Неточные совпадения
Всю
ночь над ним сидела я,
Я пастушка любезного
До солнца подняла,
Сама обула в лапотки,
Перекрестила; шапочку,
Рожок и кнут
дала.
В одну из
ночей кавалеры и
дамы глуповские, по обыкновению, собрались в упраздненный дом инвалидной команды.
— Я устал? Никогда еще не уставал.
Давайте не спать всю
ночь! Пойдемте гулять.
— Нет, я всегда хожу одна, и никогда со мной ничего не бывает, — сказала она, взяв шляпу. И, поцеловав ещё раз Кити и так и не сказав, что было важно, бодрым шагом, с нотами под мышкой, скрылась в полутьме летней
ночи, унося с собой свою тайну о том, что важно и что
даёт ей это завидное спокойствие и достоинство.
— Ну, уж вы нам задали вчера, — сказал один из пришедших, — всю
ночь не
давали спать.
Она знала все подробности его жизни. Он хотел сказать, что не спал всю
ночь и заснул, но, глядя на ее взволнованное и счастливое лицо, ему совестно стало. И он сказал, что ему надо было ехать
дать отчет об отъезде принца.
Впрочем, я не спал всю
ночь, и я не могу
дать себе ясного отчета, — сказал он себе.
Ответа не было, кроме того общего ответа, который
дает жизнь на все самые сложные и неразрешимые вопросы. Ответ этот: надо жить потребностями дня, то есть забыться. Забыться сном уже нельзя, по крайней мере, до
ночи, нельзя уже вернуться к той музыке, которую пели графинчики-женщины; стало быть, надо забыться сном жизни.
— Да так. Я
дал себе заклятье. Когда я был еще подпоручиком, раз, знаете, мы подгуляли между собой, а
ночью сделалась тревога; вот мы и вышли перед фрунт навеселе, да уж и досталось нам, как Алексей Петрович узнал: не
дай господи, как он рассердился! чуть-чуть не отдал под суд. Оно и точно: другой раз целый год живешь, никого не видишь, да как тут еще водка — пропадший человек!
Раз, для смеха, Григорий Александрович обещался ему
дать червонец, коли он ему украдет лучшего козла из отцовского стада; и что ж вы думаете? на другую же
ночь притащил его за рога.
Слезши с лошадей,
дамы вошли к княгине; я был взволнован и поскакал в горы развеять мысли, толпившиеся в голове моей. Росистый вечер дышал упоительной прохладой. Луна подымалась из-за темных вершин. Каждый шаг моей некованой лошади глухо раздавался в молчании ущелий; у водопада я напоил коня, жадно вдохнул в себя раза два свежий воздух южной
ночи и пустился в обратный путь. Я ехал через слободку. Огни начинали угасать в окнах; часовые на валу крепости и казаки на окрестных пикетах протяжно перекликались…
Ночью она начала бредить; голова ее горела, по всему телу иногда пробегала дрожь лихорадки; она говорила несвязные речи об отце, брате: ей хотелось в горы, домой… Потом она также говорила о Печорине,
давала ему разные нежные названия или упрекала его в том, что он разлюбил свою джанечку…
Он спешил не потому, что боялся опоздать, — опоздать он не боялся, ибо председатель был человек знакомый и мог продлить и укоротить по его желанию присутствие, подобно древнему Зевесу Гомера, длившему дни и насылавшему быстрые
ночи, когда нужно было прекратить брань любезных ему героев или
дать им средство додраться, но он сам в себе чувствовал желание скорее как можно привести дела к концу; до тех пор ему казалось все неспокойно и неловко; все-таки приходила мысль: что души не совсем настоящие и что в подобных случаях такую обузу всегда нужно поскорее с плеч.
Вот время: добрые ленивцы,
Эпикурейцы-мудрецы,
Вы, равнодушные счастливцы,
Вы, школы Левшина птенцы,
Вы, деревенские Приамы,
И вы, чувствительные
дамы,
Весна в деревню вас зовет,
Пора тепла, цветов, работ,
Пора гуляний вдохновенных
И соблазнительных
ночей.
В поля, друзья! скорей, скорей,
В каретах, тяжко нагруженных,
На долгих иль на почтовых
Тянитесь из застав градских.
В эту самую минуту Амалия Ивановна, уже окончательно обиженная тем, что во всем разговоре она не принимала ни малейшего участия и что ее даже совсем не слушают, вдруг рискнула на последнюю попытку и с потаенною тоской осмелилась сообщить Катерине Ивановне одно чрезвычайно дельное и глубокомысленное замечание о том, что в будущем пансионе надо обращать особенное внимание на чистое белье девиц (ди веше) и что «непременно должен буль одна такая хороши
дам (ди
даме), чтоб карашо про белье смотрель», и второе, «чтоб все молоды девиц тихонько по
ночам никакой роман не читаль».
— Но я пойду к здешней хозяйке, — настаивала Пульхерия Александровна, — я умолю ее, чтоб она
дала мне и Дуне угол на эту
ночь. Я не могу оставить его так, не могу!
— А ты, такая-сякая и этакая, — крикнул он вдруг во все горло (траурная
дама уже вышла), — у тебя там что прошедшую
ночь произошло? а? Опять позор, дебош на всю улицу производишь. Опять драка и пьянство. В смирительный [Смирительный — т. е. смирительный дом — место, куда заключали на определенный срок за незначительные проступки.] мечтаешь! Ведь я уж тебе говорил, ведь я уж предупреждал тебя десять раз, что в одиннадцатый не спущу! А ты опять, опять, такая-сякая ты этакая!
С ним из окна в окно жил в хижине бедняк
Сапожник, но такой певун и весельчак,
Что с утренней зари и до обеда,
С обеда до́-ночи без умолку поёт
И богачу заснуть никак он не
даёт.
Илья. Разгулялись, важно разгулялись,
дай Бог на здоровье! Сюда идут; всю
ночь, гляди, прогуляют.
Паратов. Но и здесь оставаться вам нельзя. Прокатиться с нами по Волге днем — это еще можно допустить; но кутить всю
ночь в трактире, в центре города, с людьми, известными дурным поведением! Какую пищу вы
дадите для разговоров.
Он улегся в темноте и долго вздыхал и охал; наконец захрапел, а я предался размышлениям, которые во всю
ночь ни на одну минуту не
дали мне задремать.
— Расстригут меня — пойду работать на завод стекла, займусь изобретением стеклянного инструмента. Семь лет недоумеваю: почему стекло не употребляется в музыке? Прислушивались вы зимой, в метельные
ночи, когда не спится, как стекла в окнах поют? Я, может быть, тысячу
ночей слушал это пение и дошел до мысли, что именно стекло, а не медь, не дерево должно
дать нам совершенную музыку. Все музыкальные инструменты надобно из стекла делать, тогда и получим рай звуков. Обязательно займусь этим.
— Нуте-ко,
давайте закусим на сон грядущий. Я без этого — не могу, привычка. Я, знаете, четверо суток провел с
дамой купеческого сословия, вдовой и за тридцать лет, — сами вообразите, что это значит! Так и то,
ночами, среди сладостных трудов любви, нет-нет да и скушаю чего-нибудь. «Извини, говорю, машер…» [Моя дорогая… (франц.)]
— У тебя в доме, Иван, глупо, как в армянском анекдоте: все в десять раз больше. Мне на
ночь зачем-то
дали две подушки и две свечи.
Теперь, когда Анфимьевна, точно головня, не могла ни вспыхнуть, ни угаснуть, а день и
ночь храпела, ворочалась, скрипя деревянной кроватью, — теперь Настя не вовремя
давала ему чай, кормила все хуже, не убирала комнат и постель. Он понимал, что ей некогда служить ему, но все же было обидно и неудобно.
— Замечательно — как вы не догадались обо мне тогда, во время студенческой драки? Ведь если б я был простой человек, разве мне
дали бы сопровождать вас в полицию? Это — раз. Опять же и то: живет человек на глазах ваших два года, нигде не служит, все будто бы места ищет, а — на что живет, на какие средства? И
ночей дома не ночует. Простодушные люди вы с супругой. Даже боязно за вас, честное слово! Анфимьевна — та, наверное, вором считает меня…
Это убеждение овладело ею вполне и не
дало ей уснуть всю
ночь. Она лихорадочно вздремнула два часа, бредила
ночью, но потом утром встала хотя бледная, но такая покойная, решительная.
— Артисты — sans façons, [без церемоний (фр.).] которые напиваются при первом знакомстве, бьют стекла по
ночам, осаждают трактиры, травят собаками
дам, стреляют в людей, занимают везде деньги…
— Ну, тебе, батюшка, ужо на
ночь дам ревеню или постного масла с серой. У тебя глисты должны быть. И ужинать не надо.
— Все грешны: простите — сегодня в
ночь я буду в Колчине, а к обеду завтра здесь — и с согласием. Простите…
дайте руку!
— Попробую, начну здесь, на месте действия! — сказал он себе
ночью, которую в последний раз проводил под родным кровом, — и сел за письменный стол. — Хоть одну главу напишу! А потом, вдалеке, когда отодвинусь от этих лиц, от своей страсти, от всех этих драм и комедий, — картина их виднее будет издалека.
Даль оденет их в лучи поэзии; я буду видеть одно чистое создание творчества, одну свою статую, без примеси реальных мелочей… Попробую!..
— Да как это ты подкрался: караулили, ждали, и всё даром! — говорила Татьяна Марковна. — Мужики караулили у меня по
ночам. Вот и теперь послала было Егорку верхом на большую дорогу, не увидит ли тебя? А Савелья в город — узнать. А ты опять — как тогда! Да
дайте же завтракать! Что это не дождешься? Помещик приехал в свое родовое имение, а ничего не готово: точно на станции! Что прежде готово, то и подавайте.
Я
дал слово, в ту же
ночь, к вам не ходить никогда и пришел к вам вчера поутру только со зла, понимаете вы: со зла.
Я должен здесь признаться в одной глупости (так как это уже давно прошло), я должен признаться, что я уже давно пред тем хотел жениться — то есть не хотел и этого бы никогда не случилось (да и не случится впредь,
даю слово), но я уже не раз и давно уже перед тем мечтал о том, как хорошо бы жениться — то есть ужасно много раз, особенно засыпая, каждый раз на
ночь.
Мне
дали тесную комнатку, и так как я всю
ночь был в дороге, то и заснул после обеда, в четыре часа пополудни.
«Десерта не будет, — заключил он почти про себя, — Зеленый и барон по
ночам все поели, так что в воскресенье
дам по апельсину да по два банана на человека».
Мы очень разнообразили время в своем клубе: один писал, другой читал, кто рассказывал, кто молча курил и слушал, но все жались к камину, потому что как ни красиво было небо, как ни ясны
ночи, а зима
давала себя чувствовать, особенно в здешних домах.
«
Ночью спокоя не
дают, ваше высокоблагородие, — сказал матрос, ночевавший на берегу, — забьются под шалаш и кричат изо всей мочи».
Решились не допустить мачту упасть и в помощь ослабевшим вантам «заложили сейтали» (веревки с блоками). Работа кипела, несмотря на то, что уж наступила
ночь. Успокоились не прежде, как кончив ее. На другой день стали вытягивать самые ванты. К счастию, погода стихла и
дала исполнить это, по возможности, хорошо. Сегодня мачта почти стоит твердо; но на всякий случай заносят пару лишних вант, чтоб новый крепкий ветер не застал врасплох.
И таков ли, таков ли был бы я в эту
ночь и в эту минуту теперь, сидя с вами, — так ли бы я говорил, так ли двигался, так ли бы смотрел на вас и на мир, если бы в самом деле был отцеубийцей, когда даже нечаянное это убийство Григория не
давало мне покоя всю
ночь, — не от страха, о! не от одного только страха вашего наказания!
Я знал одну
даму, которая горько жаловалась, что ее всю
ночь будила на дворе шавка и не
давала ей спать.
Вечером удэгейцы камланили [То есть шаманили.]. Они просили духов
дать нам хорошую дорогу и счастливую охоту в пути. В фанзу набралось много народу. Китайцы опять принесли ханшин и сласти. Вино подействовало на удэгейцев возбуждающим образом. Всю
ночь они плясали около огней и под звуки бубнов пели песни.
— Эва! глянь-ка! над озером-то… аль чапля стоит? неужели она и
ночью рыбу ловит? Эх-ма! сук это — не чапля. Вот маху-то
дал! а все месяц обманывает.
Перфишка в тот же день сходил за попом; а на следующее утро ему пришлось
дать знать становому: Пантелей Еремеич скончался в ту же
ночь.
В жаркую летнюю пору лошадей выгоняют у нас на
ночь кормиться в поле: днем мухи и оводы не
дали бы им покоя.
Эти отвратительные насекомые всю
ночь не
дают сомкнуть глаз.
Долго сидели мы у костра и слушали рев зверей. Изюбры не
давали нам спать всю
ночь. Сквозь дремоту я слышал их крики и то и дело просыпался. У костра сидели казаки и ругались. Искры, точно фейерверк, вздымались кверху, кружились и одна за другой гасли в темноте. Наконец стало светать. Изюбриный рев понемногу стих. Только одинокие ярые самцы долго еще не могли успокоиться. Они слонялись по теневым склонам гор и ревели, но им уже никто не отвечал. Но вот взошло солнце, и тайга снова погрузилась в безмолвие.
После полудня мы услышали выстрелы. Это Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков
давали знать о своем возвращении. Встреча наша была радостной. Начались расспросы и рассказы друг другу о том, кто где был и кто что видел. Разговоры эти затянулись до самой
ночи.
Так неужели же из — за вздора, из — за того, что Кирсанову придется потосковать месяц, много два, неужели из — за этого вздора
давать женщине расстраивать нервы, рисковать серьезною болезнию от сиденья по
ночам у кровати больного?
Кирсанов плохо помогал им, был больше, даже вовсе на стороне
дам, и они втроем играли, пели, хохотали до глубокой
ночи, когда, уставши, развели, наконец, и непоколебимых ревнителей серьезного разговора.