Неточные совпадения
Марья Ивановна предчувствовала решение нашей судьбы; сердце ее сильно билось и замирало. Чрез несколько минут карета остановилась у
дворца. Марья Ивановна с трепетом пошла по лестнице.
Двери перед нею отворились настежь. Она прошла длинный ряд пустых, великолепных комнат; камер-лакей указывал дорогу. Наконец, подошед к запертым
дверям, он объявил, что сейчас об ней доложит, и оставил ее одну.
Пред ним, одна за другой, мелькали, точно падая куда-то, полузабытые картины: полиция загоняет московских студентов в манеж, мужики и бабы срывают замок с
двери хлебного «магазина», вот поднимают колокол на колокольню; криками ура встречают голубовато-серого царя тысячи обывателей Москвы, так же встречают его в Нижнем Новгороде, тысяча людей всех сословий стоит на коленях пред Зимним
дворцом, поет «Боже, царя храни», кричит ура.
Клим Иванович Самгин поставил себя в непрерывный поток людей, втекавший в
двери, и быстро поплыл вместе с ним внутрь
дворца, в гулкий шум сотен голосов, двигался и ловил глазами наиболее приметные фигуры, лица, наиболее интересные слова.
Человек в перчатках разорвал правую, резким движением вынул платок, вытер мокрое лицо и, пробираясь к
дверям во
дворец, полез на людей, как слепой. Он толкнул Самгина плечом, но не извинился, лицо у него костистое, в темной бородке, он глубоко закусил нижнюю губу, а верхняя вздернулась, обнажив неровные, крупные зубы.
Самгин видел, как разломились
двери на балконе
дворца, блеснул лед стекол, и из них явилась знакомая фигурка царя под руку с высокой, белой дамой.
Она могла залюбоваться фронтоном, запертой глухой
дверью среди жасминной заросли; мостом, где башни и арки отмечены над быстрой водой глухими углами теней; могла она тщательно оценить
дворец и подметить стиль в хижине.
— Эхма! — говорил сапожник. — Скоро лопнет лукошко, рассыплются грибы. Поползём мы, жители, кто куда… Будем искать себе щёлочек по другим местам!.. Найдём и жить по-другому будем… Всё другое заведётся: и окна, и
двери, и даже клопы другие будут нас кусать!.. Скорее бы! А то надоел мне этот
дворец…
Дверь во
дворце с колонной верандой была открыта настежь, и в нем было совершенно пусто. Агенты прошли даже в мезонин, стучали и открывали все
двери, но ничего решительно не добились, и через вымершее крыльцо они вновь вышли во двор.
Сеньор! Сеньор!
Дворец ваш окружают
Со всех сторон святые familiares![21]
Весь двор уж полон стражи; все ворота,
Все
двери ими заняты! Сейчас
Арестовать придет вас их начальник!
За кедровые бревна с Ливана, за кипарисные и оливковые доски, за дерево певговое, ситтим и фарсис, за обтесанные и отполированные громадные дорогие камни, за пурпур, багряницу и виссон, шитый золотом, за голубые шерстяные материи, за слоновую кость и красные бараньи кожи, за железо, оникс и множество мрамора, за драгоценные камни, за золотые цепи, венцы, шнурки, щипцы, сетки, лотки, лампады, цветы и светильники, золотые петли к
дверям и золотые гвозди, весом в шестьдесят сиклей каждый, за златокованые чаши и блюда, за резные и мозаичные орнаменты, залитые и иссеченные в камне изображения львов, херувимов, волов, пальм и ананасов — подарил Соломон Тирскому царю Хираму, соименнику зодчего, двадцать городов и селений в земле Галилейской, и Хирам нашел этот подарок ничтожным, — с такой неслыханной роскошью были выстроены храм Господень и
дворец Соломонов и малый
дворец в Милло для жены царя, красавицы Астис, дочери египетского фараона Суссакима.
— Ноги о половичок вытирайте, — сказал Иона, и лицо у него стало суровое и торжественное, как всегда, когда он входил во
дворец. Дуньке шепнул: «Посматривай, Дунь…» — и отпер тяжелым ключом стеклянную
дверь с террасы. Белые боги на балюстраде приветливо посмотрели на гостей.
Мои секретари, а их теперь работает целых шесть человек, едва успевают справляться со всей этой массой слезливой бумаги и бешено говорливых людей, стерегущих каждую
дверь Моего
дворца.
Двери балкона во
дворце были раскрыты настежь и каким-то многообещающим казался народу их широкий просвет.
Накануне, когда Суворов приехал в Зимний
дворец из Стрельни, граф Зубов встретил его не в полной форме, а в обыкновенном ежедневном костюме, что было принято за неуважение и пренебрежение. Теперь Александр Васильевич ему отплатил, приняв временщика в
дверях своей спальни, в одном ночном белье.
Они подошли к
дверям второй залы, и Суворов откланялся, а вскоре и уехал из
дворца.
В четвертом часу дня отворилась
дверь из спальни в приемную, где собрались высшие сановники и придворные. Все знали, что это значило. Вышел старший сенатор, князь Николай Юрьевич Трубецкой, и объявил, что императрица Елизавета Петровна скончалась и государствует его величество император Петр III. Ответом были рыдания и стоны на весь
дворец.
Они расстались было, но опять воротились друг к другу. Еще один длинный, томительный поцелуй… он проводил ее до
дворца. Еще один… губы ее были холодны, как лед; она шаталась…
Дверь отворилась,
дверь вечности… Мариорица едва имела силы махнуть ему рукой… и исчезла.
Любовники остановились у
дверей ледяного дома. Чудное это здание, уж заброшенное, кое-где распадалось; стража не охраняла его;
двери сломанные лежали грудою. Ветер, проникая в разбитые окна, нашептывал какую-то волшебную таинственность. Будто духи овладели этим ледяным
дворцом. Два ряда елей с ветвями, густо опушенными инеем, казались рыцарями в панцирях матового серебра, с пышным страусовым панашом на головах.