Неточные совпадения
Кроме того, Константину Левину было в деревне неловко с братом еще и оттого, что в деревне, особенно
летом, Левин бывал постоянно занят хозяйством, и ему не доставало
длинного летнего дня, для того чтобы переделать всё, что нужно, а Сергей Иванович отдыхал.
Тут он пустился в
длинную диссертацию о том, как неприятно узнавать новости
годом позже — вероятно, для того, чтоб заглушить печальные воспоминания.
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в
лето, отец, больной человек, в
длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями
длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.
Но чай несут: девицы чинно
Едва за блюдечки взялись,
Вдруг из-за двери в зале
длиннойФагот и флейта раздались.
Обрадован музыки громом,
Оставя чашку чаю с ромом,
Парис окружных городков,
Подходит к Ольге Петушков,
К Татьяне Ленский; Харликову,
Невесту переспелых
лет,
Берет тамбовский мой поэт,
Умчал Буянов Пустякову,
И в залу высыпали все,
И бал блестит во всей красе.
В комнату вошел человек
лет пятидесяти, с бледным, изрытым оспою продолговатым лицом,
длинными седыми волосами и редкой рыжеватой бородкой.
Старшая девочка,
лет девяти, высокенькая и тоненькая, как спичка, в одной худенькой и разодранной всюду рубашке и в накинутом на голые плечи ветхом драдедамовом бурнусике, сшитом ей, вероятно, два
года назад, потому что он не доходил теперь и до колен, стояла в углу подле маленького брата, обхватив его шею своею
длинною, высохшею как спичка рукой.
Вошед в биллиардную, увидел я высокого барина,
лет тридцати пяти, с
длинными черными усами, в халате, с кием в руке и с трубкой в зубах.
Рындин — разорившийся помещик, бывший товарищ народовольцев, потом — толстовец, теперь — фантазер и анархист, большой, сутулый,
лет шестидесяти, но очень моложавый; у него грубое, всегда нахмуренное лицо, резкий голос,
длинные руки. Он пользуется репутацией человека безгранично доброго, человека «не от мира сего». Старший сын его сослан, средний — сидит в тюрьме, младший, отказавшись учиться в гимназии, ушел из шестого класса в столярную мастерскую. О старике Рындине Татьяна сказала...
— Самое
длинное письмо от него за прошлый
год — четырнадцать строчек. И все каламбуры, — сказала Лидия, вздохнув, и непоследовательно прибавила: — Да, вот какие мы стали! Антон находит, что наше поколение удивительно быстро стареет.
Самгин подозревал, что, кроме улыбчивого и, должно быть, очень хитрого Дунаева, никто не понимает всей разрушительности речей пропагандиста. К Дьякону Дунаев относился с добродушным любопытством и снисходительно, как будто к подростку, хотя Дьякон был, наверное,
лет на пятнадцать старше его, а все другие смотрели на
длинного Дьякона недоверчиво и осторожно, как голуби и воробьи на индюка. Дьякон больше всех был похож на огромного нетопыря.
На семнадцатом
году своей жизни Клим Самгин был стройным юношей среднего роста, он передвигался по земле неспешной, солидной походкой, говорил не много, стараясь выражать свои мысли точно и просто, подчеркивая слова умеренными жестами очень белых рук с
длинными кистями и тонкими пальцами музыканта.
Самгин видел незнакомого; только глаза Дмитрия напоминали юношу, каким он был за четыре
года до этой встречи, глаза улыбались все еще той улыбкой, которую Клим привык называть бабьей. Круглое и мягкое лицо Дмитрия обросло светлой бородкой;
длинные волосы завивались на концах. Он весело и быстро рассказал, что переехал сюда пять дней тому назад, потому что разбил себе ногу и Марина перевезла его.
Прошло пять
лет. Многое переменилось и на Выборгской стороне: пустая улица, ведущая к дому Пшеницыной, обстроилась дачами, между которыми возвышалось
длинное, каменное, казенное здание, мешавшее солнечным лучам весело бить в стекла мирного приюта лени и спокойствия.
Там караулила Ольга Андрея, когда он уезжал из дома по делам, и, завидя его, спускалась вниз, пробегала великолепный цветник,
длинную тополевую аллею и бросалась на грудь к мужу, всегда с пылающими от радости щеками, с блещущим взглядом, всегда с одинаким жаром нетерпеливого счастья, несмотря на то, что уже пошел не первый и не второй
год ее замужества.
Года в три раз этот замок вдруг наполнялся народом, кипел жизнью, праздниками, балами; в
длинных галереях сияли по ночам огни.
Да и в самом Верхлёве стоит, хотя большую часть
года пустой, запертой дом, но туда частенько забирается шаловливый мальчик, и там видит он
длинные залы и галереи, темные портреты на стенах, не с грубой свежестью, не с жесткими большими руками, — видит томные голубые глаза, волосы под пудрой, белые, изнеженные лица, полные груди, нежные с синими жилками руки в трепещущих манжетах, гордо положенные на эфес шпаги; видит ряд благородно-бесполезно в неге протекших поколений, в парче, бархате и кружевах.
Глядя с напряженным любопытством вдаль, на берег Волги, боком к нему, стояла девушка
лет двадцати двух, может быть трех, опершись рукой на окно. Белое, даже бледное лицо, темные волосы, бархатный черный взгляд и
длинные ресницы — вот все, что бросилось ему в глаза и ослепило его.
Росту он, как угадывалось, был большого, широкоплеч, очень бодрого вида, несмотря на болезнь, хотя несколько бледен и худ, с продолговатым лицом, с густейшими волосами, но не очень
длинными,
лет же ему казалось за семьдесят.
В зале, на полу, перед низенькими,
длинными, деревянными скамьями, сидело рядами до шести — или семисот женщин, тагалок, от пятнадцатилетнего возраста до зрелых
лет: у каждой было по круглому, гладкому камню в руках, а рядом, на полу, лежало по куче листового табаку.
Вспомните наши ясно-прохладные осенние дни, когда, где-нибудь в роще или
длинной аллее сада, гуляешь по устланным увядшими листьями дорожкам; когда в тени так свежо, а чуть выйдешь на солнышко, вдруг осветит и огреет оно, как
летом, даже станет жарко; но лишь распахнешься, от севера понесется такой пронзительный и приятный ветерок, что надо закрыться.
Товарищ его — высокий и здоровый мужчина,
лет 50-ти, с черной,
длинной и жидкой, начинающейся с подбородка, как у всех у них, бородой.
Так закончил свое чтение
длинного обвинительного акта секретарь и, сложив листы, сел на свое место, оправляя обеими руками
длинные волосы. Все вздохнули облегченно с приятным сознанием того, что теперь началось исследование, и сейчас всё выяснится, и справедливость будет удовлетворена. Один Нехлюдов не испытывал этого чувства: он весь был поглощен ужасом перед тем, что могла сделать та Маслова, которую он знал невинной и прелестной девочкой 10
лет тому назад.
Теперь ей только что минуло шестнадцать
лет, и она все еще не могла привыкнуть к своему
длинному платью, которое сводило ее с ума.
Это был какой-то господин или, лучше сказать, известного сорта русский джентльмен,
лет уже не молодых, «qui frisait la cinquantaine», [«под пятьдесят» (фр.).] как говорят французы, с не очень сильною проседью в темных, довольно
длинных и густых еще волосах и в стриженой бородке клином.
Вот особенно одна с краю, такая костлявая, высокого роста, кажется, ей
лет сорок, а может, и всего только двадцать, лицо
длинное, худое, а на руках у нее плачет ребеночек, и груди-то, должно быть, у ней такие иссохшие, и ни капли в них молока.
И бойко везет его мужик, славно помахивает, русая,
длинная такая у него борода, и не то что старик, а так
лет будет пятидесяти, серый мужичий на нем зипунишко.
Приближалась осень. Сумерки стали наступать раньше, ночи сделались
длиннее, начала выпадать обильная роса. Это природа оплакивала весну и
лето, когда все было молодо и наслаждалось жизнью.
Цвет кожи удэгейцев можно было назвать оливковым, со слабым оттенком желтизны.
Летом они так сильно загорают, что становятся похожими на краснокожих. Впечатление это еще более усугубляется пестротой их костюмов.
Длинные, прямые, черные как смоль волосы, заплетенные в две короткие косы, были сложены вдвое и туго перетянуты красными шнурами. Косы носятся на груди, около плеч. Чтобы они не мешали, когда человек нагибается, сзади, ниже затылка, они соединены перемычкой, украшенной бисером и ракушками.
(Половой,
длинный и сухопарый малый,
лет двадцати, со сладким носовым тенором, уже успел мне сообщить, что их сиятельство, князь Н., ремонтер ***го полка, остановился у них в трактире, что много других господ наехало, что по вечерам цыгане поют и пана Твардовского дают на театре, что кони, дескать, в цене, — впрочем, хорошие приведены кони.)
Вообразите себе человека
лет сорока пяти, высокого, худого, с
длинным и тонким носом, узким лбом, серыми глазками, взъерошенными волосами и широкими насмешливыми губами.
Ему на вид было
лет семьдесят;
длинный нанковый сюртук печально болтался на сухих и костлявых его членах.
Мой сосед взял с собою десятского Архипа, толстого и приземистого мужика с четвероугольным лицом и допотопно развитыми скулами, да недавно нанятого управителя из остзейских губерний, юношу
лет девятнадцати, худого, белокурого, подслеповатого, со свислыми плечами и
длинной шеей, г. Готлиба фон-дер-Кока.
Ему на вид было
лет двадцать пять; его
длинные русые волосы, сильно пропитанные квасом, торчали неподвижными косицами, небольшие карие глазки приветливо моргали, все лицо, повязанное черным платком, словно от зубной боли, сладостно улыбалось.
Наш хозяин был мужчина среднего роста, 45
лет. Карие глаза его глядели умно. Он носил большую бороду и на голове
длинные волосы, обрезанные в кружок. Одежда его состояла из широкой ситцевой рубахи, слабо подпоясанной тесемчатым пояском, плисовых штанов и сапог с низкими каблуками.
Вижу, как теперь, самого хозяина, человека
лет пятидесяти, свежего и бодрого, и его
длинный зеленый сертук с тремя медалями на полинялых лентах.
Но не такова была Москва сороковых
годов, и вот эта-то Москва и принимала деятельное участие за мурмолки и против них; барыни и барышни читали статьи очень скучные, слушали прения очень
длинные, спорили сами за К.
Лет тридцати, возвратившись из ссылки, я понял, что во многом мой отец был прав, что он, по несчастию, оскорбительно хорошо знал людей. Но моя ли была вина, что он и самую истину проповедовал таким возмутительным образом для юного сердца. Его ум, охлажденный
длинною жизнию в кругу людей испорченных, поставил его en garde [настороже (фр.).] противу всех, а равнодушное сердце не требовало примирения; он так и остался в враждебном отношении со всеми на свете.
До 1834 я все еще не умел оценить это богатое существование, развертывавшееся возле меня, несмотря на то, что девять
лет прошло с тех пор, как княгиня представляла ее моему отцу в
длинном шерстяном платье.
Но чем жила она, сверх своей грусти, в продолжение этих темных,
длинных девяти
годов, окруженная глупыми ханжами, надменными родственниками, скучными иеромонахами, толстыми попадьями, лицемерно покровительствуемая компаньонкой и не выпускаемая из дома далее печального двора, поросшего травою, и маленького палисадника за домом?
Но в особенности памятны села и деревни, встречавшиеся не очень часто, но зато громадные, сплошь обстроенные
длинными двухэтажными домами (в каменном нижнем этаже помещались хозяева и проезжий серый люд), в которых день и ночь, зимой и
летом кишели толпы народа.
Комната тетенек, так называемая боковушка, об одно окно, узкая и
длинная, как коридор. Даже
летом в ней царствует постоянный полумрак. По обеим сторонам окна поставлены киоты с образами и висящими перед ними лампадами. Несколько поодаль, у стены, стоят две кровати, друг к другу изголовьями; еще поодаль — большая изразцовая печка; за печкой, на пространстве полутора аршин, у самой двери, ютится Аннушка с своим сундуком, войлоком для спанья и затрапезной, плоской, как блин, и отливающей глянцем подушкой.
Ленивою рукой обтирал он катившийся градом пот со смуглого лица и даже капавший с
длинных усов, напудренных тем неумолимым парикмахером, который без зову является и к красавице и к уроду и насильно пудрит несколько тысяч уже
лет весь род человеческий.
В семидесятых
годах формы у студентов еще не было, но все-таки они соблюдали моду, и студента всегда можно было узнать и по манерам, и по костюму. Большинство, из самых радикальных, были одеты по моде шестидесятых
годов: обязательно
длинные волосы, нахлобученная таинственно на глаза шляпа с широченными полями и иногда — верх щегольства — плед и очки, что придавало юношам ученый вид и серьезность. Так одевалось студенчество до начала восьмидесятых
годов, времени реакции.
Верхнее платье — суконные чуйки,
длинные «сибирки», жилеты с глухим воротом, а зимой овчинный тулуп, крытый сукном и с барашковым воротником. Как и сапоги, носилось все это
годами и создавалось
годами, сначала одно, потом другое.
Библиотека эта по завещанию поступила в музей. И старик Хлудов до седых волос вечера проводил по-молодому, ежедневно за лукулловскими ужинами в Купеческом клубе, пока в 1882
году не умер скоропостижно по пути из дома в клуб. Он ходил обыкновенно в высоких сапогах, в
длинном черном сюртуке и всегда в цилиндре.
В прежние
годы Охотный ряд был застроен с одной стороны старинными домами, а с другой —
длинным одноэтажным зданием под одной крышей, несмотря на то, что оно принадлежало десяткам владельцев. Из всех этих зданий только два дома были жилыми: дом, где гостиница «Континенталь», да стоящий рядом с ним трактир Егорова, знаменитый своими блинами. Остальное все лавки, вплоть до Тверской.
Стоял уже конец весны. Выпадали совсем жаркие дни, какие бывают только
летом. По дороге из Заполья к Городищу шли три путника, которых издали можно было принять за богомолов. Впереди шла в коротком ситцевом платье Харитина, повязанная по-крестьянски простым бумажным платком. За ней шагали Полуянов и Михей Зотыч. Старик шел бодро, помахивая
длинною черемуховою палкой, с какою гонят стада пастухи.
— Тебе — который
год? Только-о? Какой ты, брат,
длинный, а? Под дождями часто стоял, а?
Наибольшее число зачатий и рождений происходило до сих пор в полугодие с августа до февраля, и в этом отношении время с короткими днями и
длинными ночами было наиболее благоприятным, чем пасмурная и дождливая весна и такое же
лето.
Мальчик Алешка 3–4
лет, которого баба привела за руку, стоит и глядит вниз в могилу. Он в кофте не по росту, с
длинными рукавами, и в полинявших синих штанах; на коленях ярко-синие латки.