Неточные совпадения
Ой ласточка! ой глупая!
Не вей гнезда под берегом,
Под берегом крутым!
Что
день — то прибавляется
Вода в реке:
зальет она
Детенышей твоих.
Ой бедная молодушка!
Сноха в дому последняя,
Последняя раба!
Стерпи грозу великую,
Прими побои лишние,
А с глазу неразумного
Младенца не спускай!..
Погода совершенно такая же, какая бывает в Финском
заливе или на Неве в конце лета, в серенькие
дни.
День был удивительно хорош: южное солнце, хотя и осеннее, не щадило красок и лучей; улицы тянулись лениво, домы стояли задумчиво в полуденный час и казались вызолоченными от жаркого блеска. Мы прошли мимо большой площади, называемой Готтентотскою, усаженной большими елями, наклоненными в противоположную от Столовой горы сторону, по причине знаменитых ветров, падающих с этой горы на город и
залив.
Они назвали
залив, где мы стояли, по имени, также и все его берега, мысы, острова, деревни, сказали даже, что здесь родина их нынешнего короля; еще объявили, что южнее от них, на
день езды, есть место, мимо которого мы уже прошли, большое и торговое, куда свозятся товары в государстве.
Фрегат повели, приделав фальшивый руль, осторожно, как носят раненого в госпиталь, в отысканную в другом
заливе, верстах в 60 от Симодо, закрытую бухту Хеда, чтобы там повалить на отмель, чинить — и опять плавать. Но все надежды оказались тщетными.
Дня два плаватели носимы были бурным ветром по
заливу и наконец должны были с неимоверными усилиями перебраться все (при морозе в 4˚) сквозь буруны на шлюпках, по канату, на берег, у подошвы японского Монблана, горы Фудзи, в противуположной стороне от бухты Хеда.
Странно, даже досадно было бы, если б
дело обошлось так тихо и мирно, как где-нибудь в Финском
заливе.
Японцы тут ни о каких переговорах не хотели и слышать, а приглашали немедленно отправиться в городок Симодо, в бухте того же имени, лежащей в углу огромного
залива Иеддо, при выходе в море. Туда, по словам их, отправились и уполномоченные для переговоров японские чиновники. Туда же чрез несколько
дней направилась и «Диана». В этой бухте предстояло ей испытать страшную катастрофу.
Вид из окошек в самом
деле прекрасный: с одной стороны весь
залив перед глазами, с другой — испанский город, с третьей — леса и деревни.
На другой
день, 24-го числа, в Рождественский сочельник, погода была великолепная: трудно забыть такой
день. Небо и море — это одна голубая масса; воздух теплый, без движения. Как хорош Нагасакский
залив! И самые Нагасаки, облитые солнечным светом, походили на что-то путное. Между бурыми холмами кое-где ярко зеленели молодые всходы нового посева риса, пшеницы или овощей. Поглядишь к морю — это бесконечная лазоревая пелена.
Наши съезжали всякий
день для измерения глубины
залива, а не то так поохотиться; поднимались по рекам внутрь, верст на двадцать, искали города.
Нам не повезло. Мы приехали во Владивосток два
дня спустя после ухода «Эльдорадо». Меня выручили П.Г. Тигерстедт и А.Н. Пель, предложив отправиться с ними на миноносцах. Они должны были идти к Шантарским островам и по пути обещали доставить меня и моих спутников в
залив Джигит [Отряд состоял из 5 миноносцев: «Грозный», «Гремящий», «Стерегущий», «Бесшумный» и «Бойкий».].
Через два
дня я, Дерсу и Захаров переправились на другую сторону
залива Джигит.
Наконец стало светать. Вспыхнувшую было на востоке зарю тотчас опять заволокло тучами. Теперь уже все было видно: тропу, кусты, камни, берег
залива, чью-то опрокинутую вверх
дном лодку. Под нею спал китаец. Я разбудил его и попросил подвезти нас к миноносцу. На судах еще кое-где горели огни. У трапа меня встретил вахтенный начальник. Я извинился за беспокойство, затем пошел к себе в каюту, разделся и лег в постель.
К сумеркам мы дошли до
залива Америка и здесь заночевали, а на другой
день отправились дальше.
На другой
день, 7 сентября, мы продолжали наше путешествие. От китайского охотничьего балагана шли 2 тропы: одна — вниз, по реке Синанце, а другая — вправо, по реке Аохобе (по-удэгейски — Эhе, что значит — черт). Если бы я пошел по Синанце, то вышел бы прямо к
заливу Джигит. Тогда побережье моря между реками Тютихе и Иодзыхе осталось бы неосмотренным.
В этот
день вечером возвратился Чжан Бао. Он сообщил нам, что не застал хунхузов в
заливе Пластун. После перестрелки с Дерсу они ушли на шаланде в море, направляясь, по-видимому, на юг.
Однажды он отправился в горы по своим
делам и пригласил меня с собою. 24 июня рано утром мы выехали с ним на лодке, миновав Мраморный мыс, высадились на берегу против острова Чихачева. Эта экскурсия дала мне возможность хорошо ознакомиться с
заливом Ольги и устьем Вай-Фудзина.
Весь следующий
день был посвящен осмотру
залива Владимира. Китайцы называют его Хулуай (от слов «хулу», что означает — круглая тыква, горлянка, и «вай» —
залив или бухта).
Та к как это случилось 11 июля, в
день Ольги, то решили
залив своего спасения назвать ее именем.
Татарин в самом
деле был очень встревожен. Во-первых, когда вода
залила спящего жандарма, тот вскочил и тотчас начал бить татарина. Во-вторых, дощаник был казенный, и татарин повторял...
В этот промежуток
дня наш двор замирал. Конюхи от нечего делать ложились спать, а мы с братом слонялись по двору и саду, смотрели с заборов в переулок или на длинную перспективу шоссе, узнавали и делились новостями… А солнце, подымаясь все выше, раскаляло камни мощеного двора и
заливало всю нашу усадьбу совершенно обломовским томлением и скукой…
Постепенное равномерное повышение
дна и то, что в проливе течение было почти незаметно, привели его к убеждению, что он находится не в проливе, а в
заливе и что, стало быть, Сахалин соединен с материком перешейком.
Он рассказывал мне про свое путешествие вдоль реки Пороная к
заливу Терпения и обратно: в первый
день идти мучительно, выбиваешься из сил, на другой
день болит всё тело, но идти все-таки уж легче, а в третий и затем следующие
дни чувствуешь себя как на крыльях, точно ты не идешь, а несет тебя какая-то невидимая сила, хотя ноги по-прежнему путаются в жестком багульнике и вязнут в трясине.
На другой
день утром судьба наградила его неожиданным зрелищем: в устье у входа в
залив стояло темное судно с белыми бортами, с прекрасною оснасткой и рубкой; на носу сидел живой привязанный орел.
Хотя дух от целой тетеревиной выводки весьма силен и даже тупая собака горячо ищет по ее следам, но знойное время года много ей мешает: по ранним утрам и поздним вечерам сильная роса
заливает чутье, а в продолжение
дня жар и духота скоро утомляют собаку, и притом пыль от иных отцветших цветков и засохших листьев бросается ей в нос и также отбивает чутье, а потому нужна собака нестомчивая, с чутьем тонким и верхним, Не имеющая же этих качеств, разбирая бесчисленные и перепутанные нити следов, сейчас загорится и отупеет, ибо тетеревята бегают невероятно много.
Это значит, что пища сварилась и опустилась в кишки] зобы, и снова по призывному крику стариков, при ярких лучах давно взошедшего солнца, собирается стая и летит уже на другое озеро, плесо реки или
залив пруда, на котором проводит
день.
Но он мне сказал наотрез: — Когда бы я, малая дробинка, пошел на
дно, то бы, конечно, на Финском
заливе бури не сделалось, а я бы пошел жить с тюленями.
— Ну, это невелика беда, — говорил он с улыбкой. — А я думал, не вскрылась ли настоящая рудная вода на глуби. Беда, ежели настоящая-то рудная вода прорвется: как раз одолеет и всю шахту
зальет. Бывало
дело…
Все они в жаркие летние
дни почти пересыхают, но зато первый дождь заставляет их весело бурлить и пениться, а весной последняя безыменная речонка надувалась, как будто настоящая большая река, выступала из берегов и
заливала поемные луга.
Она ходила по комнате, садилась у окна, смотрела на улицу, снова ходила, подняв бровь, вздрагивая, оглядываясь, и, без мысли, искала чего-то. Пила воду, не утоляя жажды, и не могла
залить в груди жгучего тления тоски и обиды.
День был перерублен, — в его начале было — содержание, а теперь все вытекло из него, перед нею простерлась унылая пустошь, и колыхался недоуменный вопрос...
Я не имею сведений, как идет
дело в глубине Финляндии, проникли ли и туда обрусители, но, начиная от Териок и Выборга, верст на двадцать по побережью Финского
залива, нет того ничтожного озера, кругом которого не засели бы русские землевладельцы.
Устинья Наумовна. А что ты думаешь, да и в самом
деле! Как надену соболью шубу-то, поприбодрюсь, да руки-то в боки, так ваша братья, бородастые, рты разинете. Разахаются так, что пожарной трубой не
зальешь; жены-то с ревности вам все носы пооборвут.
Когда мне минуло шесть лет, стремлению этому суждено было осуществиться: отец мой, катаясь на лодке в Генуэзском
заливе, опрокинулся и пошел как ключ ко
дну в море.
Оторвался паровоз и первый вагон, оторвались три вагона в хвосте, и вся средина поезда, разбитого вдребезги, так как машинист, во время крушения растерявшись, дал контрпар, разбивший вагоны, рухнула вместе с людьми на
дно пещеры, где их и
залило наплывшей жидкой глиной и засыпало землей, перемешанной тоже с обломками вагонов и трупами погибших людей.
Заводи,
заливы, полои, непременно поросшие травою, — вот любимое местопребывание линей; их надобно удить непременно со
дна, если оно чисто; в противном случае надобно удить на весу и на несколько удочек; они берут тихо и верно: по большей части наплавок без малейшего сотрясения, неприметно для глаз, плывет с своего места в какую-нибудь сторону, даже нередко пятится к берегу — это линь; он взял в рот крючок с насадкой и тихо с ним удаляется; вы хватаете удилище, подсекаете, и жало крючка пронзает какую-нибудь часть его мягкого, тесного, как бы распухшего внутри, рта; линь упирается головой вниз, поднимает хвост кверху и в таком положении двигается очень медленно по тинистому
дну, и то, если вы станете тащить; в противном случае он способен пролежать камнем несколько времени на одном и том же месте.
Несколько
дней назад шли сильные дожди: теперь из лесных дебрей выкатился паводок, и вот река вздулась,
заливая свои веселые зеленые берега.
Опять шторы взвились. Солнце теперь было налицо. Вот оно
залило стены института и косяком легло на торцах Герцена. Профессор смотрел в окно, соображая, где будет солнце
днем. Он то отходил, то приближался, легонько пританцовывая, и наконец животом лег на подоконник.
Извне Россия была унижена: она потерпела много неудач в
делах с поляками, платила херадж, по-нашему поминки, крымскому хану, потеряла земли при Финском
заливе, упустила из рук своих целую половину Малороссии, добровольно подчинившейся.
Вёл он себя буйно, пил много, точно огонь
заливая внутри себя, пил не пьянея и заметно похудел в эти
дни. От Ульяны Баймаковой держался в стороне, но дети его заметили, что он посматривает на неё требовательно, гневно. Он очень хвастался силой своей, тянулся на палке с гарнизонными солдатами, поборол пожарного и троих каменщиков, после этого к нему подошёл землекоп Тихон Вялов и не предложил, а потребовал...
Однажды, во время работы в Бискайском
заливе, ему пришлось опуститься на
дно, на глубину более двадцати сажен.
В Балаклаве конец сентября просто очарователен. Вода в
заливе похолодела;
дни стоят ясные, тихие, с чудесной свежестью и крепким морским запахом по утрам, с синим безоблачным небом, уходящим бог знает в какую высоту, с золотом и пурпуром на деревьях, с безмолвными черными ночами. Курортные гости — шумные, больные, эгоистичные, праздные и вздорные — разъехались кто куда — на север, к себе по домам. Виноградный сезон окончился.
Был солнечный, прозрачный и холодный
день; выпавший за ночь снег нежно лежал на улицах, на крышах и на плешивых бурых горах, а вода в
заливе синела, как аметист, и небо было голубое, праздничное, улыбающееся. Молодые рыбаки в лодках были одеты только для приличия в одно исподнее белье, иные же были голы до пояса. Все они дрожали от холода, ежились, потирали озябшие руки и груди. Стройно и необычно сладостно неслось пение хора по неподвижной глади воды.
В воздухе еще много
дней стоит крепкий запах свежей рыбы и чадный запах жареной рыбы. И легкой, клейкой рыбьей чешуей осыпаны деревянные пристани, и камни мостовой, и руки и платья счастливых хозяек, и синие воды
залива, лениво колышущегося под осенним солнцем.
Мы подходим к противоположному берегу. Яни прочно устанавливается на носу, широко расставив ноги. Большой плоский камень, привязанный к веревке, тихо скользит у него из рук, чуть слышно плещет об воду и погружается на
дно. Большой пробковый буек всплывает наверх, едва заметно чернея на поверхности
залива. Теперь совершенно беззвучно мы описываем лодкой полукруг во всю длину нашей сети и опять причаливаем к берегу и бросаем другой буек. Мы внутри замкнутого полукруга.
Я нашел тебя, подобно тому как водолаз в Персидском
заливе наполняет множество корзин пустыми раковинами и малоценными жемчужинами, прежде чем достанет с морского
дна перл, достойный царской короны.
Длинны, темны становились осенние ночи; морозы прохватили, остудили воду, осадили на
дно водяные травы: шмару, плесень и всякую плавающую на поверхности дрянь; отстоялась и светла стала вода в полоях и
заливах нашего широкого пруда. Уже несколько времени поговаривали охотники, что «пора ездить с острогою», собирались и, наконец, собрались; взяли и меня с собою.
Сегодня вода плывёт спокойно, но — теперь лето, работать нечего, и сила реки пропадает бесполезно; осенью, в дожди, она станет непокорной и опасной, требуя непрерывного внимания к своим капризам; весною — выйдет из берегов,
зальёт всё вокруг мутной холодной водой и начнёт тихонько, настойчиво ломать, размывать плотину. Уже не однажды на памяти Николая она грозила разорением, заставляя непрерывно работать
дни и ночи, чтобы побороть её неразумную силу.
Герой наш был москвич, и потому
Я враг Неве и невскому туману.
Там (я весь мир в свидетели возьму)
Веселье вредно русскому карману,
Занятья вредны русскому уму.
Там жизнь грязна, пуста и молчалива,
Как плоский берег Финского
залива.
Москва — не то: покуда я живу,
Клянусь, друзья, не разлюбить Москву.
Там я впервые в
дни надежд и счастья
Был болен от любви и любострастья.
— Так, так! — бормотал он, быстро проходя по уличкам и пугая детей. — Ты, кажется, плакал, Иуда? Разве действительно прав Каиафа, говоря, что глуп Иуда из Кариота? Кто плачет в
день великой мести, тот недостоин ее — знаешь ли ты это, Иуда? Не давай глазам твоим обманывать тебя, не давай сердцу твоему лгать, не
заливай огня слезами, Иуда из Кариота!
— Выгодное
дело!.. Выгодное
дело!.. — говорил, покачивая головой, старик. — Да за это выгодное
дело в прежни годы, при старых царях, горячим оловом горла
заливали… Ноне хоша того не делают, а все ж не бархатом спину на площади гладят…