Неточные совпадения
Жених был так мал ростом, до того глядел мальчишкой, что никак нельзя было
дать ему больше пятнадцати лет. На нем был новенький с иголочки азям серого крестьянского сукна, на ногах — новые лапти. Атмосфера господских хором до того отуманила его, что он, как окаменелый, стоял разинув рот у входной двери. Даже Акулина, как ни свыклась с сюрпризами, которые всегда были наготове у матушки,
ахнула, взглянув на него.
Санина заставили объяснить, кто он родом, и откуда, и как его зовут; когда он сказал, что он русский, обе
дамы немного удивились и даже
ахнули — и тут же, в один голос, объявили, что он отлично выговаривает по-немецки; но что если ему удобнее выражаться по-французски, то он может употреблять и этот язык, — так как они обе хорошо его понимают и выражаются на нем.
Хозяин молчал, улыбался, — я был очень благодарен ему за то, что он молчит, но со страхом ждал, что и он вступится сочувственно в шум и вой. Взвизгивая,
ахая, женщины подробно расспрашивали Викторушку, как именно сидела
дама, как стоял на коленях майор — Виктор прибавлял всё новые подробности.
Народ отхлынул, как вода, и наездник остался один посреди улицы. Не
дав образумиться Вихрю, Кирша приударил его нагайкою. Как разъяренный лев, дикий конь встряхнул своей густою гривой и взвился на воздух; народ
ахнул от ужаса; приказчик побледнел и закричал конюхам...
Лидия. Ах, нет, нет, сохрани Бог! Невозможно, невозможно! Вся Москва узнает, что мы разорены; к нам будут являться с кислыми лицами, с притворным участием, с глупыми советами. Будут качать головами,
ахать, и все это так искусственно, форменно, — так оскорбительно! Поверьте, что никто не
даст себе труда даже притвориться хорошенько. (Закрывает лицо руками.) Нет! Нет!
Прохор. Вот что, — давайте-ка пошлем к чертовой матери все это: семейность, прошлое и — все вообще. Сочиним маленький кавардак, покуда хозяйки нет! Я тебе, Рахиль, плясуна покажу, эх ты!
Ахнешь! Ну-ка, Люда, зови Пятеркина…
Что-то грозное пробежало по лицам, закраснелось в буйном пламени костра, взметнулось к небу в вечно восходящем потоке искр. Крепче сжали оружие холодные руки юноши, и вспомнилось на мгновение, как ночью раскрывал он сорочку, обнажал молодую грудь под выстрелы. — Да, да! — закричала душа, в смерти утверждая жизнь. Но
ахнул Петруша высоким голосом, и смирился мощный бас Колесникова, и смирился гнев, и чистая жалоба, великая печаль вновь раскрыла
даль и ширь.
По низу медлительно и тяжко плывут слова; оковала их земная тяга и долу влечет безмерная скорбь, — но еще не дан ответ, и ждет, раскрывшись, настороженная душа. Но
ахает Петруша и в одной звенящей слезе раскрывает
даль и ширь, высоким голосом покрывает низовый, точно смирившийся бас...
Все чиновники и
дамы, слушая его, охали и
ахали, а я долго не мог понять, с кем я имею дело: с циником или с ловким мазуриком?
— Ну, что? Что вы скажете? — победоносно спрашивал Александр Семенович. Все с любопытством наклоняли уши к дверцам первой камеры. — Это они клювами стучат, цыплятки, — продолжал, сияя, Александр Семенович. — Не выведу цыпляток, скажете? Нет, дорогие мои. — И от избытка чувств он похлопал охранителя по плечу. — Выведу таких, что вы
ахнете. Теперь мне в оба смотреть, — строго добавил он. — Чуть только начнут вылупливаться, сейчас же мне
дать знать.
— Вы, товарищ, — сказал он, оглушая Короткова кастрюльными звуками, — настолько неразвиты, что не понимаете значения самых простых служебных надписей. Я положительно удивляюсь, как вы служили до сих пор. Вообще тут у вас много интересного, например эти подбитые глаза на каждом шагу. Ну, ничего, это мы все приведем в порядок. («А-а!» —
ахнул про себя Коротков.)
Дайте сюда!
— Хуже я Семенова, глупее его? Я ж его моложе, я ж красивый, я ж ловкий… да вы
дайте мне за что ухватиться зубом,
дайте ж мне хоша бы малое дело в руки, я тотчас всплыву наверх, я так крылья разверну —
ахнешь, залюбуешься! При моей красоте лица и корпуса — могу я жениться на вдове с капиталом, а? И даже на девице с приданым, — отчего это недостойно меня? Я могу сотни народа кормить, а — что такое Семенов? Даже противно смотреть… некоторый сухопутный сом: ему бы жить в омуте, а он — в комнате! Чудище!
— Куда же мне деваться? —
ахнула Каролина. —
Дай мне денег, чтобы я могла доехать до Берлина, откуда ты увез меня, тогда и разводись!