— Для Тулузова хуже всего то, что он — я не знаю, известно ли вам это, —
держался на высоте своего странного величия исключительно благосклонностию к нему нашего добрейшего и благороднейшего князя, который, наконец, понял его и, как мне рассказывал управляющий канцелярией, приказал дело господина Тулузова, которое хотели было выцарапать из ваших мест, не требовать, потому что князю даже от министра по этому делу последовало весьма колкого свойства предложение.
Во-первых, кадетская полуграмотность и сопряженное с нею неумение дать форму смутности обуревающих чувств и, во-вторых, — что важное всего — неумение
держаться на высоте, не наполнив вселенной болтовней и хвастовством.
Неточные совпадения
Но теперь она уверовала в Андрея не слепо, а с сознаньем, и в нем воплотился ее идеал мужского совершенства. Чем больше, чем сознательнее она веровала в него, тем труднее было ему
держаться на одной
высоте, быть героем не ума ее и сердца только, но и воображения. А она веровала в него так, что не признавала между ним и собой другого посредника, другой инстанции, кроме Бога.
Он считал себя счастливым уже и тем, что мог
держаться на одной
высоте и, скача
на коньке чувства, не проскакать тонкой черты, отделяющей мир чувства от мира лжи и сентиментальности, мир истины от мира смешного, или, скача обратно, не заскакать
на песчаную, сухую почву жесткости, умничанья, недоверия, мелочи, оскопления сердца.
А Тушин
держится на своей
высоте и не сходит с нее. Данный ему талант — быть человеком — он не закапывает, а пускает в оборот, не теряя, а только выигрывая от того, что создан природою, а не сам сделал себя таким, каким он есть.
Мы все ближе и ближе подходили к городу: везде,
на высотах, и по берегу, и
на лодках, тьмы людей. Вот наконец и голландская фактория. Несколько голландцев сидят
на балконе. Мне показалось, что один из них поклонился нам, когда мы поравнялись с ними. Но вот наши передние шлюпки пристали, а адмиральский катер, в котором был и я,
держался на веслах, ожидая, пока там все установится.
Вот
высота, до которой доходит наша народная жизнь в своем развитии, но до которой в литературе нашей умели подниматься весьма немногие, и никто не умел
на ней так хорошо
держаться, как Островский.
«Тогда к потоку с
высоты,
Держась за гибкие кусты,
С плиты
на плиту я, как мог,
Спускаться начал.
И все, с ноковыми [Ноковые матросы, работающие
на самых концах рей.] впереди, разбежались по реям,
держась одной рукой за приподнятые рейки, служащие вроде перил, словно по гладкому полу и, стоя, перегнувшись,
на страшной
высоте, над бездной моря, стали делать свое обычное матросское трудное дело.
«Тут мой предел!» — подумал Ермий и остановился, но Памфалон взял свою скоморошью епанчу, махнул ею и враз стер это слово
на всем огромном пространстве, и Ермий тотчас увидал себя в несказанном свете и почувствовал, что он летит
на высоте,
держась рука за руку с Памфалоном, и оба беседуют.
Держалась я все время
на высоте. Так мы и расстались: он — с полным убеждением, что говорил с твердокаменнейшей комсомолкой, я — с гордостью, что так великолепно провела роль.