Неточные совпадения
Не позволяя себе даже думать о том, что будет, чем это кончится, судя по расспросам о том, сколько это обыкновенно продолжается, Левин в воображении своем приготовился терпеть и
держать свое сердце в руках
часов пять, и ему это казалось возможно.
Кити
держала ее за руку и с страстным любопытством и мольбой спрашивала ее взглядом: «Что же, что же это самое важное, что дает такое спокойствие? Вы знаете, скажите мне!» Но Варенька не понимала даже того, о чем спрашивал ее взгляд Кити. Она помнила только о том, что ей нынче нужно еще зайти к М-me Berthe и поспеть домой к чаю maman, к 12
часам. Она вошла в комнаты, собрала ноты и, простившись со всеми, собралась уходить.
То минуты, — те минуты, когда она призывала его к себе, и он
держал ее за потную, то сжимающую с необыкновенною силою, то отталкивающую его руку, — казались ему
часами, то
часы казались ему минутами.
С четверть
часа держал он обеими руками руку Чичикова и нагрел ее страшно.
Наконец сон, который уже целые четыре
часа держал весь дом, как говорится, в объятиях, принял наконец и Чичикова в свои объятия.
Впрочем, дело кончилось между ними самой тесной дружбой: дядя лысый Пимен
держал в конце деревни знаменитый кабак, которому имя было «Акулька»; в этом заведенье видели их все
часы дня.
Он сидит подле столика, на котором стоит кружок с парикмахером, бросавшим тень на его лицо; в одной руке он
держит книгу, другая покоится на ручке кресел; подле него лежат
часы с нарисованным егерем на циферблате, клетчатый платок, черная круглая табакерка, зеленый футляр для очков, щипцы на лоточке.
— Вот Раскольников! — промямлил Зосимов, кивнув на больного, затем зевнул, причем как-то необыкновенно много раскрыл свой рот и необыкновенно долго
держал его в таком положении. Потом медленно потащился в свой жилетный карман, вынул огромнейшие выпуклые глухие золотые
часы, раскрыл, посмотрел и так же медленно и лениво потащился опять их укладывать.
Дмитрий явился в десятом
часу утра, Клим Иванович еще не успел одеться. Одеваясь, он посмотрел в щель неприкрытой двери на фигуру брата.
Держа руки за спиной, Дмитрий стоял пред книжным шкафом, на сутулых плечах висел длинный, до колен, синий пиджак, черные брюки заправлены за сапоги.
Он встал и начал быстро пожимать руки сотрапезников, однообразно кивая каждому гладкой головкой, затем, высоко вскинув ее, заложив одну руку за спину,
держа в другой
часы и глядя на циферблат, широкими шагами длинных ног пошел к двери, как человек, совершенно уверенный, что люди поймут, куда он идет, и позаботятся уступить ему дорогу.
Лютов вынул
часы и,
держа их под столом, щелкнул крышкой; Самгин тоже посмотрел на свои
часы, тут же думая, что было бы вежливей спросить о времени Лютова.
Из толпы вывернулся Митрофанов, зажав шапку под мышкой,
держа в руке серебряные
часы, встал рядом и сказал вполголоса, заикаясь...
Через четверть
часа Захар отворил дверь подносом, который
держал в обеих руках, и, войдя в комнату, хотел ногой притворить дверь, но промахнулся и ударил по пустому месту: рюмка упала, а вместе с ней еще пробка с графина и булка.
Он дал бы грады родовые
И жизни лучшие
часы,
Чтоб снова, как во дни былые,
Держать Мазепу за усы.
— Далась им эта свобода; точно бабушка их в кандалах
держит! Писал бы, да не по ночам, — прибавила она, — а то я не сплю покойно. В котором
часу ни поглядишь, все огонь у тебя…
В одном месте опекун, а в другом бабушка смотрели только, — первый, чтобы к нему в положенные
часы ходили учителя или чтоб он не пропускал уроков в школе; а вторая, чтоб он был здоров, имел аппетит и сон, да чтоб одет он был чисто,
держал себя опрятно, и чтоб, как следует благовоспитанному мальчику, «не связывался со всякой дрянью».
Штили
держали нас дня два почти на одном месте, наконец 17 мая нашего стиля, по чуть-чуть засвежевшему ветерку, мимо низменного, потерявшегося в зелени берега добрались мы до Анжерского рейда и бросили якорь. Чрез несколько
часов прибыл туда же испанский транспорт, который вез из Испании отряд войск в Манилу.
В избе Аннушки не было; она уже успела прийти и оставить кузов с грибами. Ерофей приладил новую ось, подвергнув ее сперва строгой и несправедливой оценке; а через
час я выехал, оставив Касьяну немного денег, которые он сперва было не принял, но потом, подумав и
подержав их на ладони, положил за пазуху. В течение этого
часа он не произнес почти ни одного слова; он по-прежнему стоял, прислонясь к воротам, не отвечал на укоризны моего кучера и весьма холодно простился со мной.
На следующий день, 16 июня, мы снялись с бивака в 5
часов утра и сразу стали подыматься на Сихотэ-Алинь. Подъем был медленный и постепенный. Наш проводник по возможности
держал прямое направление, но там, где было круто, он шел зигзагами.
Вера Павловна опять села и сложила руки, Рахметов опять положил перед ее глазами записку. Она двадцать раз с волнением перечитывала ее. Рахметов стоял подле ее кресла очень терпеливо,
держа рукою угол листа. Так прошло с четверть
часа. Наконец, Вера Павловна подняла руку уже смирно, очевидно, не с похитительными намерениями, закрыла ею глаза: «как он добр, как он добр!» проговорила она.
Утром я варил с помощью жандарма в печке кофей;
часов в десять являлся дежурный офицер, внося с собой несколько кубических футов мороза, гремя саблей, в перчатках, с огромными обшлагами, в каске и шинели; в
час жандарм приносил грязную салфетку и чашку супа, которую он
держал всегда за края, так что два большие пальца были приметно чище остальных.
В
час или выезжают, или ожидают визитов. В последнем случае сестра выходит в гостиную,
держа в одной руке французскую книжку, а в другой — ломоть черного хлеба (завтрака в нашем доме не полагается), и садится, поджавши ноги, на диван. Она слегка нащипывает себе щеки, чтобы они казались румяными.
Час от
часу не легче. Пунш пьет, лошадей не
держит. Но матушка все еще крепится.
— Дам я вам переполоху! Что вы? не хотите слушаться? Вы, верно,
держите их руку! Вы бунтовщики? Что это?.. Да, что это?.. Вы заводите разбои!.. Вы… Я донесу комиссару! Сей же
час! слышите, сей же
час. Бегите, летите птицею! Чтоб я вас… Чтоб вы мне…
— Отпираю, а у самого руки трясутся, уже и денег не жаль: боюсь, вдруг пристрелят. Отпер. Забрали тысяч десять с лишком, меня самого обыскали,
часы золотые с цепочкой сняли, приказали четверть
часа не выходить из конторы… А когда они ушли, уж и хохотал я, как их надул: пока они мне карманы обшаривали, я в кулаке
держал десять золотых, успел со стола схватить… Не догадались кулак-то разжать! Вот как я их надул!.. Хи-хи-хи! — и раскатывался дробным смехом.
Я влезал на крышу сарая и через двор наблюдал за ним в открытое окно, видел синий огонь спиртовой лампы на столе, темную фигуру; видел, как он пишет что-то в растрепанной тетради, очки его блестят холодно и синевато, как льдины, — колдовская работа этого человека
часами держала меня на крыше, мучительно разжигая любопытство.
— Да чуть ли еще не бранила вас, князь. Простите, пожалуйста. Фердыщенко, вы-то как здесь, в такой
час? Я думала, по крайней мере хоть вас не застану. Кто? Какой князь? Мышкин? — переспросила она Ганю, который между тем, все еще
держа князя за плечо, успел отрекомендовать его.
— Вследствие вина-с. Я к вам, как к провидению, многоуважаемый князь. Сумму четырехсот рублей серебром получил я вчера в пять
часов пополудни от одного должника и с поездом воротился сюда. Бумажник имел в кармане. Переменив вицмундир на сюртук, переложил деньги в сюртук, имея в виду
держать при себе, рассчитывая вечером же выдать их по одной просьбе… ожидая поверенного.
После приговора им царь позволил ехать в Иркутск, их остановили и потом потребовали необходимым условием быть с мужьями — отречение от дворянства, что, конечно, не остановило сих несчастных женщин; теперь
держат их розно с мужьями и позволяют видеться только два раза в неделю на несколько
часов, и то при офицере.
— Да как же! Вы оправдываете, как сейчас сказали, в иных случаях деспотизм; а четверть
часа тому назад заметили, что муж моей сестры не умеет
держать ее в руках.
Часов в десять утра к тому же самому постоялому двору, к которому Вихров некогда подвезен был на фельдъегерской тележке, он в настоящее время подъехал в своей коляске четверней. Молодой лакей его Михайло, бывший некогда комнатный мальчик, а теперь малый лет восемнадцати, франтовато одетый, сидел рядом с ним. Полагая, что все злокачества Ивана произошли оттого, что он был крепостной, Вихров отпустил Михайлу на волю (он был родной брат Груши) и теперь
держал его как нанятого.
Не тебя жалеет он, а твою кубышку,
держа которую ты так сладко похрапываешь на собственной печи, в свободные от копления
часы!"
Я получаю их через Машу и иногда по целым
часам бываю вынуждена
держать их под корсажем, прежде нежели прочитать.
Ровно в восемь
часов я в сюртуке и с приподнятым на голове коком входил в переднюю флигелька, где жила княгиня. Старик слуга угрюмо посмотрел на меня и неохотно поднялся с лавки. В гостиной раздавались веселые голоса. Я отворил дверь и отступил в изумлении. Посреди комнаты, на стуле, стояла княжна и
держала перед собой мужскую шляпу; вокруг стула толпилось пятеро мужчин. Они старались запустить руки в шляпу, а она поднимала ее кверху и сильно встряхивала ею. Увидевши меня, она вскрикнула...
Первой заботой ее было доставить обещанную аудиенцию у набоба Тетюеву, и такая аудиенция наконец состоялась.
Часа в два пополудни, когда набоб отдыхал в своем кабинете после кофе, Прейн ввел туда Тетюева. Земский боец был во фраке, в белом галстуке и в белых перчатках, как концертный певец; под мышкой он
держал портфель, как маленький министр.
— Свинство, — сказал Веткин, взглянув на свои мельхиоровые
часы и сердито щелкнув крышкой. — Какого черта он
держит до сих пор роту? Эфиоп!
— Убери брюхо! Стоишь, как беременная баба! Как ружье
держишь? Ты не дьякон со свечой! Что рот разинул, Карташов? Каши захотел? Где трыньчик? Фельдфебель, поставить Карташова на
час после учения под ружье. Кан-налья! Как шинель скатал, Веденеев? Ни начала, ни конца, ни бытия своего не имеет. Балбес!
Было
часов около одиннадцати, но и он, и жена его уже
держали свое «знамя».
«Хорошо, — думаю, — теперь ты сюда небось в другой раз на моих голубят не пойдешь»; а чтобы ей еще страшнее было, так я наутро взял да и хвост ее, который отсек, гвоздиком у себя над окном снаружи приколотил, и очень этим был доволен. Но только так через
час или не более как через два, смотрю, вбегает графинина горничная, которая отроду у нас на конюшне никогда не была, и
держит над собой в руке зонтик, а сама кричит...
— Вот старого дармоеда
держат ведь тоже! — проговорила она и, делать нечего, накинувшись своим старым салопом, побежала сама и достучалась.
Часам к одиннадцати был готов ужин. Вместо кое-чего оказалось к нему приготовленными, маринованная щука, свежепросольная белужина под белым соусом, сушеный лещ, поджаренные копченые селедки, и все это было расставлено в чрезвычайном порядке на большом круглом столе.
Так прошел весь этот длинный день, ни оживленно, ни вяло — ни весело, ни скучно.
Держи себя Джемма иначе — Санин… как знать? не совладал бы с искушением немного порисоваться — или просто поддался бы чувству грусти перед возможной, быть может, вечной разлукой… Но так как ему ни разу не пришлось даже поговорить с Джеммой, то он должен был удовлетвориться тем, что в течение четверти
часа, перед вечерним кофе, брал минорные аккорды на фортепиано.
Кроме купцов, отправленных в служители в холерный госпиталь, Баранов стал забирать шулеров, которые съехались, по обычаю, на ярмарку. Их он
держал по ночам под арестом, а днем посылал на грязные работы по уборке выгребных и помойных ям, а особенно франтоватых с девяти
часов утра до обеда заставлял мести площади и мостовые у всех на виду.
Всю розничную торговлю в Москве того времени
держал в своих руках крупный оптовик Петр Иванович Ласточкин, имевший газетную торговлю у Сретенских ворот и на Моховой. Как и почему, — никто того тогда не знал, — П.И. Ласточкин, еще в 4
часа утра, в типографии взял несколько тысяч номеров «Жизни» вместо двухсот экземпляров, которые брал обычно. И не прогадал.
Не верь, а все-таки
держи ухо востро, неровен
час и повесится: с этакими-то и бывает; не от силы, а от слабости вешаются; а потому никогда не доводи до последней черты, — и это первое правило в супружестве.
Им ответ
держал премудрый царь: «Я еще вам, братцы, про то скажу: у нас Кит-рыба всем рыбам мать: на трех на китах земля стоит; Естрафиль-птица всем птицам мати; что живет та птица на синем море; когда птица вострепенется, все синё море всколебается, потопляет корабли гостиные, побивает суда поморские; а когда Естрафиль вострепещется, во втором
часу после полунощи, запоют петухи по всей земли, осветится в те поры вся земля…»
За
час до появления генерала все стояли по своим местам, как истуканы, и
держали руки по швам.
«Передаю тебе светоч, — говорил он ему за два
часа до смерти, — я
держал его, покамест мог, не выпускай и ты сей светоч до конца».
Часа через три он возвратился с сильной головной болью, приметно расстроенный и утомленный, спросил мятной воды и примочил голову одеколоном; одеколон и мятная вода привели немного в порядок его мысли, и он один, лежа на диване, то морщился, то чуть не хохотал, — у него в голове шла репетиция всего виденного, от передней начальника губернии, где он очень приятно провел несколько минут с жандармом, двумя купцами первой гильдии и двумя лакеями, которые здоровались и прощались со всеми входящими и выходящими весьма оригинальными приветствиями, говоря: «С прошедшим праздничком», причем они, как гордые британцы, протягивали руку, ту руку, которая имела счастие ежедневно подсаживать генерала в карету, — до гостиной губернского предводителя, в которой почтенный представитель блестящего NN-ского дворянства уверял, что нельзя нигде так научиться гражданской форме, как в военной службе, что она дает человеку главное; конечно, имея главное, остальное приобрести ничего не значит; потом он признался Бельтову, что он истинный патриот, строит у себя в деревне каменную церковь и терпеть не может эдаких дворян, которые, вместо того чтоб служить в кавалерии и заниматься устройством имения, играют в карты,
держат француженок и ездят в Париж, — все это вместе должно было представить нечто вроде колкости Бельтову.
Часы били девять.
Держа в левой руке ребенка, я правую взял под козырек и отрапортовал...
Было пять
часов вечера. Я сидел рядом с Иванычем и
держал его горячую руку, что ему было приятно. Он молчал уже несколько дней.