что счастлива она:
Что у нее по осени
Родилось реп до тысячи
На небольшой гряде.
— Такая репа крупная,
Такая репа вкусная,
А вся гряда — сажени три,
А впоперечь — аршин! —
Над бабой посмеялися,
А водки капли не дали:
«Ты
дома выпей, старая,
Той репой закуси...
Все, что ни есть, все, что ни видит он: и лавчонка против его окон, и голова
старухи, живущей в супротивном
доме, подходящей к окну с коротенькими занавесками, — все ему гадко, однако же он не отходит от окна.
Когда брат Натальи Савишны явился для получения наследства и всего имущества покойной оказалось на двадцать пять рублей ассигнациями, он не хотел верить этому и говорил, что не может быть, чтобы
старуха, которая шестьдесят лет жила в богатом
доме, все на руках имела, весь свой век жила скупо и над всякой тряпкой тряслась, чтобы она ничего не оставила. Но это действительно было так.
У ворот одного
дома сидела
старуха, и нельзя сказать, заснула ли она, умерла или просто позабылась: по крайней мере, она уже не слышала и не видела ничего и, опустив голову на грудь, сидела недвижимо на одном и том же месте.
— И всего только одну неделю быть им
дома? — говорила жалостно, со слезами на глазах, худощавая
старуха мать. — И погулять им, бедным, не удастся; не удастся и
дому родного узнать, и мне не удастся наглядеться на них!
Конечно, если бы даже целые годы приходилось ему ждать удобного случая, то и тогда, имея замысел, нельзя было рассчитывать наверное на более очевидный шаг к успеху этого замысла, как тот, который представлялся вдруг сейчас. Во всяком случае, трудно было бы узнать накануне и наверно, с большею точностию и с наименьшим риском, без всяких опасных расспросов и разыскиваний, что завтра, в таком-то часу, такая-то
старуха, на которую готовится покушение, будет
дома одна-одинехонька.
Старуха, разумеется, была
дома, но она подозрительна и одна.
Раскольников тут уже прошел и не слыхал больше. Он проходил тихо, незаметно, стараясь не проронить ни единого слова. Первоначальное изумление его мало-помалу сменилось ужасом, как будто мороз прошел по спине его. Он узнал, он вдруг, внезапно и совершенно неожиданно узнал, что завтра, ровно в семь часов вечера, Лизаветы, старухиной сестры и единственной ее сожительницы,
дома не будет и что, стало быть,
старуха, ровно в семь часов вечера, останется
дома одна.
Она, однако, не потеряла головы и немедленно выписала к себе сестру своей матери, княжну Авдотью Степановну Х……ю, злую и чванную
старуху, которая, поселившись у племянницы в
доме, забрала себе все лучшие комнаты, ворчала и брюзжала с утра до вечера и даже по саду гуляла не иначе как в сопровождении единственного своего крепостного человека, угрюмого лакея в изношенной гороховой ливрее с голубым позументом и в треуголке.
Мать жила под Парижем, писала редко, но многословно и брюзгливо: жалуясь на холод зимою в
домах, на различные неудобства жизни, на русских, которые «не умеют жить за границей»; и в ее эгоистической, мелочной болтовне чувствовался смешной патриотизм провинциальной
старухи…
В городе, подъезжая к
дому Безбедова, он увидал среди улицы забавную группу: полицейский, с разносной книгой под мышкой,
старуха в клетчатой юбке и с палкой в руках, бородатый монах с кружкой на груди, трое оборванных мальчишек и педагог в белом кителе — молча смотрели на крышу флигеля; там, у трубы, возвышался, качаясь, Безбедов в синей блузе, без пояса, в полосатых брюках, — босые ступни его ног по-обезьяньи цепко приклеились к тесу крыши.
Бабушку никто не любил. Клим, видя это, догадался, что он неплохо сделает, показывая, что только он любит одинокую
старуху. Он охотно слушал ее рассказы о таинственном
доме. Но в день своего рождения бабушка повела Клима гулять и в одной из улиц города, в глубине большого двора, указала ему неуклюжее, серое, ветхое здание в пять окон, разделенных тремя колоннами, с развалившимся крыльцом, с мезонином в два окна.
Между тем в
доме суматоха продолжалась. То из одного, то из другого окна выглянет голова; сзади
старухи дверь отворялась немного и затворялась; оттуда выглядывали разные лица.
Обломов не помнил, где он сидит, даже сидел ли он: машинально смотрел и не замечал, как забрезжилось утро; слышал и не слыхал, как раздался сухой кашель
старухи, как стал дворник колоть дрова на дворе, как застучали и загремели в
доме, видел и не видал, как хозяйка и Акулина пошли на рынок, как мелькнул пакет мимо забора.
Он так обворожил
старух, являясь то робким, покорным мудрой старости, то живым, веселым собеседником, что они скоро перешли на ты и стали звать его mon neveu, [племянником (фр.).] а он стал звать Софью Николаевну кузиной и приобрел степень короткости и некоторые права в
доме, каких постороннему не приобрести во сто лет.
— Скажи Николаю Васильевичу, что мы садимся обедать, — с холодным достоинством обратилась
старуха к человеку. — Да кушать давать! Ты что, Борис, опоздал сегодня: четверть шестого! — упрекнула она Райского. Он был двоюродным племянником
старух и троюродным братом Софьи.
Дом его, тоже старый и когда-то богатый, был связан родством с
домом Пахотиных. Но познакомился он с своей родней не больше года тому назад.
— Ведь я ночная птица: днем за мной уж очень ухаживают. Меньше позора на
дом бабушки. Славная
старуха — выгнала Тычкова!
Старуха вздрогнула и оглянулась на старый
дом. Он перестоял все — когда все живое с ужасом ушло от этих мест — он стоит мрачный, облупившийся, с своими темно-бурыми кирпичными боками.
В семействе тетки и близкие старики и
старухи часто при ней гадали ей, в том или другом искателе, мужа: то посланник являлся чаще других в
дом, то недавно отличившийся генерал, а однажды серьезно поговаривали об одном старике, иностранце, потомке королевского, угасшего рода. Она молчит и смотрит беззаботно, как будто дело идет не о ней.
Голые ребятишки бегали; старики и
старухи, одни бродили лениво около
домов, другие лежали в своих хижинах.
Долго я ловил свободную минуту, наконец улучил и сказал самым небрежным тоном, что я был
дома и что
старуха Вельч спрашивала, куда все разбежались.
В другом месте все жилище состоит из очага, который даже нельзя назвать домашним, за отсутствием самого
дома; на очаге жарится что-нибудь; около возится
старуха; вблизи есть всегда готовый банан или гряда таро, картофелю.
Но повитуха, принимавшая на деревне у больной женщины, заразила Катюшу родильной горячкой, и ребенка, мальчика, отправили в воспитательный
дом, где ребенок, как рассказывала возившая его
старуха, тотчас же по приезде умер.
— Ведь Надежда-то Васильевна была у меня, — рассказывала Павла Ивановна, вытирая слезы. — Как же, не забыла
старухи… Как тогда услыхала о моей-то Кате, так сейчас ко мне пришла. Из себя-то постарше выглядит, а такая красивая девушка… ну, по-вашему, дама. Я еще полюбовалась ею и даже сказала, а она как покраснеет вся. Об отце-то тоскует, говорит… Спрашивает, как и что у них в
дому… Ну, я все и рассказала. Про тебя тоже спрашивала, как живешь, да я ничего не сказала: сама не знаю.
Однажды, когда Привалов сидел у Бахаревых, зашла речь о
старухе Колпаковой, которая жила в своем старом, развалившемся гнезде, недалеко от бахаревского
дома.
— Да кто у нас знакомые: у папы бывают золотопромышленники только по делам, а мама знается только со
старухами да старцами. Два-три
дома есть, куда мы ездим с мамой иногда; но там еще скучнее, чем у нас. Я замечала, что вообще богатые люди живут скучнее бедных. Право, скучнее…
При виде улыбавшейся Хины у Марьи Степановны точно что оборвалось в груди. По блудливому выражению глаз своей гостьи она сразу угадала, что их разорение уже известно целому городу, и Хиония Алексеевна залетела в их
дом, как первая ворона, почуявшая еще теплую падаль. Вся кровь бросилась в голову гордой
старухи, и она готова была разрыдаться, но вовремя успела собраться с силами и протянуть гостье руку с своей обыкновенной гордой улыбкой.
Но в момент нашего рассказа в
доме жил лишь Федор Павлович с Иваном Федоровичем, а в людском флигеле всего только три человека прислуги: старик Григорий,
старуха Марфа, его жена, и слуга Смердяков, еще молодой человек.
Софья Ивановна была из «сироток», безродная с детства, дочь какого-то темного дьякона, взросшая в богатом
доме своей благодетельницы, воспитательницы и мучительницы, знатной генеральши-старухи, вдовы генерала Ворохова.
Хозяйством у него заведывает бурмистр из мужиков, с бородой во весь тулуп;
домом —
старуха, повязанная коричневым платком, сморщенная и скупая.
— Ну, конечно, дело известное. Я не вытерпел: «Да помилуйте, матушка, что вы за ахинею порете? Какая тут женитьба? я просто желаю узнать от вас, уступаете вы вашу девку Матрену или нет?»
Старуха заохала. «Ах, он меня обеспокоил! ах, велите ему уйти! ах!..» Родственница к ней подскочила и раскричалась на меня. А
старуха все стонет: «Чем это я заслужила?.. Стало быть, я уж в своем
доме не госпожа? ах, ах!» Я схватил шляпу и, как сумасшедший, выбежал вон.
Больше половицы детей осталось
дома заниматься хозяйством: они делают почти все по хозяйству, они очень любят это; с ними несколько
старух.
Гриша ушел и через минуту явился с своею матерью.
Старуха не раздевалась в эту ночь; кроме приказных, никто в
доме не смыкал глаза.
Около стен, по разным углам постоянно сиживали всякие
старухи, приживавшие у княжны или временно кочевавшие в ее
доме.
Полусвятые и полубродяги, несколько поврежденные и очень набожные, больные и чрезвычайно нечистые, эти
старухи таскались из одного старинного
дома в другой; в одном
доме покормят, в другом подарят старую шаль, отсюда пришлют крупок и дровец, отюда холста и капусты, концы-то кой-как и сойдутся.
Между тем лошади были заложены; в передней и в сенях собирались охотники до придворных встреч и проводов: лакеи, оканчивающие жизнь на хлебе и чистом воздухе,
старухи, бывшие смазливыми горничными лет тридцать тому назад, — вся эта саранча господских
домов, поедающая крестьянский труд без собственной вины, как настоящая саранча.
И вот в этом отжившем
доме, над которым угрюмо тяготели две неугомонные
старухи: одна, полная причуд и капризов, другая ее беспокойная лазутчица, лишенная всякой деликатности, всякого такта, — явилось дитя, оторванное от всего близкого ему, чужое всему окружающему и взятое от скуки, как берут собачонок или как князь Федор Сергеевич держал канареек.
Так же как и ее муж, она почти никогда не сидела
дома и почти весь день пресмыкалась у кумушек и зажиточных
старух, хвалила и ела с большим аппетитом и дралась только по утрам с своим мужем, потому что в это только время и видела его иногда.
А Владимирка начинается за Рогожской, и поколениями видели рогожские обитатели по нескольку раз в год эти ужасные шеренги, мимо их
домов проходившие. Видели детьми впервые, а потом седыми стариками и
старухами все ту же картину, слышали...
Только немногим удавалось завоевать свое место в жизни. Счастьем было для И. Левитана с юных дней попасть в кружок Антона Чехова. И. И. Левитан был беден, но старался по возможности прилично одеваться, чтобы быть в чеховском кружке, также в то время бедном, но талантливом и веселом. В дальнейшем через знакомых оказала поддержку талантливому юноше богатая
старуха Морозова, которая его даже в лицо не видела. Отвела ему уютный, прекрасно меблированный
дом, где он и написал свои лучшие вещи.
— Испортили они тебя, Устинья Тарасовна, — повторяла
старуха при каждом удобном случае. — Погляжу я на тебя, как тебе скушно дома-то.
Мне было лень спросить — что это за дело?
Дом наполняла скучная тишина, какой-то шерстяной шорох, хотелось, чтобы скорее пришла ночь. Дед стоял, прижавшись спиной к печи, и смотрел в окно прищурясь; зеленая
старуха помогала матери укладываться, ворчала, охала, а бабушку, с полудня пьяную, стыда за нее ради, спровадили на чердак и заперли там.
—
Старуха 80 лет, жена его, была кормилицею матери своего молодого барина; его была нянькою и имела надзирание за
домом до самого того часа, как выведена на сие торжище.
Действительно, жизнь девушки не очень интересна: в
доме властвует самодур и мошенник Пузатов, брат Марьи Антиповны; а когда его нет, так подглядывает за своею дочерью и за молодой женой сына — ворчливая
старуха, мать Пузатова, богомольная, добродушная и готовая за грош продать человека.
— Да перестань, пьяный ты человек! Верите ли, князь, теперь он вздумал адвокатством заниматься, по судебным искам ходить; в красноречие пустился и всё высоким слогом с детьми
дома говорит. Пред мировыми судьями пять дней тому назад говорил. И кого же взялся защищать: не
старуху, которая его умоляла, просила, и которую подлец ростовщик ограбил, пятьсот рублей у ней, всё ее достояние, себе присвоил, а этого же самого ростовщика, Зайдлера какого-то, жида, за то, что пятьдесят рублей обещал ему дать…
«Видно из того, что она его каждый день пригласила ходить к ней по утрам, от часу до двух, и тот каждый день к ней таскается и до сих пор не надоел», — заключила генеральша, прибавив к тому, что чрез «
старуху» князь в двух-трех
домах хороших стал принят.
В
доме точно произошли некоторые перемены: приживальщики и тунеядцы подверглись немедленному изгнанию; в числе их пострадали две
старухи, одна — слепая, другая — разбитая параличом, да еще дряхлый майор очаковских времен, которого, по причине его действительно замечательной жадности, кормили одним черным хлебом да чечевицей.
«Хоть бы для видимости построжил, — даже пожалела про себя привыкшая всего бояться
старуха. — Какой же порядок в
дому без настоящей страсти? Вон Наташка скоро заневестится и тоже, пожалуй, сбежит, или зять Прокопий задурит».