Неточные совпадения
Молодцоватый кондуктор,
на ходу давая свисток, соскочил, и вслед за ним стали по одному сходить нетерпеливые пассажиры: гвардейский офицер,
держась прямо и строго оглядываясь; вертлявый купчик с сумкой, весело улыбаясь; мужик с мешком через
плечо.
Но когда перед ним развернулась площадь, он увидел, что немногочисленные прохожие разбегаются во все стороны, прячутся во двор трактира извозчиков, только какой-то высокий старик с палкой в руке,
держась за
плечо мальчика, медленно и важно шагает посреди площади, направляясь
на Арбат.
Встал Славороссов,
держась за крест
на груди, откинул космы свои за
плечи и величественно поднял звериную голову.
Деревяшка мужика углубилась в песок, он стоял избочась,
держался крепкой, корявой рукою за обломок сучка ветлы, дергал
плечом, вытаскивая деревяшку из песка, переставлял ее
на другое место, она снова уходила в сыпучую почву, и снова мужик изгибался набок.
На диване было неудобно, жестко, болел бок, ныли кости
плеча. Самгин решил перебраться в спальню, осторожно попробовал встать, — резкая боль рванула
плечо, ноги подогнулись.
Держась за косяк двери, он подождал, пока боль притихла, прошел в спальню, посмотрел в зеркало: левая щека отвратительно опухла, прикрыв глаз, лицо казалось пьяным и, потеряв какую-то свою черту, стало обидно похоже
на лицо регистратора в окружном суде, человека, которого часто одолевали флюсы.
Но тотчас почувствовал, что говорить не следует, Варвара, привстав,
держась за
плечо его, изумленно смотрела вниз,
на золотую реку,
на мягкие горы, одетые густейшей зеленой овчиной,
на стадо овец, серыми шариками катившихся по горе.
«Дурочка», — снисходительно думал Самгин. Через несколько дней он встретил ее
на улице. Любаша сидела в санях захудалого извозчика, — сани были нагружены связками газет, разноцветных брошюр; привстав,
держась за
плечо извозчика, Сомова закричала...
Спекуляция их не должна пропадать даром: я протянул к ним руки, они схватили меня, я крепко
держался за голые
плечи и через минуту стоял
на песчаном берегу.
В кабинете Ляховского весело и дружелюбно беседовали с хозяином Половодов и «дядюшка». Особенным оживлением отличался сегодня Половодов. Он фамильярно трепал дядюшку по
плечу и старался разогнать в Ляховском те минуты сомнений, которые оставляли
на его лбу глубокие морщины и заставляли брови плотно сдвигаться. Ляховский, очевидно, не решался
на что-то, чего домогался Половодов; дядюшка
держался в стороне и только напряженно улыбался, сохраняя свой розово-херувимский вид.
Среднего роста, узкий в
плечах, поджарый, с впалою грудью, он имел очень жалкую фигуру, прислуживая за столом, и едва-едва
держался нетвердыми ногами, стоя в ливрее
на запятках за возком и рискуя при первом же ухабе растянуться
на снегу.
Бешено грохочут по Тверской один за другим дьявольские поезда мимо генерал-губернаторского дома, мимо Тверской части,
на которой развевается красный флаг — сбор всех частей. Сзади пожарных, стоя в пролетке и одной рукой
держась за
плечо кучера, лихо несется по Тверской полковник Арапов
на своей паре и не может догнать пожарных…
Швейцар Симеон помогает кому-то раздеться в передней. Женя заглядывает туда,
держась обеими руками за дверные косяки, но тотчас же оборачивается назад и
на ходу пожимает
плечами и отрицательно трясет головой.
Передо мной стоял великан необыкновенной толщины; в нем было двенадцать вершков роста и двенадцать пуд веса, как я после узнал; он был одет в казакин и в широчайшие плисовые шальвары;
на макушке толстой головы чуть
держалась вышитая золотом запачканная тюбетейка; шеи у него не было; голова с подзобком плотно лежала
на широких
плечах; огромная саблища тащилась по земле — и я почувствовал невольный страх: мне сейчас представилось, что таков должен быть коварный Тиссаферн, предводитель персидских войск, сражавшихся против младшего Кира.
Тот вдруг бросился к нему
на шею, зарыдал
на всю комнату и произнес со стоном: «Папаша, друг мой, не покидай меня навеки!» Полковник задрожал, зарыдал тоже: «Нет, не покину, не покину!» — бормотал он; потом, едва вырвавшись из объятий сына, сел в экипаж: у него голова даже не
держалась хорошенько
на плечах, а как-то болталась.
Проходили также слепые гусляры и сказочники, с гуслями
на плечах и
держась один за другого.
— Ого-о! — сказал Евсей, когда присмотрелся. Город, вырастая, становился всё пестрей. Зелёный, красный, серый, золотой, он весь сверкал, отражая лучи солнца
на стёклах бесчисленных окон и золоте церковных глав. Он зажигал в сердце ожидание необычного. Стоя
на коленях, Евсей
держался рукою за
плечо дяди и неотрывно смотрел вперёд, а кузнец говорил ему...
Когда он воротился, то увидел, что труп хозяина накрыт с головой одеялом, а Раиса осталась, как была, полуодетой, с голыми
плечами; это тронуло его. Они, не торопясь, прибрали комнату, и Евсей чувствовал, что молчаливая возня ночью, в тесной комнате, крепко связывает его с женщиной, знающей страх. Он старался
держаться ближе к ней, избегая смотреть
на труп хозяина.
В ответ грянула тяжелая железная цепь и послышался стон. Арефа понял все и ощупью пошел
на этот стон. В самом углу к стене был прикован
на цепь какой-то мужик. Он лежал
на гнилой соломе и не мог подняться. Он и говорил плохо. Присел около него Арефа, ощупал больного и только покачал головой: в чем душа
держится. Левая рука вывернута в
плече, правая нога плеть плетью, а спина, как решето.
«Куда этот верченый пустился! — подумала удивленная хозяйка, — видно голова крепка
на плечах, а то кто бы ему велел таскаться — ну, не дай бог, наткнется
на казаков и поминай как звали буйнова мóлодца — ох! ох! ох! больно меня раздумье берет!.. спрятала-то я старого, спрятала, а как станут меня бить да мучить… ну, коли уж
на то пошла, так берегись, баба!.. не давши слова
держись, а давши крепись… только бы он сам не оплошал!»
Убить ее, люди добрые, убить? Убить тебя, а? (Глядит ей в глаза, бросает палку, весь дрожит и едва
держится на ногах. Вера Филипповна его поддерживает, Каркунов смотрит ей в глаза, потом прилегает к
плечу.) За пятнадцать-то лет любви, покоя, за все ее усердие убить хотел. Вот какой я добрый. А еще умирать собираюсь. Нет, я не убью ее, не убью и не свяжу… Пусть живет, как ей угодно; как бы она ни жила, что бы она ни делала, она от добра не отстанет и о душе моей помнить будет.
Вернется, бывало, вместе со стадом в избу —
на дворе стужа смертная, вся она окоченела от холода, — ноги едва движутся; рубашонка забрызгана сверху донизу грязью и еле-еле
держится на посиневших
плечах; есть хочется; чем бы скорее пообедать, закутаться да
на печку, а тут как раз подвернется Домна, разгневанная каким-нибудь побочным обстоятельством, снова ушлет ее куда вздумается или, наконец, бросит ей в сердцах кусок хлеба, тогда как другие все, спустившись с полатей, располагаются вокруг стола с дымящимися щами и кашею.
Когда он откинул свой треух
на плечи, я увидал молодое, раскрасневшееся от мороза лицо мужчины лет тридцати; крупные черты его были отмечены тем особенным выражением, какое нередко приходилось мне замечать
на лицах старост арестантских артелей и вообще
на лицах людей, привыкших к признанию и авторитету в своей среде, но в то же время вынужденных постоянно
держаться настороже с посторонними.
— Это есть вера денежная, вся она
на семишниках
держится, сёдни свеча, да завтра свеча, ан поглядишь и рубаха с
плеча — дорогая вера! У татар много дешевле, мулла поборами с крестьян не занимается, чистый человек. А у нас: родился — плати, женился — плати, помер — тащи трёшницу! Конечно, для бога ничего не должно жалеть, и я не о том говорю, а только про то, что бог — он сыт, а мужики — голодны!
Дюковский покраснел и опустил глаза. Становой забарабанил пальцем по блюдечку. Исправник закашлялся и полез зачем-то в портфель.
На одного только доктора, по-видимому, не произвело никакого впечатления напоминание об Акульке и Нане. Следователь приказал привести Николашку. Николашка, молодой долговязый парень с длинным рябым носом и впалой грудью, в пиджаке с барского
плеча, вошел в комнату Псекова и поклонился следователю в ноги. Лицо его было сонно и заплакано. Сам он был пьян и еле
держался на ногах.
На плечах он нес несколько связанных вместе узлов, образовавших целую гору, а за полу его суконного кафтана
держалась девочка лет восьми или девяти, тоненькая, бледная и, видимо, испуганная.
Теперь этот живой привесок общинных весов бежал рядом с нами,
держась по большей части у моего стремени, так как я ехал последним. Когда мы въехали в лес, Микеша остановил меня и, вынув из-под куста небольшой узелок и ружье, привязал узелок к луке седла, а ружье вскинул себе
на плечо… Мне показалось, что он делает это с какой-то осторожностью, поглядывая вперед. Узел, очевидно, он занес сюда, пока снаряжали лошадей.
Название ткани происходило от города Нанкина в Китае, откуда ее издавна вывозили.], весь прорванный и заплатанный, едва
держался на узких его
плечах.
Казалось, ее постигло большое и неожиданное горе: она бежала и спотыкалась
на бегу, говорила сама с собой, охала, махала руками; ее белокурые волосы растрепались, а косынка (тогда еще не знали ни бурнусов, ни мантилий) соскользнула с
плеч и
держалась на одной булавке.
Затем оно, едва
держась на трясущихся ногах, поднялось по ступеням катафалка, ухватилось за край гроба и, обвив своими скелетными руками
плечи покойника, зарыдало…
Лицо Ильки было не бледней ее розовых губок.
На ее большом лбу и горбинке носа светились капельки пота. Бедная девочка страшно утомилась и едва
держалась на ногах. Ремень от арфы давил ей
плечо, а острый край неделикатно ерзал по боку. Тень заставила ее несколько раз улыбнуться и глубже вздохнуть. Она сняла башмаки и пошла босиком. Маленькие красивые босые ноги с удовольствием зашлепали по холодному песку.
Шинель
держалась на его
плечах внакидку, застегнутая, и под галстуком блеснул ободок креста, с лентой какого-то ордена.
— Взять хоть бы этого Фильку… Ну, чего, дурак, смеешься? Я серьезно говорю, а ты смеешься… Взять хоть этого дурня… Погляди, магистр! В
плечах — косая сажень! Грудища, словно у слона! С места, анафему, не сдвинешь! А сколько в нем силы-то этой нравственной таится! Сколько таится! Этой силы
на десяток вас, интеллигентов, хватит… Дерзай, Филька! Бди! Не отступай от своего! Крепко
держись! Ежели кто будет говорить тебе что-нибудь, совращать, то плюй, не слушай… Ты сильнее, лучше! Мы тебе подражать должны!
Палтусов смотрит ей вслед. Много тут и бюстов, и талий, и наливных
плеч. Но у ней походка особенная… Порода сказывается! Он обернулся и поглядел
на средину залы. В эту только минуту заметил он Станицыну в голубом. Она была хороша; но это не графиня Даллер. Купчиха! Лицо слишком строго,
держится жестко, не знает, как опустить руки, цветы нехорошо нашиты и слишком много цветов. Голубое платье с серебром — точно риза.
Глаза у него блестели, pince-nez не
держалось на носу, он нервно подергивал
плечами, подмигивал, а при слове «дарвинист» молодцевато погляделся в зеркало и обеими руками расчесал свою седую бороду.
Он
держится за свою"особность"и как купец, и как старообрядец. И в самом деле, возьми он"права", поступи он
на службу — он должен первым делом поступиться своим"согласием"и перейти, по малой мере, в единоверие; а второе — очутиться в"дворянящихся"купцах, проходить табель о рангах, мечтать о генеральском чине и ленте через
плечо.
Все они, как жрицы одного сладострастного культа, были в белых полупрозрачных одеждах с яркими цветными каймами, и одежды эти
держались у них только
на одном левом
плече, оставляя все руки и правую грудь вовсе открытыми.
Сам герцог и оба его провожатые были в обыкновенном партикулярном платье, в котором, впрочем, герцог
держался совсем по-военному. Он был представительный и даже красивый мужчина, имел очень широкие манеры и глядел как человек, который не боится, что его кто-нибудь остановит; он поводил
плечами, как будто
на нем были эполеты, и шел легко, словно только лишь из милости касался ногами земли.