Неточные совпадения
Доктор еще не
вставал, и лакей сказал, что «поздно легли и не приказали будить, а
встанут скоро».
Доктор не
вставал еще, и лакей, занятый теперь постилкой ковра, отказался будить.
Узнав, что
доктор еще не
вставал, Левин из разных планов, представлявшихся ему, остановился на следующем: Кузьме ехать с запиской к другому
доктору, а самому ехать в аптеку за опиумом, а если, когда он вернется,
доктор еще не
встанет, то, подкупив лакея или насильно, если тот не согласится, будить
доктора во что бы то ни стало.
Она
встала, подсела к нам, оживилась… и мы только в два часа ночи вспомнили, что
доктора велят ложиться спать в одиннадцать.
На перине спит (доктор-то!), а по ночам
встает для больного!
— Довольно, Анна, — ворчал
доктор, а отец начал спорить с учителем о какой-то гипотезе, о Мальтусе; Варавка
встал и ушел, увлекая за собой ленту дыма сигары.
Варвара утомленно закрыла глаза, а когда она закрывала их, ее бескровное лицо становилось жутким. Самгин тихонько дотронулся до руки Татьяны и, мигнув ей на дверь,
встал. В столовой девушка начала расспрашивать, как это и откуда упала Варвара, был ли
доктор и что сказал. Вопросы ее следовали один за другим, и прежде, чем Самгин мог ответить, Варвара окрикнула его. Он вошел, затворив за собою дверь, тогда она, взяв руку его, улыбаясь обескровленными губами, спросила тихонько...
Заболеет ли кто-нибудь из людей — Татьяна Марковна
вставала даже ночью, посылала ему спирту, мази, но отсылала на другой день в больницу, а больше к Меланхолихе,
доктора же не звала. Между тем чуть у которой-нибудь внучки язычок зачешется или брюшко немного вспучит, Кирюшка или Влас скакали, болтая локтями и ногами на неоседланной лошади, в город, за
доктором.
Вера
встала утром без жара и озноба, только была бледна и утомлена. Она выплакала болезнь на груди бабушки.
Доктор сказал, что ничего больше и не будет, но не велел выходить несколько дней из комнаты.
Я сидел и слушал краем уха; они говорили и смеялись, а у меня в голове была Настасья Егоровна с ее известиями, и я не мог от нее отмахнуться; мне все представлялось, как она сидит и смотрит, осторожно
встает и заглядывает в другую комнату. Наконец они все вдруг рассмеялись: Татьяна Павловна, совсем не знаю по какому поводу, вдруг назвала
доктора безбожником: «Ну уж все вы, докторишки, — безбожники!..»
В то утро, то есть когда я
встал с постели после рецидива болезни, он зашел ко мне, и тут я в первый раз узнал от него об их общем тогдашнем соглашении насчет мамы и Макара Ивановича; причем он заметил, что хоть старику и легче, но
доктор за него положительно не отвечает.
— Просто надо приподнять его! —
встал Версилов; двинулся и
доктор, вскочила и Татьяна Павловна, но они не успели и подойти, как Макар Иванович, изо всех сил опершись на костыль, вдруг приподнялся и с радостным торжеством стал на месте, озираясь кругом.
— Да и прыткий, ух какой, — улыбнулся опять старик, обращаясь к
доктору, — и в речь не даешься; ты погоди, дай сказать: лягу, голубчик, слышал, а по-нашему это вот что: «Коли ляжешь, так, пожалуй, уж и не
встанешь», — вот что, друг, у меня за хребтом стоит.
В приемный покой вошли
доктор с фельдшером и частный.
Доктор был плотный коренастый человек в чесунчевом пиджаке и таких же узких, обтягивавших ему мускулистые ляжки панталонах. Частный был маленький толстяк с шарообразным красным лицом, которое делалось еще круглее от его привычки набирать в щеки воздух и медленно выпускать его.
Доктор подсел на койку к мертвецу, так же как и фельдшер, потрогал руки, послушал сердце и
встал, обдергивая панталоны.
—
Вставайте,
доктор! — кричала ему она, стуча рукою, — стыдно валяться. Кофейку напьемтесь. У меня что-то маленькая куксится; натерла ей животик бабковою мазью, все не помогает, опять куксится.
Вставайте, посмотрите ее, пожалуйста: может быть, лекарства какого-нибудь нужно.
Лиза
встала и пошла к двери. За нею вышли
доктор и Помада.
Доктор снова
встал в одном белье в постели, остановил Помаду в его стремительном бегстве по чулану и спросил...
При появлении
доктора человек
встал, окинул его с ног до головы спокойным, умным взглядом и, взявшись за ручку одной из боковых дверей, произнес вполголоса...
Гловацкая
встала, положила на стол ручник, которым вытирала чашки, и сделала два шага к двери, но
доктор остановил ее.
При входе
доктора старый лакей проснулся и толкнул казачка, который
встал, потянулся и опять опустился на коник.
На другой же день пришлось отправить в богоугодное заведение — в сумасшедший дом — несчастную Пашку, которая окончательно впала в слабоумие.
Доктора сказали, что никакой нет надежды на то, чтобы она когда-нибудь поправилась. И в самом деле, она, как ее положили в больнице на полу, на соломенный матрац, так и не
вставала с него до самой смерти, все более и более погружаясь в черную, бездонную пропасть тихого слабоумия, но умерла она только через полгода от пролежней и заражения крови.
— Что ж мудреного! — подхватил
доктор. — Главное дело тут, впрочем, не в том! — продолжал он,
вставая с своего места и начиная самым развязным образом ходить по комнате. — Я вот ей самой сейчас говорил, что ей надобно, как это ни печально обыкновенно для супругов бывает, надобно отказаться во всю жизнь иметь детей!
Доктор между тем докурил сигару и сейчас же
встал.
Сейчас же улегшись и отвернувшись к стене, чтобы только не видеть своего сотоварища, он решился, когда поулягутся немного в доме, идти и отыскать Клеопатру Петровну; и действительно, через какие-нибудь полчаса он
встал и, не стесняясь тем, что
доктор явно не спал, надел на себя халат и вышел из кабинета; но куда было идти, — он решительно не знал, а потому направился, на всякий случай, в коридор, в котором была совершенная темнота, и только было сделал несколько шагов, как за что-то запнулся, ударился ногой во что-то мягкое, и вслед за тем раздался крик...
Но когда она пришла в маленькую, чистую и светлую комнату больницы и увидала, что Егор, сидя на койке в белой груде подушек, хрипло хохочет, — это сразу успокоило ее. Она, улыбаясь,
встала в дверях и слушала, как больной говорит
доктору...
Доктор осторожно положил руку Егора на колени ему,
встал со стула и, задумчиво дергая бороду, начал щупать пальцами отеки на лице больного.
Чтобы выполнить предписание
доктора, я нарочно выбрал путь не по гипотенузе, а по двум катетам. И вот уже второй катет: круговая дорога у подножия Зеленой Стены. Из необозримого зеленого океана за Стеной катился на меня дикий вал из корней, цветов, сучьев, листьев —
встал на дыбы — сейчас захлестнет меня, и из человека — тончайшего и тончайшего из механизмов — я превращусь…
— Послушайте, — сказал он,
вставая и входя к Калиновичу, — с Настасьей Петровной дурно; надобно по крайней мере за
доктором послать.
— Ах, извините, пожалуйста, — сказал он серебристым звучным голосом
доктору, которого толкнул,
вставая.
— Bravi! bravi! — внезапно, как сумасшедший, загорланил Панталеоне и, хлопая в ладоши, турманом выбежал из-за куста; а
доктор, усевшийся в стороне, на срубленном дереве, немедленно
встал, вылил воду из кувшина — и пошел, лениво переваливаясь, к опушке леса.
В покойной карете ехали адмиральша, Сусанна и
доктор, а также и Антип Ильич, который пожелал непременно ехать и которому, конечно, ни Егор Егорыч, ни Сусанна, ни
доктор не позволили
встать на запятки, а посадили его с собой.
Он чувствовал себя здоровым, но
доктор запретил
вставать.
Я
встал. Пристально, с глубокой задумчивостью смотря на меня,
встал и
доктор. Он сделал рукой полуудерживающий жест, коснувшись моего плеча; медленно отвел руку, начал ходить по комнате, остановился у стола, рассеянно опустил взгляд и потер руки.
— С этих пор точно благодетельный ангел снизошел в нашу семью. Все переменилось. В начале января отец отыскал место, Машутка
встала на ноги, меня с братом удалось пристроить в гимназию на казенный счет. Просто чудо совершил этот святой человек. А мы нашего чудесного
доктора только раз видели с тех пор — это когда его перевозили мертвого в его собственное имение Вишню. Да и то не его видели, потому что то великое, мощное и святое, что жило и горело в чудесном
докторе при его жизни, угасло невозвратимо.
— Ну, полно, полно, голубушка, — заговорил
доктор, ласково погладив женщину по спине. — Вставайте-ка! Покажите мне вашу больную.
Я знаю только, — сказал он,
вставая и сердито глядя на
доктора, — я знаю, что Бог создал меня из теплой крови и нервов, да-с!
Доктор Сергей Борисыч был дома; полный, красный, в длинном ниже колен сюртуке и, как казалось, коротконогий, он ходил у себя в кабинете из угла в угол, засунув руки в карманы, и напевал вполголоса: «Ру-ру-ру-ру». Седые бакены у него были растрепаны, голова не причесана, как будто он только что
встал с постели. И кабинет его с подушками на диванах, с кипами старых бумаг по углам и с больным грязным пуделем под столом производил такое же растрепанное, шершавое впечатление, как он сам.
Скоро Распопов уже не мог
вставать с постели, голос его ослабевал и хрипел, лицо чернело, бессильная шея не держала голову, и седой клок волос на подбородке странно торчал кверху. Приходил
доктор, и каждый раз, когда Раиса давала больному лекарство, он хрипел...
— А такая история, ударил его казак шашкой по голове, и лошади потоптали. Как это случилось и почему — неизвестно. Сам он лежит без памяти,
доктор сказал — не
встанет…
Но вечером они разговора не завели; не завели они этого разговора и на другой, и на третий, и на десятый вечер. Все смелости у них недоставало. Даше, между тем, стало как будто полегче. Она
вставала с постели и ходила по комнате.
Доктор был еще два раза, торопил отправлением больной в Италию и подтрунивал над нерешимостью Анны Михайловны. Приехав в третий раз, он сказал, что решительно весны упускать нельзя и, поговорив с больной в очень удобную минуту, сказал ей...
Анна Петровна (
встает). Я не могу,
доктор, я поеду туда…
— Переехала-с… Елизавета Петровна очень этим расстроилась: стала плакать, метаться, волоски даже на себе рвала, кушать ничего не кушала, ночь тоже не изволила почивать, а поутру только было
встала, чтоб умываться, как опять хлобыснулась на постелю. «Марфуша! — кричит: —
доктора мне!». Я постояла около них маненько: смотрю точно харабрец у них в горлышке начинает ходить; окликнула их раза два — три, — не отвечают больше, я и побежала к вам.
Доктору Елена вежливо поклонилась. Елпидифор Мартыныч, в свою очередь, перед ней
встал и, как только умел, модно раскланялся и вслед за тем уже не спускал с нее своих старческих очей.
При всем этом разговоре
доктор на лице своем не выражал ничего; он даже
встал из-за стола и направился к Бегушеву.
— Я все видел! — закричал было Долгов и остановился, потому что Бегушев в это время порывисто
встал из-за стола. Никто не понимал, что такое с ним. Дело в том, что
доктор, пройдя несколько раз по столовой, подошел опять к Домне Осиповне и сказал ей негромко несколько слов. Она в ответ ему кивнула головой и поднялась со стула.
Зная драчливый характер Петрушки, Ванька хотел
встать между ним и
доктором, но по дороге задел кулаком по длинному носу Петрушки. Петрушке показалось, что его ударил не Ванька, а
доктор… Что тут началось!.. Петрушка вцепился в
доктора; сидевший в стороне Цыган ни с того ни с сего начал колотить Клоуна, Медведь с рычанием бросился на Волка, Волчок бил своей пустой головой Козлика — одним словом, вышел настоящий скандал. Куклы пищали тонкими голосами, и все три со страху упали в обморок.
Кулыгин. Как нарочно, у
доктора запой, пьян он ужасно. Как нарочно! (
Встает.) Вот он идет сюда, кажется… Слышите? Да, сюда… (Смеется.) Экий какой, право… я спрячусь… (Идет к шкапу и становится в углу.) Этакий разбойник.
Дьякон, никогда не видавший
доктора таким величественным, надутым, багровым и страшным, зажал рот, выбежал в переднюю и покатился там со смеху. Словно в тумане, Лаевский видел, как фон Корен
встал и, заложив руки в карманы панталон, остановился в такой позе, как будто ждал, что будет дальше; эта покойная поза показалась Лаевскому в высшей степени дерзкой и оскорбительной.
Несмотря на настояния Лизы, чтоб он ушел, Евгений провел ночь с нею, засыпая только одним глазом и готовый служить ей. Но ночь она провела хорошо и, если бы не было послано за
доктором, может быть, и
встала бы.