Неточные совпадения
Квартира дяди Хрисанфа была заперта, на двери в кухню тоже висел
замок. Макаров потрогал его, снял фуражку и вытер вспотевший лоб. Он, должно быть, понял запертую квартиру как признак чего-то дурного; когда вышли из темных сеней на
двор, Клим увидал, что лицо Макарова осунулось, побледнело.
Нет, Безбедов не мешал, он почему-то приуныл, стал молчаливее, реже попадал на глаза и не так часто гонял голубей. Блинов снова загнал две пары его птиц, а недавно, темной ночью, кто-то забрался из сада на крышу с целью выкрасть голубей и сломал
замок голубятни. Это привело Безбедова в состояние мрачной ярости; утром он бегал по
двору в ночном белье, несмотря на холод, неистово ругал дворника, прогнал горничную, а затем пришел к Самгину пить кофе и, желтый от злобы, заявил...
Дорогой адмирал послал сказать начальнику города, что он желает видеть его у себя и удивляется, что тот не хочет показаться. Велено прибавить, что мы пойдем сами в
замок видеть их
двор. Это очень подействовало. Чиновник, или секретарь начальника, отвечал, что если мы имеем сказать что-нибудь важное, так он, пожалуй, и приедет.
Но сад был на ночь запираем со
двора на
замок, попасть же в него, кроме этого входа, нельзя было, потому что кругом всего сада шел крепкий и высокий забор.
Вдвоем они осмотрели стойла, ясли,
замок на двери, перерыли сено, солому, перешли потом на
двор; Чертопханов указал жиду следы копыт у плетня — и вдруг ударил себя по ляжкам.
Уже мелькнули пан Данило и его верный хлопец на выдавшемся берегу. Вот уже их и не видно. Непробудный лес, окружавший
замок, спрятал их. Верхнее окошко тихо засветилось. Внизу стоят козаки и думают, как бы влезть им. Ни ворот, ни дверей не видно. Со
двора, верно, есть ход; но как войти туда? Издали слышно, как гремят цепи и бегают собаки.
Гайдамаки сделали набег, резали панов, жидов и ксендзов, жгли панские
дворы и
замки.
Таков был план, который начертил Петенька и из которого должен был выйти настоящий chateau, [
замок (франц.)] а не какая-нибудь мурья, в окна которой беспрестанно врываются гнусные запахи со скотных
дворов и из застольных и в которой не мыслимо никакое другое развлечение, кроме мрачного истребления ерофеича.
По крайней мере, когда вдруг начинал греметь
замок на дверях из сеней на
двор, было уже поздно прятаться, тушить свечи и улегаться на нары.
В ожидании же результатов этой судорожной деятельности, он делал внезапные вылазки на пожарный
двор, осматривал лавки, в которых продавались съестные припасы, требовал исправного содержания мостовых, пробовал похлебку, изготовляемую в тюремном
замке для арестантов, прекращал чуму, холеру, оспу и сибирскую язву, собирал деньги на учреждение детского приюта, городского театра и публичной библиотеки, предупреждал и пресекал бунты и в особенности выказывал страстные порывы при взыскании недоимок.
Косяков уже шагал по
двору. Ночь была светлая, и Косяков боязливо оглядывался в сторону дома, точно боялся какой засады. Вот и знакомый старый ларь. Сняв осторожно
замок и накладку, Косяков еще раз оглянулся кругом и по пояс опустился в глубокий ларь, где долго шарил руками в овсе, прежде чем ущупал заветный узелок. Достав узелок из ларя, Косяков вернулся с ним в Зотушкин флигелек, проверил там деньги и передал Зотушке ту самую жилку, которую когда-то привез Михалко из Полдневской от Маркушки.
Не торопясь, вышла она и заперла за собой тяжелую дверь на висячий
замок, притворила осторожно сени и заглянула на
двор.
Запыленные агенты, в желтых гетрах, соскочили, прицепили цепью с
замком к переплету решетки машину и вошли во
двор.
Он ухватил ее за руку и вывел с воеводского
двора, а потом привел на подворье, толкнул в баню и сам запер на
замок.
Двор был тесный; всюду, наваливаясь друг на друга, торчали вкривь и вкось ветхие службы, на дверях висели — как собачьи головы — большие
замки; с выгоревшего на солнце, вымытого дождями дерева десятками мертвых глаз смотрели сучки. Один угол
двора был до крыш завален бочками из-под сахара, из их круглых пастей торчала солома —
двор был точно яма, куда сбросили обломки отжившего, разрушенного.
Сердито захлопнув ворота за последними добившимися на
двор санями, на которых приехали два купца, он запер
двор на
замок и, повесив ключ под божницею, твердо молвил...
Мы вышли из конторы в ворота, потом прошли небольшой
двор и остановились у запертых ворот другого. Мой провожатый приложил лицо к оконцу в воротах и крикнул дежурного. За воротами послышалось звякание связки ключей, потом калитка отворилась и опять захлопнулась за нами. Теперь трое крепко запертых ворот с тремя огромными висячими
замками отделяли меня от вольного божьего мира.
Теперь мы шли по большому сумрачному
двору, где то и дело встречались полуразвалившиеся постройки — сараи, погреба и конюшни. Когда-то, очень давно, должно быть, он процветал, этот
двор, вместе с
замком моей бабушки, но сейчас слишком наглядная печать запустения лежала на всем. Чем-то могильным, нежилым и угрюмым веяло от этих сырых, заплесневелых стен, от мрачного главного здания, смотревшего на меня единственным, как у циклопа, глазом, вернее, единственным огоньком, мелькавшим в крайнем окне.
Но каково же было мое изумление, когда, после продолжительных переговоров со старым Николаем, ворота
замка распахнулись настежь, и Доуров въехал во
двор.
Восемь солдат проходило через Арматлук. Узнали они, что есть склад вина, дали в зубы охранявшему склад милиционеру-почтальону, прикладами сбили
замок, добыли вина и стали на горке пить. Подпили. Остановили проезжавшую по шоссе порожнюю линейку и велели извозчику-греку катать их. Все восьмеро взвалились на линейку и в сумерках долго носились вскачь по улицам дачного поселка с гиканьем и песнями. А потом стали стрелять в цель по собакам на
дворах. Пьяные заснули в степи за поселком. Грек уехал.
Распаленные гневом и жаждой мщения, они начали со своей стороны дикую расправу над встречными-поперечными: как звери, зарыскали они по
двору и по
замку и рубили сонных служителей.
Господский дом стоял в начале XVIII столетия на том самом месте, где он стоит ныне, именно против развалин
замка, разделенный с ними обширным
двором и обращенный главным фасом в поле, и вообще построен был без большого уважения к архитектуре, по вечно однообразному плану немецких сельских и городских домов.
Доннершварц, празднуя победу над Пропалым и помянув его полной чарой, расхрабрился и выехал на
двор, но когда ропот ужаса при новом нападении русских достиг до него, он совершенно обезумел от страха и кричал, что под
замком есть надежное убежище в подземелье, куда он и советовал ретироваться.
Начался грабеж добычи, а затем попойка победителей, ликовавших весь остаток ночи на
дворе догоравшего
замка.
На пустыре Ананьева не было. Кузьма пошел до улице, посмотрел по сторонам, но нигде не было видно старика. Парень вернулся к избе, запер дверь в привинченные кольца висячим
замком и положил ключ в расщелину одного из бревен — место, уговоренное с Петром Ананьевым, на случай совместного ухода из дому. Почти бегом бросился он затем по улице и, не уменьшая шага, меньше чем через час был уже во
дворе дома Салтыкова.
Распаленные гневом и жаждою мщения, они начали с своей стороны дикую расправу над встречными-поперечными: как звери, зарыскали они по
двору и по
замку и рубили сонных служителей.
Старухи и мальчик, увидев в сумраке что-то двигающееся, от страха почли его за привидение или зверя и что было мочи побежали в противную от
замка сторону. Отчаяние придало Густаву силы, он привстал и, шатаясь, сам не зная, что делает, побрел прямо в
замок. На
дворе все было тихо. Он прошел его, взошел на первую и вторую ступень террасы, с трудом поставил ногу на третью — здесь силы совершенно оставили его, и он покатился вниз…
Вокруг
замка, по склону довольно крутого берега, был раскинут тенистый, очень обширный парк, облегавший
замок со всех сторон, так что, подъезжая к нему ближе, въезжаешь в самый парк и едешь в продолжение четверти часа по широкой шоссированной дороге, ведущей прямо к главному фасаду
замка, выходящему на большой усыпанный песком
двор.
В антракте этого ужасного происшествия сыграли посольский прием. Из посольского
двора вели Поппеля объездом, лучшими улицами, Великою, Варьскою, Красною площадью и главной улицею в городе. Все это убито народом, как подсолнечник семенами. Оставлено только место для проезда посла, его дворян и провожатых. Все окна исписаны живыми лицами, заборы унизаны головами, как в заколдованных
замках людоморов, по кровлям рассыпались люди. Вся Москва с своими концами и посадами прилила к сердцу своему.
Если может быть рай на земле, так Антон испытал его целый месяц в богемском
замке. О! конечно, не променял бы он этого бедного жилища, дикой природы на берегах Эльбы, ласк убогой матери, которой старость мог он успокоить своими трудами и любовью; нет, не променял бы всего этого на великолепные палаты, на старания знатных родителей пристроить его ко
двору императора, на раболепную прислугу многочисленных вассалов, которых он властен был бы травить собаками.
Доннершварц, празднуя победу над Пропалым и помянув его полной чарой, расхрабрился и выехал на
двор, но когда ропот ужаса при новом нападении русских достиг до него, он совершенно обезумел от страха и кричал, что в
замке есть надежное убежище в подземелье, куда он и советовал ретироваться.
Второй петербургской злобой дня был переезд высочайшего
двора во вновь отстроенный Михайловский
замок.
Не чувствуя холода, побежала она через
двор с слабым остатком памяти и начала искать свою комнату, но огонь охватил уже большую часть
замка; хотя она и не нашла ее, но, не страшась пламени, ползла с непомерной силой и ловкостью между рыцарями на стенах.
Не чувствуя холода, побежала она через
двор с слабым остатком памяти и начала искать свою комнату, но огонь охватил уже большую часть
замка; хотя она и не нашла ее, но не страшась пламени, полезла с непомерной силой и ловкостью между рыцарями на стены.
Вход в
замок через трое ворот: Воскресенские, с портиками и колоннами полированного гранита, с украшениями из пудожского камня, ведут в главный
двор; на этот
двор позволялось въезжать лишь членам императорского семейства и посланникам, Рождественские — чугунные со стороны Большой Садовой улицы, и Зачатьевские — с Фонтанки.
Вы помните, конечно,
замок у Белой горы, на берегу Эльбы, хоть и давно расстались с ним. Вот, без малого через три года, как мы побывали там, входим опять на
двор, принадлежащий этому бедному
замку.
Внутри
замка три
двора, в середине главный, в виде восьмиугольника, в Фонтанке — имеющий форму пятиугольника, и на углу к Царицыну лугу — треугольника.
Государыня, великие княгини и первые чины
двора ехали в церемониальных каретах от Зимнего дворца к
замку, между выстроенными полками, при колокольном звоне по всему городу.
Привольно раскинулись и высоко поднялись эти хоромы и могли, по справедливости, быть названными деревенским
замком. Трехэтажные, хотя окна начинались только со второго этажа, они стояли посреди огромного
двора, обнесенного острогом из заостренных толстых бревен: кругом хором по
двору стояли отдельные избы, где жила многочисленная прислуга, составляющая при случае и оборонительную силу.
Фиоравенти простился с своим воспитанником не без горьких слез, проводя его до богемского
замка. Он снарядил его не только всем нужным на путешествие, но и для представления себя в блестящем виде при
дворе московитского государя.
Отзвонили вечерню во святых церквах;
За Кремлем горит заря туманная,
Набегают тучки на небо, —
Гонит их метелица распеваючи;
Опустел широкий гостиный
двор.
Запирает Степан Парамонович
Свою лавочку дверью дубовою
Да
замком немецким со пружиною;
Злого пса-ворчуна зубастого
На железную цепь привязывает,
И пошел он домой, призадумавшись,
К молодой хозяйке за Москву-реку.