Неточные совпадения
А вот тот, душечка, что, вы видите, держит в руках
секиру и другие инструменты, — то палач, и он будет казнить.
— При входе в царский павильон государя встретили гридни, знаете — эдакие русские лепообразные отроки в белых кафтанах с серебром, в белых, высоких шапках, с
секирами в руках; говорят, — это древний литератор Дмитрий Григорович придумал их.
Секира,
Упав поутру, загремит
По всей Украйне.
Трудно вливаться в эти величавые формы, как трудно надевать их латы, поднимать мечи,
секиры!
— А вот такие сумасшедшие в ярости и пишут, когда от ревности да от злобы ослепнут и оглохнут, а кровь в яд-мышьяк обратится… А ты еще не знал про него, каков он есть! Вот его и прихлопнут теперь за это, так что только мокренько будет. Сам под
секиру лезет! Да лучше поди ночью на Николаевскую дорогу, положи голову на рельсы, вот и оттяпали бы ее ему, коли тяжело стало носить! Тебя-то что дернуло говорить ему! Тебя-то что дергало его дразнить? Похвалиться вздумал?
Но тотчас, по изгнании врага, на ее месте явилась новая, серенькая с белыми колонками дорического ордена, и Юрко стал опять расхаживать около нее с
секирой и в броне сермяжной.
И, звеня
секирами на славу,
Двери новгородские открыл,
И расшиб он славу Ярославу,
И с Дудуток через лес-дубраву
До Немиги волком проскочил.
Князь тихо на череп коня наступил
И молвил: «Спи, друг одинокий!
Твой старый хозяин тебя пережил:
На тризне, уже недалекой,
Не ты под
секирой ковыль обагришь
И жаркою кровью мой прах напоишь!
«Какой у вас Петр Федорыч? — писал им отписку келарь Пафнутий. — Царь Петр III помре божиею милостью уже тому время дванадесять лет… А вы, воры и разбойники, поднимаете дерзновенную руку против ее императорского величества и наследия преподобного Прокопия, иже о Христе юродивого. Сгинете, проклятые нечестивцы, яко смрад, а мы вас не боимся. В остервенении злобы и огнепальной ярости забыли вы, всескверные, страх божий, а
секира уже лежит у корня смоковницы… Тако будет, яко во дни нечестивого Ахава. Буди…»
Она благодетельными законами [Указы 1763 г., Июля 22 и 1764, Марта 11.] привлекла трудолюбивых иностранцев в Россию, и звук
секиры раздался в диких лесах; пустыни оживились людьми и селениями; плуг углубился в свежую землю, и Природа украсилась плодами трудов человеческих.
(Прим. автора)] с серебряными
секирами.
Старосты пяти концов новогородских стали пред ним с
секирами, и тысячские, громогласно объявив собрание войска, на лобном месте записывали имена граждан для всякой тысячи.
Посадник стал на колена и вручил князю серебряные ключи от врат Московских — тысячские преломили жезлы свои, и старосты пяти концов новогородских положили
секиры к ногам Иоанновым.
Там, на эшафоте, лежала
секира.
— Сии любопытные приведены были в ужас другим зрелищем: они видели множество пламенников [Пламенники — факелы.] на Великой площади, слышали стук
секир — и высокий эшафот явился пред домом Ярослава.
И кровь с тех пор рекою потекла,
И загремела жадная
секира…
И ты, поэт, высокого чела
Не уберег! Твоя живая лира
Напрасно по вселенной разнесла
Всё, всё, что ты считал своей душою —
Слова, мечты с надеждой и тоскою…
Напрасно!.. Ты прошел кровавый путь,
Не отомстив, и творческую грудь
Ни стих язвительный, ни смех холодный
Не посетил — и ты погиб бесплодно…
Этого голоса не сковали темницы, не казнили
секиры, не растерзали тигры.
— Ах, боже мой, боже ж мой, — растерянно причитал Грицко. — Вот только, только — и часу не будет… Сам пришел под хату к Кузьме Борийчуку, вызвал Кузьму и каже: «Вяжите меня, бо я свою жинку забил геть до смерти!.,
секирой…» Я и Ониську бачил, тату… Ку-у-да!.. Вже и не дышит… Мозги вывалились… Люди говорят, что он фершала с ней застал…
— Сухая смоковница, которую нужно порубить
секирою, — ведь это я, это обо мне он сказал. Почему же он не рубит? он не смеет, Фома. Я его знаю: он боится Иуды! Он прячется от смелого, сильного, прекрасного Иуды! Он любит глупых, предателей, лжецов. Ты лжец, Фома, ты слыхал об этом?
Но только утренней порфирой
Аврора вечная блеснет,
Клянусь — под смертною
секиройГлава счастливцев отпадет.>...
Пошел в праздник Аггей в церковь. Пришел он туда с женою своею в пышных одеждах: мантии на них были златотканые, пояса с дорогими каменьями, а над ними несли парчовый балдахин. И впереди их и сзади шли воины с мечами и
секирами и довели их до царского места, откуда им слушать службу. Вокруг них стали начальники да чиновники. И слушал Аггей службу и думал по-своему, как ему казалось, верно или неверно говорится в Святом Писании.
И видит Аггей: идут его воины-телохранители с
секирами и мечами, и начальники, и чиновники в праздничных одеждах. И идут под балдахином парчовым правитель с правительницей: одежды на них золототканые, пояса дорогими каменьями украшенные. И взглянул Аггей в лицо правителю и ужаснулся: открыл ему Господь глаза, и узнал он ангела Божия. И бежал Аггей в ужасе из города.
За ними появляется взвод разноцветной иностранной гвардии со знаменем, булавой, пиками,
секирами и щитами.
О варвар! кто из нас, владелец русской лиры,
Не проклинал твоей губительной
секиры?
Власти как таковой неизменно присущ известный религиозный или мистический ореол, который позлащает не только корону наследственного монарха, но и дикторскую
секиру республиканского консула.
Восходит к смерти Людови́к
В виду безмолвного потомства,
Главой развенчанной приник
К кровавой плахе Вероломства.
Молчит Закон — народ молчит,
Падёт преступная
секира…
И се — злодейская порфира
На галлах скованных лежит.
А я тотчас же сообразил, что мне легче будет управиться с одним человеком, который притом показался мне слабым, чем с несколькими за ним следующими, и потому я поскорее примкнул заставицу и задвинул крепкий засов, а потом взял в руки
секиру и стал прислушиваться.
Я твердо решился ударить
секирою всякого, кто бы ни показался в мое жилище, а в то же время не сводил глаз с того пришельца, которого отшвырнул от себя в угол.
Едва не на смертном одре, под
секирою грозного владыки, которая, того и гляди, готова упасть на его голову, он и тут, образумившись от первого, нежданного удара, кажется так спокоен, как будто после трудного дня пришел отдохнуть под гостеприимный кров.
Ничком и навзничь лежавшие тела убитых, поднятые булавы и
секиры на новые жертвы, толпа обезумевших палачей, мчавшихся кто без шапки, кто нараспашку, с засученными рукавами, обрызганными кровью руками, которая капала с них, — все это представляло поразительную картину.
Едет наконец бирюч; в обнаженной по локоть руке
секира. Перед этим знаком расступается народ на широкую улицу.
— Ошиблись, господин! вы вместо
секиры привесили благородный меч, — сказал Волынской горячась.
Может ли статься, чтобы тот, кто избран был на двадцать пятом году жизни от лифляндского дворянства депутатом к хитрому Карлу Одиннадцатому и умел ускользнуть от
секиры палача, на него занесенной; чтобы вельможа Августа, обманувший его своими мечтательными обещаниями; возможно ли, спрашиваю тебя самого, чтобы генерал-кригскомиссар войска московитского и любимец Петра добровольно отдался, в простоте сердца и ума, в руки жесточайших своих врагов, когда ничто его к тому не понуждает?
Он знал, что этот гордый лифляндец, унеся из-под
секиры палача руку и буйную голову свою, служит тою и другою опаснейшему его неприятелю, — и поклялся в лице его унизить лифляндских дворян его партии и отмстить ему, хотя бы ценою славы собственной.
Вдоль дороги, по которой надо было идти царям, тянулись с обеих сторон, будто по шнуру, ряды стрельцов с их блестящими
секирами.
— Но где же сыновья мои? — воскликнула она. — Один под черным рубищем муромского монаха, быть может, скитается без приюта и испрашивает милостыню на насущное пропитание; другой, — жалованный боярин мой, — под
секирой московского палача встретил смертный час! Это ли милость великокняжеская!
Кто знает, может статься, он грозно смотрел в очи палачу, когда тот поднимал на него
секиру!
Секира, лежавшая у корня, должна быть поднята, и древу нечестия пришло время пасть.
Порог этого храма переступает Бирон, поставив у входа его
секиру.
Слова Ивана Васильевича были как
секира, поднятая над головой.
Шум, ропот, визг, вопли убиваемых, заздравные окрики, гик, смех и стон умирающих — все слилось вместе в одну страшную какофонию. Ничком и навзничь лежавшие тела убитых, поднятые булавы и
секиры на новые жертвы, толпа обезумевших палачей, мчавшихся: кто без шапки, кто нараспашку с засученными рукавами, обрызганными кровью руками, которая капала с них, — все это представляло поразительную картину.
Вооруженные длинными ножами и
секирами, они рыскали по городу, искали намеченных жертв, убивали их среди бела дня и народа по десяти и даже по двадцати человек в день.
Не оправдываю нигде жестокостей; но если они в землях просвещенных не дают отдыхать окровавленной
секире, так извинительней в Московии…
Два копейщика с
секирами в руках охраняли двери, около которых на дворе и на площади, как мы уже видели, толпилось громадное количество народа.
К тому ж я связал временщику руки, готовые поднять
секиру: я надул ему в уши, чрез кого надо, что в Петербурге на мази, именно против него, возмущение за расстрижение монахов и монахинь, [Вследствие подтверждения указа Петра I от 28-го января 1723 года.
Пляшите, господа, под его дудочку, вертитесь кубарем под его кнутик; лобызайте
секиру, омытую кровью ваших братьев, деритесь в драку за пригоршни золота и разнокалиберных игрушек, которые бросает он вам из окон своих высоких палат…
— Но где же сыновья мои? — воскликнула она. — Один под черным рубищем муромского монаха, быть может, скитается без приюта и испрашивает милостыню на насущное пропитание; другой, — жалованный боярин твой, — под
секирой московского палача встретил смертный час! Это ли милость великокняжеская!
Увидев великого князя, они схватились за свои
секиры, стали по местам и, скинув шапки, низко поклонились.
— Отжените от себя дух суемудрия и гордыни, всячески припадайте к Светодавцу, бдите и молитеся да не внидем в напасть;
секира болежит при корени, и всяко древо, не приносящее плода доброго, посекается и в огнь вметается.
Как часто их серпы златую ниву жали
И плуг их побеждал упорные поля!
Как часто их
секир дубравы трепетали
И по́том их лица кропилася земля!