Неточные совпадения
Каменный ли казенный дом, известной архитектуры с половиною фальшивых
окон, один-одинешенек торчавший среди бревенчатой тесаной кучи одноэтажных мещанских обывательских домиков, круглый ли правильный купол, весь обитый листовым белым железом, вознесенный над выбеленною, как снег, новою церковью, рынок ли, франт ли уездный, попавшийся среди города, — ничто не ускользало от свежего тонкого вниманья, и, высунувши нос из походной телеги своей, я глядел и на невиданный дотоле покрой какого-нибудь сюртука, и на
деревянные ящики с гвоздями, с серой, желтевшей вдали, с изюмом и мылом, мелькавшие из дверей овощной лавки вместе с банками высохших московских конфект, глядел и на шедшего в стороне пехотного офицера, занесенного бог знает из какой губернии на уездную скуку, и на купца, мелькнувшего в сибирке [Сибирка — кафтан с перехватом и сборками.] на беговых дрожках, и уносился мысленно за ними в бедную жизнь их.
Коляска остановилась перед
деревянным же одноэтажным домом темно-серого цвета, с белыми барельефчиками над
окнами, с высокою
деревянною решеткою перед самыми
окнами и узеньким палисадником, за решеткою которого находившиеся тоненькие деревца побелели от никогда не сходившей с них городской пыли.
Деревянный, потемневший трактир принял Чичикова под свой узенький гостеприимный навес на
деревянных выточенных столбиках, похожих на старинные церковные подсвечники. Трактир был что-то вроде русской избы, несколько в большем размере. Резные узорочные карнизы из свежего дерева вокруг
окон и под крышей резко и живо пестрили темные его стены; на ставнях были нарисованы кувшины с цветами.
Совершенно почерневшие
деревянные домы, со множеством протянутых из
окон жердей, увеличивали еще более мрак.
Ехали в тумане осторожно и медленно, остановились у одноэтажного дома в четыре
окна с парадной дверью; под новеньким железным навесом, в медальонах между
окнами, вылеплены были гипсовые птицы странного вида, и весь фасад украшен аляповатой лепкой, гирляндами цветов. Прошли во двор; там к дому примыкал
деревянный флигель в три
окна с чердаком; в глубине двора, заваленного сугробами снега, возвышались снежные деревья сада. Дверь флигеля открыла маленькая старушка в очках, в коричневом платье.
Ехать пришлось недолго; за городом, на огородах, Захарий повернул на узкую дорожку среди заборов и плетней, к двухэтажному
деревянному дому;
окна нижнего этажа были частью заложены кирпичом, частью забиты досками, в
окнах верхнего не осталось ни одного целого стекла, над воротами дугой изгибалась ржавая вывеска, но еще хорошо сохранились слова: «Завод искусственных минеральных вод».
Где-то очень близко, точно из пушки выстрелили в
деревянный дом, — грохнуло и оглушительно затрещало, редактор неодобрительно взглянул в
окно и сообщил...
Да, было нечто явно шаржированное и кошмарное в том, как эти полоротые бородачи, обгоняя друг друга, бегут мимо
деревянных домиков, разноголосо и крепко ругаясь, покрикивая на ошарашенных баб, сопровождаемые их непрерывными причитаниями, воем. Почти все
окна домов сконфуженно закрыты, и, наверное, сквозь запыленные стекла смотрят на обезумевших людей деревни привыкшие к спокойной жизни сытенькие женщины, девицы, тихие старички и старушки.
Осенью Варвара и Кумов уговорили Самгина послушать проповедь Диомидова, и тихим, теплым вечером Самгин видел его на задворках
деревянного, двухэтажного дома, на крыльце маленькой пристройки с крышей на один скат, с двумя
окнами, с трубой, недавно сложенной и еще не закоптевшей.
Белые двери привели в небольшую комнату с
окнами на улицу и в сад. Здесь жила женщина. В углу, в цветах, помещалось на мольберте большое зеркало без рамы, — его сверху обнимал коричневыми лапами
деревянный дракон. У стола — три глубоких кресла, за дверью — широкая тахта со множеством разноцветных подушек, над нею, на стене, — дорогой шелковый ковер, дальше — шкаф, тесно набитый книгами, рядом с ним — хорошая копия с картины Нестерова «У колдуна».
Перед
окнами маленького домика пестрел на солнце большой цветник, из которого вела дверь во двор, а другая, стеклянная дверь, с большим балконом, вроде веранды, в
деревянный жилой дом.
Они протащили меня версты три с лишком, по жаре, до институтов, вошли в
деревянный одноэтажный дом, — я должен сознаться, весьма приличный, — а в
окна видно было в доме много цветов, две канарейки, три шавки и эстампы в рамках.
Я ждал ночи с страшной тоской, помню, сидел в нашей зале у
окна и смотрел на пыльную улицу с
деревянными домиками и на редких прохожих.
Дергачев жил в маленьком флигеле, на дворе
деревянного дома одной купчихи, но зато флигель занимал весь. Всего было чистых три комнаты. Во всех четырех
окнах были спущены шторы. Это был техник и имел в Петербурге занятие; я слышал мельком, что ему выходило одно выгодное частное место в губернии и что он уже отправляется.
Только в одни эти
окна, или порты, по-морскому, и не достигала вода, потому что они были высоко; везде же в прочих местах полупортики были задраены наглухо
деревянными заставками, иначе стекла летят вдребезги и при крене вал за валом вторгается в судно.
Мы заглянули в длинный
деревянный сарай, где живут 20 преступники. Он содержится чисто.
Окон нет. У стен идут постели рядом, на широких досках, устроенных, как у нас полати в избах, только ниже. Там мы нашли большое общество сидевших и лежавших арестантов. Я спросил, можно ли, как это у нас водится, дать денег арестантам, но мне отвечали, что это строго запрещено.
Когда-то зеленая крыша давно проржавела, во многих местах листы совсем отстали, и из-под них, как ребра, выглядывали
деревянные стропила; лепные карнизы и капители коринфских колонн давно обвалились, штукатурка отстала, резные балясины на балконе давно выпали, как гнилые зубы, стекол в рамах второго этажа и в мезонине не было, и амбразуры
окон глядели, как выколотые глаза.
Проезжающие по большой орловской дороге молодые чиновники и другие незанятые люди (купцам, погруженным в свои полосатые перины, не до того) до сих пор еще могут заметить в недальнем расстоянии от большого села Троицкого огромный
деревянный дом в два этажа, совершенно заброшенный, с провалившейся крышей и наглухо забитыми
окнами, выдвинутый на самую дорогу.
Много глаз смотрели, как дивный феномен остановился у запертых ворот одноэтажного
деревянного домика в 7
окон, как из удивительной кареты явился новый, еще удивительнейший феномен, великолепная дама с блестящим офицером, важное достоинство которого не подлежало сомнению.
Окна во флигеле были загорожены
деревянною решеткою; двери запирались замками, от коих ключи хранились у Кирила Петровича.
Начало весны. Полночь. Красная горка, покрытая снегом. Направо кусты и редкий безлистый березник; налево сплошной частый лес больших сосен и елей с сучьями, повисшими от тяжести снега; в глубине, под горой, река; полыньи и проруби обсажены ельником. За рекой Берендеев посад, столица царя Берендея; дворцы, дома, избы, все
деревянные, с причудливой раскрашенной резьбой; в
окнах огни. Полная луна серебрит всю открытую местность. Вдали кричат петухи.
Как сейчас я его перед собой вижу. Тучный, приземистый и совершенно лысый старик, он сидит у
окна своего небольшого
деревянного домика, в одном из переулков, окружающих Арбат. С одной стороны у него столик, на котором лежит вчерашний нумер «Московских ведомостей»; с другой, на подоконнике, лежит круглая табакерка, с березинским табаком, и кожаная хлопушка, которою он бьет мух. У ног его сидит его друг и собеседник, жирный кот Васька, и умывается.
Возле леса, на горе, дремал с закрытыми ставнями старый
деревянный дом; мох и дикая трава покрывали его крышу; кудрявые яблони разрослись перед его
окнами; лес, обнимая своею тенью, бросал на него дикую мрачность; ореховая роща стлалась у подножия его и скатывалась к пруду.
И свояченица, всхлипывая, рассказала, как схватили ее хлопцы в охапку на улице и, несмотря на сопротивление, опустили в широкое
окно хаты и заколотили ставнем. Писарь взглянул: петли у широкого ставня оторваны, и он приколочен только сверху
деревянным брусом.
Еще одинокий глаз головы был устремлен на
окно, а уже рука, давши знак десятскому, держалась за
деревянную ручку двери, и вдруг на улице поднялся крик…
Миновали вокзалы, переползли через сугроб и опять зашагали посредине узких переулков вдоль заборов, разделенных
деревянными домишками и запертыми наглухо воротами. Маленькие
окна отсвечивали кое-где желтокрасным пятнышком лампадки… Темь, тишина, сон беспробудный.
Благодаря ей и верхнюю, чистую часть дома тоже называли «дыра». Под верхним трактиром огромный подземный подвал, куда ведет лестница больше чем в двадцать ступеней. Старинные своды невероятной толщины — и ни одного
окна. Освещается газом. По сторонам
деревянные каютки — это «каморки», полутемные и грязные. Посередине стол, над которым мерцает в табачном дыме газовый рожок.
Исполнялось это редко, и главная прелесть незаконного утреннего она состояла именно в сознании, что где-то, в тумане, пробираясь по
деревянным кладочкам и проваливаясь с калошами в грязь, крадется ищейка Дидонус и, быть может, в эту самую минуту уже заглядывает с улицы в
окно…
Лаврецкий сел на
деревянную скамейку, подперся рукою и стал глядеть на эту дверь да на
окно Лизы.
Закрытые ставнями
окна,
деревянные засовы и грошовые замки служили единственною охраной пустовавшего жилья.
Он жил в Пеньковке, где у него был выстроен собственный
деревянный домик на пять
окон.
В открытое
окно можно было разглядеть часть широкого двора, выстланного
деревянными половицами, привязанную к столбу гнедую лошадь и лысую голову Антипа, который давно дремал на своей завалинке вместе с лохматою собакой Султаном.
Завтрак вообще удался, и Лука Назарыч повеселел. В
окна глядел светлый августовский день. В открытую форточку слышно было, как тяжело работали
деревянные штанги. Прогудел свисток первой смены, — в шахте работали на три смены.
Рядом с домом солдата Артема красовался низенький
деревянный домик в шесть
окон — это была новая земская школа.
Любопытные заглядывали в
окна, другие продирались во двор, где на особом положении чинно сидели на
деревянных скамьях кафтанники, кричные мастера и особенно почтенные старики.
На залавке между тем лежала приготовленная для щей говядина; кучер Семка в углу на лавке, подложив под
деревянное корыто свои рукавицы, рубил говядину для котлет; на
окне в тарелке стояло коровье масло и кринка молока, — одним словом, Домнушка почувствовала себя кругом виноватою.
Дом этот был похож на многие домы Лефортовской части. Он был
деревянный, на каменном полуэтаже. По улице он выходил в пять
окон, во двор в четыре, с подъездом сбоку. Каменный полуэтаж был густо выбелен мелом, а
деревянный верх выкрашен грязновато-желтою охрой.
У мужиков на полу лежали два войлока, по одной засаленной подушке в набойчатых наволочках, синий глиняный кувшин с водою,
деревянная чашка, две ложки и мешочек с хлебом; у Андрея же Тихоновича в покое не было совсем ничего, кроме пузыречка с чернилами, засохшего гусиного пера и трех или четырех четвертушек измаранной бумаги. Бумага, чернила и перья скрывались на полу в одном уголке, а Андрей Тихонович ночлеговал, сворачиваясь на
окне, без всякой подстилки и без всякого возглавия.
Над дверью
деревянного подъезда опять была дощечка с надписью: «Следственный пристав»; в нижний этаж вело особое крылечко, устроенное посредине задней части фасада. Налево был низенький флигелек в три
окна, но с двумя крыльцами. По ушатам, стоявшим на этих крыльцах, можно было догадаться, что это кухни. Далее шел длинный дровяной сарайчик, примкнутый к соседскому забору, и собачья конура с круглым лазом.
Белый
деревянный столик был обколот ловко собранной белой кисеей, на
окнах тоже были чистые занавески, детская кроватка под зеленым ситцевым пологом, сундук, несколько игрушек на полу, пять стульев, крашеный столик, диван и на стене
деревянная вешалка, закрытая белою простынею, — это было все убранство жилища Полины Петровны и ее ребенка.
Дом двухэтажный, зеленый с белым, выстроен в ложнорусском, ёрническом, ропетовском стиле, с коньками, резными наличниками, петухами и
деревянными полотенцами, окаймленными
деревянными же кружевами; ковер с белой дорожкой на лестнице; в передней чучело медведя, держащее в протянутых лапах
деревянное блюдо для визитных карточек; в танцевальном зале паркет, на
окнах малиновые шелковые тяжелые занавеси и тюль, вдоль стен белые с золотом стулья и зеркала в золоченых рамах; есть два кабинета с коврами, диванами и мягкими атласными пуфами; в спальнях голубые и розовые фонари, канаусовые одеяла и чистые подушки; обитательницы одеты в открытые бальные платья, опушенные мехом, или в дорогие маскарадные костюмы гусаров, пажей, рыбачек, гимназисток, и большинство из них — остзейские немки, — крупные, белотелые, грудастые красивые женщины.
Вся картина, которая рождается при этом в воображении автора, носит на себе чисто уж исторический характер: от
деревянного, во вкусе итальянских вилл, дома остались теперь одни только развалины; вместо сада, в котором некогда были и подстриженные деревья, и гладко убитые дорожки, вам представляются группы бестолково растущих деревьев; в левой стороне сада, самой поэтической, где прежде устроен был «Парнас», в последнее время один аферист построил винный завод; но и аферист уж этот лопнул, и завод его стоял без
окон и без дверей — словом, все, что было делом рук человеческих, в настоящее время или полуразрушилось, или совершенно было уничтожено, и один только созданный богом вид на подгородное озеро, на самый городок, на идущие по другую сторону озера луга, — на которых, говорят, охотился Шемяка, — оставался по-прежнему прелестен.
Это звонили на моленье, и звонили в последний раз; Вихрову при этой мысли сделалось как-то невольно стыдно; он вышел и увидел, что со всех сторон села идут мужики в черных кафтанах и черных поярковых шляпах, а женщины тоже в каких-то черных кафтанчиках с сборками назади и все почти повязанные черными платками с белыми каймами; моленная оказалась вроде
деревянных церквей, какие прежде строились в селах, и только колокольни не было, а вместо ее стояла на крыше на четырех столбах вышка с одним колоколом, в который и звонили теперь; крыша была
деревянная, но дерево на ней было вырезано в виде черепицы; по карнизу тоже шла
деревянная резьба;
окна были с железными решетками.
Комната, в которую Стрелов привел Петеньку, смотрела светло и опрятно; некрашеный пол был начисто вымыт и снабжен во всю длину полотняною дорожкой; по стенам и у
окон стояли красного дерева стулья с
деревянными выгнутыми спинками и волосяным сиденьем; посредине задней стены был поставлен такой же формы диван и перед ним продолговатый стол с двумя креслами по бокам; в углу виднелась этажерка с чашками и небольшим количеством серебра.
В продолжение нескольких минут еще мелькают в
окнах каменных купеческих домов огоньки, свидетельствующие о вечерней трапезе, а сквозь запертые ставни маленьких
деревянных домиков слышится смутный говор.
Я не отвечал ему; он попросил у меня табаку. Чтобы отвязаться от него (к тому же нетерпение меня мучило), я сделал несколько шагов к тому направлению, куда удалился отец; потом прошел переулочек до конца, повернул за угол и остановился. На улице, в сорока шагах от меня, пред раскрытым
окном деревянного домика, спиной ко мне стоял мой отец; он опирался грудью на оконницу, а в домике, до половины скрытая занавеской, сидела женщина в темном платье и разговаривала с отцом; эта женщина была Зинаида.
На выезде главной Никольской улицы, вслед за маленькими
деревянными домиками, в
окнах которых виднелись иногда цветы и детские головки, вдруг показывался, неприятно поражая, огромный серый острог с своей высокой стеной и железной крышей. Все в нем, по-видимому, обстояло благополучно: ружья караула были в козлах, и у пестрой будки стоял посиневший от холода солдат. Наступили сумерки. По всему зданию то тут, то там замелькали огоньки.
— Ну, так садитесь! — произнес математик, подвигая одной рукой увесистый стул, а другой доставая с
окна деревянную кружку с квасом, которую и выпил одним приемом до дна.
Церковь его была
деревянная, с узенькими
окнами, стекла которых проржавели от времени и покрылись радужными отливами.
И вот юнкера едут по очень широкой улице. Александрову почему-то вспоминается давнишняя родная Пенза. Направо и налево
деревянные дома об одном, реже о двух окошках. Кое-где в
окнах слабые цветные огоньки, что горят перед иконами. Лают собаки. Фотоген идет все тише и тише, отпрукивая тонким учтивым голоском лошадей.