Неточные совпадения
«Честолюбие? Серпуховской? Свет? Двор?» Ни на чем он не мог остановиться. Всё это имело смысл прежде, но теперь ничего этого уже не было. Он встал с дивана, снял сюртук, выпустил ремень и, открыв мохнатую грудь, чтобы дышать свободнее, прошелся по комнате. «Так сходят с ума, — повторил он, — и так стреляются… чтобы не было стыдно»,
добавил он медленно.
Теперь я не могу отдать позору свое имя… — и своего сына, — хотела она сказать, но сыном она не могла шутить… — позору свое имя», и еще что-нибудь в таком роде, —
добавила она.
Обняв Клима, он поцеловал его в лоб, в щеки, похлопал по спине и
добавил...
«Буду писать людей такими, как вижу, честно писать, не давая воли антипатиям. И симпатиям», —
добавил он, сообразив, что симпатии тоже возможны.
И, подмигнув, улыбаясь, он
добавил...
И, поискав третьего, он осторожно
добавил...
И слабо усмехнулся,
добавив...
Ей тоже никто не ответил, тогда она быстро
добавила...
— К сему
добавьте, что классовая вражда неизбежно задерживает развитие культуры, как сие явствует из примера Европы…
— Улыбаясь, она
добавила: — Ты говорил так… мстительно, как будто это я виновата в том, что будет революция.
— Как мир, — согласился Безбедов, усмехаясь. — Как цивилизация, —
добавил он, подмигнув фарфоровым глазом. — Ведь цивилизация и родит анархистов. Вожди цивилизации — или как их там? — смотрят на людей, как на стадо баранов, а я — баран для себя и не хочу быть зарезанным для цивилизации, зажаренным под соусом какой-нибудь философии.
— Нет, не близко, — ответил Самгин и механически
добавил: — Года за полтора, за два до этого он действительно покушался на самоубийство. Было в газетах.
— Очень начитана, — сказал Клим, чтоб сказать что-нибудь, а Туробоев тихонько
добавил к своим словам...
К знакомым, отрицательным оценкам Берлина он не мог ничего
добавить от себя.
Писатель начал рассказывать о жизни интеллигенции тоном человека, который опасается, что его могут в чем-то обвинить. Он смущенно улыбался, разводил руками, называл полузнакомые Климу фамилии друзей своих и сокрушенно
добавлял...
— Так же и обстоятельства, —
добавил поручик.
— Странное желание, — обиженно заметила Любаша. — И лицо злое, —
добавила она, снова приняв позу усталого человека.
— Барыня будут завтра утром. — И другим голосом
добавила...
— В сумасшедший дом и попал, на три месяца, —
добавила его супруга, ласково вложив в протянутую ладонь еще конфету, а оратор продолжал с великим жаром, все чаще отирая шапкой потное, но не краснеющее лицо...
— Терпеть надо, — благоразумно посоветовал Самгин. — Всем трудно, — строго
добавил он, а затем уверенно предрек: — Скоро все это кончится и снова заживем спокойно…
— Он — в Нижнем, под надзором. Я же с ним все время переписывался. Замечательный человек Степан, — вдумчиво сказал он, намазывая хлеб маслом. И, помолчав,
добавил...
— Я да Вася, —
добавил кучер. — Вон он какой, Вася-то!
— Да, это… другой тон! С этим необходимо бороться. — И, грозя розовым кулачком с рубином на одном пальце, он
добавил: — Но прежде всего нужно, чтоб Дума не раздражала государя.
Марина тотчас же
добавила...
— Приятно устроились бывшие мастера революции, — сказала Марина, а через несколько секунд
добавила: — Ныне — кредиторы наши.
Приподнял ладонью бороду, закрыл ею лицо и, сквозь волосы,
добавил...
— Не заметил я гнева, — виновато ответил Харламов, уже неприкрыто издеваясь, и
добавил: — Просто — забавляются люди с разрешения начальства.
— Облетели цветы, —
добавил отец, сочувственно кивнув лысоватым черепом, задумчиво пил пиво, молчал и становился незаметен.
Я говорю о внутренней ее свободе, —
добавила она очень поспешно, видимо, заметив его скептическую усмешку; затем спросила: — Не хочешь ли взять у меня книги отца?
Он пугливо зашевелился в кресле, наморщил нос, сбросив с него пенсне, и поспешно
добавил...
И, уныло помолчав, она
добавила, вздыхая...
— Постарел ты, Самгин, седеешь, и волос редковат, — отметил он и
добавил с дружеским упреком: — Рановато! Хотя время такое, что даже позеленеть можно.
— В молодости я тоже забавлялся, собирая подобные… — шалости пера и карандаша, — неодобрительно сказал Самгин, но не
добавил, что теперь это озорство возбуждает в нем чувство почти враждебное к озорникам.
— Который повыше — жандарм, второй — неизвестный. А забрали их — за стрельбу в народ, — громко, приятным голосом сказал человечек и, примеряя свой шаг к шагу Самгина,
добавил вразумительно: — Манера эта — в своих людей стрелять — теперь отменяется даже для войска.
— А черкес — он не разбирает, кто в чем виноват, —
добавил лысый и звонко возопил, хлопнув руками по заплатам на коленях...
— Везде, друг мой, темновато и тесно, — сказала она, вздохнув, но тотчас
добавила...
Он повернулся, как мяч, и
добавил...
Всхлипнув, она
добавила...
— И в любви, — серьезно ответила она, но затем, прищурясь, оскалив великолепные зубы, сказала потише: — Ты, разумеется, замечаешь во мне кое-что кокоточное, да? Так для ясности я тебе скажу: да, да, я вступаю на эту службу, вот! И — черт вас всех побери, милейшие мои, — шепотом
добавила она, глаза ее гневно вспыхнули.
— В беседах с мужиками о политике, об отрубах, — хмуро
добавил Самгин. Она усмехнулась...
— Нищих стреляют, а? Средь белого дня? Что же это будет, господин? — строго спросил мужчина и еще более строго
добавил: — Вам надо бы знать! Чему учились?
— Я? Нет, — сказал Самгин и неожиданно для себя
добавил: — Та же история, что у вас…
Помолчав, она
добавила...
Вздохнув, он
добавил, негромко, ворчливо...
И через минуту
добавил возмущенно...
— Демонстрация, — озабоченно сказал адвокат Правдин, здороваясь с Климом, и, снимая перчатку с левой руки,
добавил, вздохнув: — Боюсь — будет демонстрация бессилия.
Она сказала это вполголоса и пошла прочь, но, остановясь в двери,
добавила...
— Да, мутновато! Читают и слушают пророков, которые пострашнее. Чешутся. Души почесывают. У многих душа живет под мышками. — И, усмехнувшись, она цинично
добавила, толкнув Клима локтем...
— Ничего неприличного я не сказал и не собираюсь, — грубовато заявил оратор. — А если говорю смело, так, знаете, это так и надобно, теперь даже кадеты пробуют смело говорить, —
добавил он, взмахнув левой рукой, большой палец правой он сунул за ремень, а остальные четыре пальца быстро шевелились, сжимаясь в кулак и разжимаясь, шевелились и маленькие медные усы на пестром лице.
— Негодяй, — кротко сказала Марина и так же кротко, ласково
добавила...