Неточные совпадения
Вот стукнула далеко внизу выходная
дверь на
блоке, по коридорам пробежали, толкаясь в углах, тревожные и чуткие отголоски.
В это время выходная
дверь на
блоке хлопнула, и по мосткам застучали частые шаги. Нас нагонял Конахевич, стуча каблуками так энергично, будто каждым ударом мрачный юноша вколачивал кого-то в землю. Глаза Кордецкого сверкнули лукавой искоркой.
Иногда их выкидывали на дорогу, словно мешки, а они снова ломились в
дверь кабака; она хлопала, дребезжала, взвизгивал
блок, начиналась драка, — смотреть на всё это сверху было очень занятно.
Я платил ему за это диким озорством: однажды достал половинку замороженного арбуза, выдолбил ее и привязал на нитке к
блоку двери в полутемных сенях. Когда
дверь открылась — арбуз взъехал вверх, а когда учитель притворил
дверь — арбуз шапкой сел ему прямо на лысину. Сторож отвел меня с запиской учителя домой, и я расплатился за эту шалость своей шкурой.
Повесили наконец и передний занавес. Симонов принялся его опускать и поднимать особенно приделанными бечевками на
блоках. Павел (когда занавес поднимался) входил и выходил со сцены в нарисованные им
двери, отворял и затворял им же нарисованные окна. Зрителей и на это зрелище набралось довольно: жена Симонова, Ванька, двое каких-то уличных мальчишек; все они ахали и дивились.
Он слышал, как Николаев спросил в буфете рюмку коньяку и как он прощался с кем-то. Потом почувствовал мимо себя шаги Николаева. Хлопнула на
блоке дверь. И вдруг через несколько секунд он услышал со двора за своей спиной осторожный шепот...
При старой
двери у меня изнутри замок был, а в этой, как я более на святость ее располагался, замка не приладил, потому что и времени не было, то он ее так и пихает, и все раз от разу смелее, и, наконец, вижу, как будто морда просунулась, но только
дверь размахнулась на
блоке и его как свистнет со всей силы назад…
Я ему мало в ноги от радости не поклонился и думаю: чем мне этою
дверью заставляться да потом ее отставлять, я ее лучше фундаментально прилажу, чтобы она мне всегда была ограждением, и взял и учинил ее на самых надежных плотных петлях, а для безопаски еще к ней самый тяжелый
блок приснастил из булыжного камня, и все это исправил в тишине в один день до вечера и, как пришла ночная пора, лег в свое время и сплю.
Едва бричка остановилась около крылечка с навесом, как в доме послышались радостные голоса — один мужской, другой женский, — завизжала
дверь на
блоке, и около брички в одно мгновение выросла высокая тощая фигура, размахивавшая руками и фалдами.
Вдруг завизжала
дверь на
блоке и задрожал пол от чьих-то шагов.
Дверь на
блоке завизжала, и на пороге показался невысокий молодой еврей, рыжий, с большим птичьим носом и с плешью среди жестких, кудрявых волос; одет он был в короткий, очень поношенный пиджак, с закругленными фалдами и с короткими рукавами, и в короткие триковые брючки, отчего сам казался коротким и кургузым, как ощипанная птица. Это был Соломон, брат Мойсея Мойсеича. Он молча, не здороваясь, а только как-то странно улыбаясь, подошел к бричке.
Дядя заставил Евсея проститься с хозяевами и повёл его в город. Евсей смотрел на всё совиными глазами и жался к дяде. Хлопали
двери магазинов, визжали
блоки; треск пролёток и тяжёлый грохот телег, крики торговцев, шарканье и топот ног — все эти звуки сцепились вместе, спутались в душное, пыльное облако. Люди шли быстро, точно боялись опоздать куда-то, перебегали через улицу под мордами лошадей. Неугомонная суета утомляла глаза, мальчик порою закрывал их, спотыкался и говорил дяде...
Из подвального этажа, где была кухня, в открытое окно слышно было, как там спешили, как стучали ножами, как хлопали
дверью на
блоке; пахло жареной индейкой и маринованными вишнями.
— У меня в епархии не одна такая деревенька, — говорил доктор, отворяя тяжелую
дверь с визжащим
блоком и пропуская меня вперед. — Среди бела дня взглянешь на такую улицу — конца не видать, а тут еще переулки, и только затылок почешешь. Трудно что-нибудь сделать.
Но эти приятные ожидания были обмануты. Когда за Прохором завизжала и хлопнула
дверь с
блоком, — в трактире было еще не прибрано и пусто. Два заспанных парня убирали грязные столы и спрыскивали пол. В хозяйской комнате чирикала канарейка. Сама хозяйка возилась за прилавком вместо мужа, а духовный дворник уже сидел у окна за столиком и опохмелялся.
В воздухе ясно почувствовалась утренняя свежесть. На березках и кустах сверкали капли невысохшей росы. Было тихо, только
блок трактира то и дело приятно взвизгивал, после чего стучала
дверь. Это движение шло мимо Прошки, и это приводило его в чрезвычайно мрачное настроение.
Вдруг рядом, в казарме пятой роты, быстро раскрывается наружу входная
дверь, и дверной
блок пронзительно взвизгивает на весь двор. На секунду в слабом свете распахнутой
двери мелькает фигура солдата в шинели и в шапке. Но
дверь тотчас же захлопнулась, увлекаемая снова взвизгнувшим
блоком, и в темноте нельзя даже определить ее места. Вышедший из казармы солдат стоит на крыльце; слышно, как он крякает от свежего воздуха и сильно потирает руками одна о другую.
Вытирая вспотевшее лицо красным дырявым платком, он часто оглядывался на
дверь, которая то и дело хлопала на
блоке и дребезжала своими стеклами, впуская, вместе с новыми гостями, стремительные клубы белого морозного пара.
Чрез минуту внизу засвистел
блок и щелкнула
дверь, а когда Горданов снова подошел к окну, то мальчик в серой шляпе и черной шинели перешел уже через улицу и, зайдя за угол, обернулся, погрозил пальцем и скрылся.
Дверь на
блоке все хлопала, одни входили, другие выходили.
Приехали в Нижнее Городище. Около трактира, на унавоженной земле, под которой был еще снег, стояли подводы: везли большие бутыли с купоросным маслом. В трактире было много народа, всё извозчики, и пахло тут водкой, табаком и овчиной. Шел громкий разговор, хлопали
дверью на
блоке. За стеной в лавочке, не умолкая ни на минуту, играли на гармонике. Марья Васильевна сидела и пила чай, а за соседним столом мужики, распаренные чаем и трактирной духотой, пили водку и пиво.
Маленький мужик, слегка пошатываясь, подошел к Марья Васильевне и подал ей руку; глядя на него, и другие тоже подали руку на прощанье и вышли один за другим, и
дверь на
блоке провизжала и хлопнула девять раз.
Длинный двор кончился, и Борис вошел в темные сени. Заскрипела
дверь на
блоке, пахнуло кухней и самоварным дымом, послышались резкие голоса. Проходя из сеней через кухню, Борис видел только темный дым, веревку с развешанным бельем и самоварную трубу, сквозь щели которой сыпались золотые искры.
Ужасный запах и чад обдали меня. Где-то, в коридорчике, мелькал ночничок.
Дверь на
блоке отворилась тяжело, и мы перешагнули в жаркую, полуосвещенную переднюю.
С этим полковник кивнул нам головою и пошел к выходу, а мы все, сколько нас было, наполнили номер ротмистра прежде, чем внизу прогремел
блок выходной
двери, затворившейся за нашим командиром.
Опять завизжал дверной
блок. Послышался шум ворвавшегося ветра. Кто-то, вероятно, хромой мальчик, подбежал к
двери, которая вела в «проезжающую», почтительно кашлянул и тронул щеколду.
Усилия мальчишек увенчались успехом, и будущий миллионер, или как называл его буфетчик «живой покойник» был вытолкнут за
дверь заведения, со скрипом и грохотом тяжелого
блока затворившуюся за ним.
Но мужчина не двигался. Девочка сердито сдвинула брови, легла и поджала ноги. За
дверью в трактире кто-то громко и протяжно зевнул. Вскоре вслед за этим послышался визг дверного
блока и неясные голоса. Кто-то вошел и, стряхивая с себя снег, глухо затопал валяными сапогами.
В самый день Крещения, 6 января, часу в седьмом вечера, из одного из грязных трактиров на Сенной площади вышел человек, одетый в почти новый дубленый полушубок и сдвинутую на самые глаза мерлушечью шапку, остановился на минуту в
дверях трактира,
блок которых еще продолжал издавать резкий скрип, как бы в нерешительности, куда ему идти, и пошел, видимо, наудачу, вправо, как-то крадучись и озираясь по сторонам.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала
дверь на
блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками, спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в
дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.