Неточные совпадения
— Вообще выходило у него так, что интеллигенция — приказчица рабочего класса, не более, — говорил Суслов, морщась, накладывая
ложкой варенье в стакан чаю. — «Нет, сказал я ему, приказчики революций не делают, вожди, вожди нужны, а не приказчики!» Вы, марксисты, по дурному примеру немцев, действительно становитесь в позицию приказчиков рабочего класса, но у немцев есть Бебель, Адлер да — мало ли? А у вас — таких нет, да и не
дай бог, чтоб явились… провожать рабочих в Кремль, на поклонение царю…
Говоря, он пристально, с улыбочкой, смотрел на Лидию, но она не замечала этого, сбивая наплывы на свече ручкой чайной
ложки. Доктор
дал несколько советов, поклонился ей, но она и этого не заметила, а когда он ушел, сказала, глядя в угол...
— Ни
ложки, ни плошки не оставили! Полон дом серебра был, самовар серебряный был, сколько брильянтов, окромя всего прочего, — все припрятали! Плакали наши денежки!
дай Бог двадцать копеек за рубль получить!
Для этого зажигают кусок пеньки, бросают в кружку и опрокидывают ее вверх дном в миску, наполненную водою и поставленную на животе больного; потом, после зашептываний,
дают ему выпить
ложку этой самой воды.
—
Дайте ей масла лампадного с ромом да сажи: полстакана масла, полстакана рому да
ложку столовую сажи…
— Мы уйдем! — продолжала она. — Я скоро ворочусь! Вы
дайте Егору столовую
ложку вот этого. Не позволяйте ему говорить…
Ее начал серьезно лечить Сверстов, объявивши Егору Егорычу и Сусанне, что старуха поражена нервным параличом и что у нее все более и более будет пропадать связь между мозгом и языком, что уже и теперь довольно часто повторялось; так, желая сказать: «
Дайте мне
ложку!» — она говорила: «
Дайте мне лошадь!» Муза с самого первого дня приезда в Кузьмищево все посматривала на фортепьяно, стоявшее в огромной зале и про которое Муза по воспоминаниям еще детства знала, что оно было превосходное, но играть на нем она не решалась, недоумевая, можно ли так скоро после смерти сестры заниматься музыкой.
Еще суматоха не утихла, как на Смурого налетела
дама в тальме, со столовой
ложкой в руке, и, размахивая
ложкой под носом у него, закричала...
— Вот с этой бумажкой вы пойдете в аптеку…
давайте через два часа по чайной
ложке. Это вызовет у малютки отхаркивание… Продолжайте согревающий компресс… Кроме того, хотя бы вашей дочери и сделалось лучше, во всяком случае пригласите завтра доктора Афросимова. Это дельный врач и хороший человек. Я его сейчас же предупрежу. Затем прощайте, господа!
Дай Бог, чтобы наступающий год немного снисходительнее отнесся к вам, чем этот, а главное — не падайте никогда духом.
Юлия Филипповна. Не доверяю я этому доктору… Он такой… нездоровый, заикается, рассеянный… Засовывает в футляр очков чайные
ложки и мешает в стакане своим молоточком… Он может напутать в рецепте и
дать чего-нибудь вредного.
— Вы!
Дайте парнишке
ложку! — строго заметил Пантелей. — Чай, небось тоже есть хочет!
— Да, преуморительный; сегодня встал, чтобы
дать тебе лекарства, налил и сам всю целую
ложку со сна и выпил.
Все так собирались, а многие и исполнили. Идеалисты были ужасные. Андрей Петрович сожалел о бедняках и безродных и хотел, чтобы и из них каждый имел что-нибудь приличное, в чем оно ему представлялось. Он
давал всем бедным приданое — серебряные
ложки и белье. Каждый выпущенный прапорщик получал от него по три перемены белья, две столовые серебряные
ложки, по четыре чайных, восемьдесят четвертой пробы. Белье давалось для себя, а серебро — для «общежития».
Жарко стало у костра, и Саша полулег в сторонке. Опять затренькала балалайка, и поплыл тихий говор и смех.
Дали поесть Фоме: с трудом сходясь и подчиняясь надобности, мяли и крошили хлеб в воду узловатые пальцы, и
ложка ходила неровно, но лицо стало как у всех — ест себе человек и слушает разговор. Кто поближе, загляделись на босые и огромные, изрубцованные ступни, и Фома Неверный сказал...
— Только-с и всего, посластись, — говорят они, и мне тоже
ложку меду
давали, но я говорю: «Зачем, говорю, я буду, Акулина Степановна, господский, говорю, мед есть? Я, говорю, на это, говорю, никогда не согласен».
— Так они Тараске
ложку меду господского
давали: «посласти, говорит, Тараска, язык».
Доктор (встает и
дает рецепт). Так эти порошки в столовой
ложке отварной воды хорошенько размешать и… (Продолжает наставление.)
А тут взбегаемся все: я, дети, прислуга; кто спирт к носу тычет, кто"поль-де коком"виски ей трет; кто, разведя
ложку «гимназии» в красном вине,
даст ей выпить, и тьма хлопот!
— Кушайте, милый, на здоровье. Тарас,
дай им
ложку и хлеба.
—
Дать бы ему сажи голландской с ромом: на стакан чайный — сажи две
ложки хлёбальных, да рому до краёв.
— Слушай, — говорю, — сестра, ты знаешь, у меня денег у самого немного, но так как я вижу, что ты действительно в крайности, то я тебе
дам полтораста рублей с одним условием, чтобы ты из них гроша не посылала Дмитрию, а издержала все на себя. Посмотри, до чего ты себя довела и на что похоже ты живешь: у тебя, как говорится, ни
ложки ни плошки нет; в доме того и гляди, что убьет тебя штукатурка; сама ты в рубище ходишь.
Сказал и пошел в свои палаты. Стали за столы усаживаться; одна артель слепых целый стол заняла. Пришли эти слепые издалека; шли они тихо и долго; было их двенадцать человек, а поводырь у них был один. Шел он впереди, двое за него держались, а за тех остальные по паре. Рассадил он их по местам, а сам стал служить: розлил им по мискам похлебку, пироги роздал, мясо нарезал,
ложки в руки
дал. Едят слепые, а он от одного к другому ходит и служит им.
Рославлев-старший.
Дайте, примусь за дело. (Что-то высыпает, растворяет водою, мешает
ложкою в стакане, между тем продолжает разговор.) Давно ли вы посвятили ваши нежные старания этому старику?
— Иван Ильич, я иду в потребилку, а Катя стирает белье. Брось рубить, пойди, заправь борщ. Возьми на полке
ложку муки, размешай в полстакане воды, — холодной только, не горячей! — потом влей в борщ,
дай раз вскипеть и поставь в духовку. Понял? Через полчаса будем обедать, как только ворочусь.
— Аксютка, да где же
ложки? Зачем я тебе их отдала, — для потехи? Для удовольствия? Поиграть ими? Я тебе их вымыть
дала!.. Куда ты идешь?
Иван Павлович, между тем,
дал княжне понюхать спирта, натер ей виски и влил сквозь стиснутые зубы несчастной Лиды
ложку вина. Лихорадочная дрожь пробежала по всему ее телу. Она очнулась.
И сделалась она этим нам невыносима, а между тем в особые семейные дни, когда собирались все родные и приезжали важные гости, бабушку вспоминали, о ней спрашивали, и потому ее выводили и сажали к столу, — что было и красиво, потому что она была кавалерственная
дама, но тут от нее и начиналось «сокрушение», а именно, привыкши одна вязать чулок, она уже не могла сидеть без дела, и пока она ела вилкой или
ложкой, то все шло хорошо, но чуть только руки у нее освободятся, она сейчас же их и потащит к своему носу…