Неточные совпадения
Тогда Циммер взмахнул смычком — и та же мелодия грянула по нервам толпы, но на этот раз полным, торжествующим хором. От волнения,
движения облаков и
волн, блеска воды и дали девушка почти не могла уже различать, что движется: она, корабль или лодка — все двигалось, кружилось и опадало.
Молодежь восхищалась его «Историческими
движениями русского народа», не замечая, что книга кончается чуть не апофеозом государства, у подножия которого, как вокруг могучего утеса, бьются бессильные народные
волны.
В лесу слышалась тревожная перекличка мелких птиц, потом вдруг замолкли голоса пернатых, и все живое попряталось и притаилось. В
движении тучи, медленном для неба и быстром для земли, было что-то грозное и неумолимое. Передний край ее был светлее остальных облаков и очень походил на пенистый гребень гигантской
волны, катившейся по небосклону. Облака сталкивались и сливались, потом расходились и зарождались вновь, постоянно меняя свои очертания.
Все ему нравилось в ней: и застенчивая грация просыпавшейся женщины, и несложившаяся окончательно фигура с прорывавшимися детскими
движениями, и полный внутреннего огня взгляд карих глаз, и душистая
волна волос, и то свежее, полное чувство, которое он испытывал в ее присутствии.
И казалось Матвею, что все это живое: и ход корабля, и жалобный гул, и грохот
волны, и
движение океана, и таинственное молчание неба.
Оглядываясь на людей, он видел, что речь принимается внимательно, слышал одобрительный гул и сам поддавался тихой
волне общего
движения, качавшего толпу, сдвигая её всё плотнее и крепче.
Я еще не совсем выспался, когда, пробудясь на рассвете, понял, что «Бегущая по
волнам» больше не стоит у мола. Каюта опускалась и поднималась в медленном темпе крутой
волны. Начало звякать и скрипеть по углам; было то всегда невидимое соотношение вещей, которому обязаны мы бываем ощущением
движения. Шарахающийся плеск вдоль борта, неровное сотрясение, неустойчивость тяжести собственного тела, делающегося то грузнее, то легче, отмечали каждый размах судна.
Пламя свечи сияло; так был резок его блеск, что я снова отвел глаза. Я увидел черные плавники, пересекающие
волну, подобно буям; их хищные
движения вокруг шлюпки, их беспокойное снование взад и вперед отдавало угрозой.
Движение уменьшалось. Толпа расходилась; двери запирались. Из сумерек высоты смотрела на засыпающий город «Бегущая по
волнам», и я простился с ней, как с живой.
Она была на воде, невдалеке, с правой стороны, и ее медленно относило
волной. Она отступала, полуоборотясь ко мне, и, приподняв руку, всматривалась, как если бы уходила от постели уснувшего человека, опасаясь разбудить его неосторожным
движением. Видя, что я смотрю, она кивнула и улыбнулась.
Она была хороша и привлекала надписью: «Бегущая по
волнам», напоминающей легенду, море, корабли; и в самой этой странной надписи было
движение.
Тогда, совершенно изнуренный болезнью, я еле-еле бродил по комнате с болью и слабостью в коленях; при каждом более сильном
движении кровь приливала горячей
волной к голове и застилала мраком все предметы перед моими глазами.
Горы важно задумчивы. С них на пышные зеленоватые гребни
волн упали черные тени и одевают их, как бы желая остановить единственное
движение, заглушить немолчный плеск воды и вздохи пены, — все звуки, которые нарушают тайную тишину, разлитую вокруг вместе с голубым серебром сияния луны, еще скрытой за горными вершинами.
Литвинов едва устоял на ногах, едва не бросился к ней… Но та
волна, которой он отдался, взяла свое… Он вскочил в вагон и, обернувшись, указал Ирине на место возле себя. Она поняла его. Время еще не ушло. Один только шаг, одно
движение, и умчались бы в неведомую даль две навсегда соединенные жизни… Пока она колебалась, раздался громкий свист, и поезд двинулся.
Солнце — в зените, раскаленное синее небо ослепляет, как будто из каждой его точки на землю, на море падает огненно-синий луч, глубоко вонзаясь в камень города и воду. Море блестит, словно шелк, густо расшитый серебром, и, чуть касаясь набережной сонными
движениями зеленоватых теплых
волн, тихо поет мудрую песню об источнике жизни и счастья — солнце.
Чтобы заметить
движение, нужно взглянуть за борт: там от белых бортов отталкивается зеленоватая
волна, морщится и широкими мягкими складками бежит прочь, изгибаясь, сверкая ртутью и сонно журча.
Издали казалось, что по палубам каталась какая-то серая
волна, точно барка делала конвульсивные
движения, чтобы избежать рокового удара.
— Дай бог тебе счастье, если ты веришь им обоим! — отвечала она, и рука ее играла густыми кудрями беспечного юноши; а их лодка скользила неприметно вдоль по реке, оставляя белый змеистый след за собою между темными
волнами; весла, будто крылья черной птицы, махали по обеим сторонам их лодки; они оба сидели рядом, и по веслу было в руке каждого; студеная влага с легким шумом всплескивала, порою озаряясь фосфорическим блеском; и потом уступала, оставляя быстрые круги, которые постепенно исчезали в темноте; — на западе была еще красная черта, граница дня и ночи; зарница, как алмаз, отделялась на синем своде, и свежая роса уж падала на опустелый берег <Суры>; — мирные плаватели, посреди усыпленной природы, не думая о будущем, шутили меж собою; иногда Юрий каким-нибудь
движением заставлял колебаться лодку, чтоб рассердить, испугать свою подругу; но она умела отомстить за это невинное коварство; неприметно гребла в противную сторону, так что все его усилия делались тщетны, и челнок останавливался, вертелся… смех, ласки, детские опасения, всё так отзывалось чистотой души, что если б демон захотел искушать их, то не выбрал бы эту минуту...
Вокруг нас царила та напряжённая тишина, от которой всегда ждёшь чего-то и которая, если б могла продолжаться долго, сводила бы с ума человека своим совершенным покоем и отсутствием звука, этой яркой тени
движения. Тихий шорох
волн не долетал до нас, — мы находились в какой-то яме, поросшей цепкими кустарниками и казавшейся мохнатым зевом окаменевшего животного. Я смотрел на Шакро и думал...
Стоя на самом носу, который то взлетал на пенистые бугры широких
волн, то стремительно падал в гладкие водяные зеленые ямы, Ваня размеренными
движениями рук и спины выбирал из моря перемет. Пять белужонков, попавшихся с самого начала, почти один за другим, уже лежали неподвижно на дне баркаса, но потом ловля пошла хуже: сто или полтораста крючков подряд оказались пустыми, с нетронутой наживкой.
Формалисты довольствуются тем, что выплыли в море, качаются на поверхности его, не плывут никуда, и оканчивают тем, что обхватываются льдом, не замечая того; наружно для них те же стремящиеся прозрачные
волны — но в самом деле это мертвый лед, укравший очертания
движения, живая струя замерла сталактитом, все окоченело.
Все это вело к консерватизму, который, однакоже, не был застоем, а плавным
движением целого океана
волн.
Тихо взбегают
волны на берег, усеянный толпой людей, созидающих каменную преграду их вечному
движению, взбегают и поют свою звучную ласковую песню о прошлом, о всем, что в течение веков видели они на берегах этой земли…
Море спокойно раскинулось до туманного горизонта и тихо плещет своими прозрачными
волнами на берег, полный
движения. Сияя в блеске солнца, оно точно улыбалось добродушной улыбкой Гулливера, сознающего, что, если он захочет, одно
движение — и работа лилипутов исчезнет.
Я взглянул, и на меня пахнуло давно прошедшим. Книга была издания 60-х годов, полуспециального содержания по естествознанию. Она целиком принадлежала тому общественному настроению, когда молодое у нас изучение природы гордо выступало на завоевание мира. Мир остался незавоеванным, но из-под схлынувшей свежей
волны взошло все-таки много побегов. Между прочим,
движение это дало нам немало славных имен. Одно из этих имен — хотя, быть может, и не из первых рядов — стояло на обложке книги.
Он обнял ее и тотчас же почувствовал ее большое, роскошное тело легким, живым, послушным каждому
движению, каждому намеку его рук. Какой-то жаркий, сухой вихрь вдруг налетел и скомкал его волю, рассудок, все его гордые и целомудренные мысли, все, что в нем было человеческого и чистого. Почему-то вдруг, обрывком, вспомнилось ему купанье перед обедом и эти теплые, качающиеся, ненасытные
волны.
Когда я проснулся, то сразу заметил, что кругом что-то изменилось. Микеша торопливо шлепал по воде, таща лямку, старик правил рулем, и лодка, круто забирая
волну, перерезывала широкую курью (залив), направляясь к середине реки. В воздухе посвежело, берега как будто прижмурились, лица ямщиков были озабочены,
движения торопливы.
Этот однообразно-пестрый гул, то падавший, то опять плавно подымавшийся, был похож на
движение больших качающихся
волн.
Ах, Жорж, все вы ничего не понимаете! Разве это — интерпретация музыки? Серпантини сама — воплощение музыки. Она плывет на
волнах звуков, и, кажется, сам плывешь за нею. Неужели тело, его линии, его гармонические
движения — сами по себе не поют так же, как звуки? Тот, кто истинно чувствует музыку, не оскорбляется за нее. У вас отвлеченное отношение к музыке…
Не обращая внимания на то, что холодные
волны ветра, распахнув чекмень, обнажили его волосатую грудь и безжалостно бьют ее, он полулежал в красивой, сильной позе, лицом ко мне, методически потягивал из своей громадной трубки, выпускал изо рта и носа густые клубы дыма и, неподвижно уставив глаза куда-то через мою голову и мертво молчавшую темноту степи, разговаривал со мной, не умолкая и не делая ни одного
движения к защите от резких ударов ветра.
Они с величайшим трудом прокладывали себе дорогу. Иногда
волна людской толпы захлестывала их собою, подхватывала и несла вперед своим собственным невольным
движением, и в такие минуты было легче идти: приходилось только защищать свои бока, но самому продираться было уже не к чему: толпа несла сама собою.
Толпа стояла тихо: в ней улегались
волны и гул последних
движений; она, казалось, напряженно ждала чего-то. Шапки все более и более слетали с голов.
Цепко ухватившись за румпель руля, Лопатин с напряженным вниманием, прерывисто дыша, смотрит перед собой, направляя баркас в разрез
волне. Подавшись всем корпусом вперед, точно этим положением ускорялось
движение шлюпки, он всей фигурой своей и возбужденным лицом с лихорадочно блестевшими глазами олицетворял нетерпение. Он обернулся: корвет уже казался маленьким суденышком, точно от него отделяло необыкновенно большое пространство, а не верста или полторы. Он взглянул на компас и умоляющим голосом произнес...
В это время случилось событие, которое развеселило стрелков на весь день. Оттого ли, что Вихров толкнул трубу, или сам Марунич неосторожным
движением качнул ее, но только труба вдруг повернулась вдоль своей продольной оси и затем покатилась по намывной полосе прибоя, сначала тихо, а потом все скорее и скорее. С грохотом она запрыгала по камням; с того и другого конца ее появились клубы ржавой пыли. Когда труба достигла моря, ее встретила прибойная
волна и обдала брызгами и пеной.
Солдаты начали выносить наши пожитки и размещать их по телегам, кто к которой был расписан. Шум, говор, беготня,
движение — все это при моей больной с похмелья голове представлялось мне как
волны хаоса.
Человек знает, что если его не было прежде, и он появился из ничего и умер, то его, особенного его, никогда больше не будет и быть не может. Человек познает то, что он не умрет, только тогда, когда он познает то, что он никогда не рожался и всегда был, есть и будет. Человек поверит в свое бессмертие только тогда, когда он поймет, что его жизнь не есть
волна, а есть то вечное
движение, которое в этой жизни проявляется только
волною.
Если же бы мы не знали, что лошадь желает себе своего и человек своего блага, что того желает каждая отдельная лошадь в табуне, что того блага себе желает каждая птица, козявка, дерево, трава, мы не видели бы отдельности существ, а не видя отдельности, никогда не могли бы понять ничего живого: и полк кавалеристов, и стадо, и птицы, и несекомыя, и растения — всё бы было как
волны на море, и весь мир сливался бы для нас в одно безразличное
движение, в котором мы никак не могли бы найти жизнь.
Когда он проснулся, ощущения масла на шее и мятного холодка около губ уж не было, но радость по-вчерашнему
волной ходила в груди. Он с восторгом поглядел на оконные рамы, позолоченные восходящим солнцем, и прислушался к
движению, происходившему на улице. У самых окон громко разговаривали. Батарейный командир Рябовича, Лебедецкий, только что догнавший бригаду, очень громко, от непривычки говорить тихо, беседовал со своим фельдфебелем.
Расслабленная природа, казалось, потеряла
движение: едва струились изредка верхи дерев; неохотно переливались
волны зреющей жатвы; медленно текли воды, как будто потоки растопленного хрусталя.
При этом
движении головы темно-русые вьющиеся волосы тяжелой
волною хлынули ей на спину.
Движение народов начинает укладываться в свои берега.
Волны большого
движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье
движения.
Поднимается та же
волна, с той же исходной точки
движения — Парижа.
Куда бы ни направился движущийся корабль, впереди его всегда будет видна струя рассекаемых им
волн. Для людей, находящихся на корабле,
движение этой струи будет единственно заметное
движение.
Историческое море, не направлялось как прежде, порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица не носились как прежде,
волнами от одного бèpeгa к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие
движение масс приказаниями войн, походов, сражений, теперь отражали бурлившее
движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…