Неточные совпадения
Я заметил очень хорошо, что в нем боролись два чувства, он понял всю несправедливость дела, но
считал обязанностью
директора оправдать действие правительства; при этом он не хотел передо мной показать себя варваром, да и не забывал вражду, которая постоянно царствовала между министерством и тайной полицией.
Одним словом, Евгений Филиппыч принадлежал к одной из тех солидных чиновничьих семей, которые
считают в прошлом несколько поколений начальников отделения и одного вице-директора (Филипп Андреич).
Я его и человеком более вовсе
считать не могу после того, что он сделал, и о деяниях его написал не
директору его, а предводителю Туганову.
Далеко не так приятны были ожидания Передонова. Уже он давно убедился, что
директор ему враждебен, — и на самом деле
директор гимназии
считал Передонова ленивым, неспособным учителем. Передонов думал, что
директор приказывает ученикам его не почитать, — что было, понятно, вздорною выдумкою самого Передонова. Но это вселяло в Передонова уверенность, что надо от
директора защищаться. Со злости на
директора он не раз начинал поносить его в старших классах. Многим гимназистам такие разговоры нравились.
Своих обычных гостей Передонов угощал водкою да самым дешевым портвейном. А для
директора купил мадеры в три рубля. Это вино Передонов
считал чрезвычайно дорогим, хранил его в спальне, а гостям только показывал и говорил...
Балясников выступил вперед и произнес дерзкую речь, в которой между прочим сказал, что я зазнался,
считаю себя великим актером, употребляю во зло право
директора и из дружбы к Александру Панаеву, который играет гадко, жертвую спектаклем и всеми актерами.
Людовик. Благодарю вас, мой архиепископ. Вы поступили правильно. Я
считаю дело выясненным. (Звонит, говорит в пространство.) Вызовите сейчас же
директора театра Пале-Рояль господина де Мольера. Снимите караулы из этих комнат, я буду говорить наедине. (Шаррону.) Архиепископ, пришлите ко мне этого Муаррона.
Вообще по всему можно было видеть, что фельдмаршал
считал своего
директора за человека необыкновенного, которого надо было уважать; но тем не менее это не помешало им разойтись довольно смешно и, так сказать, анекдотически. Поводом к этому послужило их несогласие в оригинальном вопросе о самоварах, которым Иван Фомич Самбурский надумал дать государственную роль в истории.
— Я ничего не знаю; это касается администрации; можете к ней адресоваться, — настойчиво прервал
директор Устинова. — Администрация во вчерашнем происшествии имеет налицо достаточно красноречивый факт, против которого я не нахожу возможности спорить, и если заговорил об этом, то для того только, чтобы передать Феликсу Мартынычу решение, до него лично касающееся. Засим дебаты об этом предмете я
считаю оконченными и предлагаю перейти к главному нашему вопросу.
После кризиса Теркин стал поправляться, но его «закоренелость», его бодрый непреклонный дух и смелость подались. Он совсем по-другому начал себя чувствовать. Впереди — точно яма. Вся жизнь загублена. С ним церемониться не будут, исполнят то, что «аспид» советовал
директору: по исключении из гимназии передать губернскому начальству и отдать на суд в волость, и там, для острастки и ему, и «смутьяну» Ивану Прокофьеву, отпустить ему «сто лозанов», благо он
считал себя богатырем.
Иван Павлович думал так, что если он не пойдет благодарить, то это будет лучше: граф наверно не
сочтет этого за непочтительность, а, напротив, похвалит его скромность; но
директор понимал дело иначе и настоял, чтобы Иван Павлович непременно пошел представляться и благодарить.
"Конечно, пойдет", — решил он уже не в первый раз. Он
считал Гаярина не на месте. Ему известно было его прошедшее, он чувствовал в нем человека, который осторожно и ловко пробирается вверх. Положение
директора частного общества временное. Обыкновенным дельцом Гаярин не будет.