Неточные совпадения
Он рассматривал потемневшее полотно и несколько раз тяжело вздохнул: никогда еще ему не было так жаль матери, как именно теперь, и никогда он так не желал ее видеть, как в настоящую минуту. На душе было так хорошо, в голове было столько мыслей, но с кем
поделиться ими, кому открыть душу! Привалов чувствовал всем существом
своим, что его
жизнь осветилась каким-то новым светом, что-то, что его мучило и давило еще так недавно, как-то отпало само собой, и будущее было так ясно, так хорошо.
Говорил он о многом, казалось, хотел бы все сказать, все высказать еще раз, пред смертною минутой, изо всего недосказанного в
жизни, и не поучения лишь одного ради, а как бы жаждая
поделиться радостью и восторгом
своим со всеми и вся, излиться еще раз в
жизни сердцем
своим…
Старик, о котором идет речь, был существо простое, доброе и преданное за всякую ласку, которых, вероятно, ему не много доставалось в
жизни. Он делал кампанию 1812 года, грудь его была покрыта медалями, срок
свой он выслужил и остался по доброй воле, не зная, куда
деться.
Заветная мечта Галактиона исполнялась. У него были деньги для начала дела, а там уже все пойдет само собой. Ему ужасно хотелось
поделиться с кем-нибудь
своею радостью, и такого человека не было. По вечерам жена была пьяна, и он старался уходить из дому. Сейчас он шагал по
своему кабинету и молча переживал охватившее его радостное чувство. Да, целых четыре года работы, чтобы получить простой кредит. Но это было все, самый решительный шаг в его
жизни.
— Да, ты понимаешь меня. Вспомни твои слова, вспомни, что ты мне писала. Я не могу
делиться с другим, нет, нет, я не могу согласиться на жалкую роль тайного любовника, я не одну мою
жизнь, я и другую
жизнь бросил к твоим ногам, я от всего отказался, я все разбил в прах, без сожаления и без возврата, но зато я верю, я твердо убежден, что и ты сдержишь
свое обещание и соединишь навсегда твою участь с моею…
Содержание его было радостно и наивно. Девушка
делилась своими впечатлениями. Это было время, когда в Саратовской губернии расселилась по большим селам и глухим деревням группа интеллигентной молодежи в качестве учителей, писарей, кузнецов… Были сочувствующие из земства и даже священники. Девушка встретилась с некоторыми членами кружка в Саратове, и ей казалось, что на Волге зарождается новая
жизнь…
Подбирают речи блаженных монахов, прорицания отшельников и схимников,
делятся ими друг с другом, как дети черепками битой посуды в играх
своих. Наконец, вижу не людей, а обломки
жизни разрушенной, — грязная пыль человеческая носится по земле, и сметает её разными ветрами к папертям церквей.
Никита (поднимается и садится на соломе). Эх, увидал я ее, еще тошней стало. Только и было
жизни, что с нею. Ни за что про что загубил
свой век; погубил я
свою голову! (Ложится.) Куда
денусь? Ах! Расступись, мать сыра земля!
Ему нужен учитель — такой учитель, чтобы всем превосходил его: и умом, и знанием, и кротостью, и любовью, и притом был бы святой
жизни, радовался бы радостям учеников, горевал бы о горе их, болел бы сердцем обо всякой их беде, готов бы был положить душу за последнюю овцу стада, был бы немощен с немощными, не помышлял бы о стяжаниях, а напротив, сам бы
делился своим добром, как
делились им отцы первенствующей церкви…
— Тебе-то, Дунюшка, от перемены в
жизни тяготы не будет, — сказал, улыбаясь, Патап Максимыч. — Да что ж ты все молчишь, что не
поделишься со мной
своей радостью? Можно, что ли, поздравить тебя с женихом?..
— А лица такие неприятные, глаза бегают… Но что было делать? Откажешь, а их расстреляют! Всю
жизнь потом никуда не
денешься от совести… Провела я их в комнату, — вдруг в дом комендант, матрос этот, Сычев, с ним еще матросы. «Офицеров прятать?» Обругал, избил по щекам, арестовали. Вторую неделю сижу. И недавно, когда на допрос водили, заметила я на дворе одного из тех двух. Ходит на свободе, как будто
свой здесь человек.
Приставленные к ним слуги обоего пола, наблюдали за их воспитанием лишь в смысле питания, а потому девочка и мальчик поневоле только друг с другом
делились своей начинавшей пробуждаться духовной
жизнью. Это не преувеличение, ушиб одного из детей отзывался на другом, как ни странно, чисто физической болью. Такая близость с детского возраста была, конечно, только инстинктивна, и много лет доставляла им лишь нравственное удовлетворение.