Неточные совпадения
— Ну, уж извини меня. Ты знаешь,
для меня все женщины делятся на два сорта… то
есть нет… вернее:
есть женщины, и
есть… Я прелестных падших
созданий не видал и не увижу, а такие, как та крашеная Француженка у конторки, с завитками, — это
для меня гадины, и все падшие — такие же.
— Вы ошибаетесь, Игнатий Львович, — невозмутимо продолжал Альфонс Богданыч. — Вы из ничего создали колоссальные богатства в течение нескольких лет. Я не обладаю такими счастливыми способностями и должен
был употребить десятки лет
для создания собственной компании. Нам, надеюсь, не
будет тесно, и мы
будем полезны друг другу, если этого, конечно, захотите вы… Все зависит от вас…
Но значение империализма, как неизбежного фазиса развития современных обществ,
для объединения человечества на всей поверхности земли и
для создания космической общественности может
быть признано безотносительно к положительному пафосу империализма.
— «Да неужто, — спрашивает юноша, — и у них Христос?» — «Как же может
быть иначе, — говорю ему, — ибо
для всех слово, все
создание и вся тварь, каждый листик устремляется к слову, Богу славу
поет, Христу плачет, себе неведомо, тайной жития своего безгрешного совершает сие.
Хожалый
был отомщен. Барсук
был облит кровью, а сам Арапов заставлял жалеть, что в течение этих трех или четырех часов его жизни не мог наблюдать хоть Розанов
для своей психиатрической диссертации или великий драматический талант
для типического
создания героя современной комедии.
Нет;
для этого прекрасного
создания было какое-то бесконечное наслаждение прощать и миловать; как будто в самом процессе прощения Алеши она находила какую-то особенную, утонченную прелесть.
По человеческой логике казалось бы, что такие слишком опытные молодые люди не должны бы
были пользоваться особенными симпатиями тепличных институтских
созданий, но выходит как раз наоборот: именно на стороне этой золотой молодежи и сосредоточивались все симпатии восторженной и невинной юности,
для которой запретный плод имел неотразимо притягательную силу.
В Греции идея уже получает конечную форму и определение; человеческое начало выступает и выражает свободно идею в определенных прекрасных образах и
созданиях, то
есть для себя бытие идеи, fur sich sein, в области идеального созерцания и творчества.
Итак, если мы представим себе даже только то, что Петр работал в Голландии, воодушевляемый идеею выучиться здесь строению кораблей
для создания могущественного флота, то и тогда время, проведенное им на амстердамской верфи, надобно
будет считать почти потерянным.
Виттория из Альбано, которая
была «прекраснее всех
созданий искусства в Риме, красота которой
была недосягаема
для художников».
Она не хочет верить, чтобы он
был так бессилен на добро; любя в нем свою надежду, свое будущее
создание, она делает
для него все: пренебрегает даже условными приличиями, едет к нему одна, никому не сказавшись, и не боится, подобно ему, потери своей репутации.
Вещи, самые чуждые
для нас в нашей привычной жизни, кажутся нам близкими в
создании художника: нам знакомы, как будто родственные, и мучительные искания Фауста, и сумасшествие Лира, и ожесточение Чайльд-Гарольда; читая их, мы до того подчиняемся творческой силе гения, что находим в себе силы, даже из-под всей грязи и пошлости, обсыпавшей нас, просунуть голову на свет и свежий воздух и сознать, что действительно
создание поэта верно человеческой природе, что так должно
быть, что иначе и
быть не может…
Если всякий предмет в природе имеет право существовать прежде всего
для себя, то неужели человек должен
быть каким-то уродом в
создании, изгнанником из общей гармонии?
«Все
создания и вся тварь, каждый листик устремляется к слову, богу славу
поет, Христу плачет… Все — как океан, все течет и соприкасается, в одном месте тронешь, в другом конце мира отдается… Ты
для целого работаешь,
для грядущего делаешь. Награды же никогда не ищи, ибо и без того уже велика тебе награда на сей земле: духовная радость твоя… Знай меру, знай сроки, научись сему… Люби повергаться на землю и лобызать ее. Землю целуй и неустанно, ненасытимо люби, всех люби, все люби…»
Для нее нравственная цель жизни не самоспасение, не искупление вины, а творческое осуществление правды и
создание ценности, хотя бы ценность эта
была не нравственного порядка.
Такая производительность кажется мне теперь просто фантастической. Молодость творит чудеса. Разумеется, эти пьесы, написанные в каких-нибудь три месяца, не
были"перлами
создания". Но
для всех этих пьес у меня оказался все-таки реальный материал, накопившийся незаметно еще в студенческие годы.
Но и тот музыкант, которому Россия обязана
созданием музыкальной высшей грамотности — Антон Григорьевич Рубинштейн, — в те годы
для большой публики
был прежде всего удивительный пианист. Композиторский его талант мало признавался; а он уже к тому времени, кроме множества фортепьянных и концертных вещей, выступал и как оперный композитор.
Как актер Островский не брал ни комизмом, ни
созданием типичного лица. Он
был слишком крупен и тяжеловат фигурой. Сравнение с Павлом Васильевым
было для него невыгодно. Но всю роль провел он умно и с верностью московскому бытовому тону.
Анархизм столь же характерное порождение русского духа, как и нигилизм, как и народничество. Это один из полюсов в душевной структуре русского народа. Русский народ — народ государственный, он покорно согласен
быть материалом
для создания великого мирового государства, и он же склонен к бунту, к вольнице, к анархии. Русская дионисическая стихия — анархична. Стенька Разин и Пугачев — характерно русские фигуры и память о них сохранилась в народе.
Вскоре мы увидим это несчастное
создание,
для окончательной пагубы которого
будет сделано все, что может сделать только самый злой враг.
Совершенно ошибочно признавать лишь два направления в теории познания — реализм,
для которого восприятие и познание определяется целиком объектом как подлинной реальностью, и идеализм,
для которого мир
есть лишь
создание субъекта.
Он решился заменить нового фаворита своим собственным
созданием, которое
было бы его орудием, а не подмогой
для недругов.
После нескольких месяцев жизни в Москве, горькое впечатление утраты любимого отца и дяди уменьшилось, и здоровье младшей княжны Шестовой значительно поправилось, хотя она оставалась по прежнему тем хрупким, нежным
созданием, которое требовало тщательного ухода и
для которого
было необходимо отсутствие всяких житейских волнений.
«Слово и дело»
было созданием Великого Петра и являлось, при его крутых преобразованиях, крайней
для него необходимостью. Почти во все свое царствование он не мог
быть спокоен. Тайная крамола не дремала и старалась подточить в зародыше то, что стоило Великому императору много трудов и много денег. Таким образом насилие порождало насилие. Да и в нравах того века это
было делом весьма естественным.
Вот за что, ребята, вперед! И полюбить нужно эту работу, найти в ней счастье, поэзию и красоту, увидеть величайшую нашу гордость в том, чтоб работа наша
была без брака,
была бы ладная и быстрая. Помните, товарищи, что в этих производственных боях мы завоевываем не условия
для создания социализма, а уже самый социализм, не передовые там какие-нибудь позиции, а главную, основную крепость.
«Как
быть? — подумал Людвикович, — в 2 часа мне непременно нужно по службе на совещание, потом у богатой родильницы, где меня, вероятно, задержат. Всего лучше доставлю ему деньги через Аннету Леденцову, она
для меня готова в огонь и в воду. Милое, преданное мне
создание».
И глаза этого прекрасного
создания разгорались огнем неземным, и щеки ее пылали. С каким восторгом примеривает она себе терновый венец, ей так расчетливо предлагаемый! А Волынской что делал в это время? Забывал ее в объятиях той, которой некогда изменил
для нее ж, дочери фатализма. Что ж
была его любовь, пылкая, безумная?.. вы легко отгадаете. Не ошибался и в том случае Зуда!