Неточные совпадения
Уж сумма вся исполнилась,
А щедрота народная
Росла: — Бери, Ермил Ильич,
Отдашь, не пропадет! —
Ермил народу кланялся
На все четыре стороны,
В палату шел со шляпою,
Зажавши
в ней казну.
Сдивилися подьячие,
Позеленел Алтынников,
Как он сполна всю тысячу
Им выложил на стол!..
Не волчий
зуб, так лисий хвост, —
Пошли юлить подьячие,
С покупкой поздравлять!
Да не таков Ермил Ильич,
Не молвил слова лишнего.
Копейки не
дал им!
Аркадий сказал правду: Павел Петрович не раз помогал своему брату; не раз, видя, как он бился и ломал себе голову, придумывая, как бы извернуться, Павел Петрович медленно подходил к окну и, засунув руки
в карманы, бормотал сквозь
зубы: «Mais je puis vous donner de l'argent», [Но я могу
дать тебе денег (фр.).] — и
давал ему денег; но
в этот день у него самого ничего не было, и он предпочел удалиться.
Она говорила непрерывно, вполголоса и
в нос, а отдельные слова вырывались из-за ее трех золотых
зубов крикливо и несколько гнусаво. Самгин подумал, что говорит она, как провинциальная актриса
в роли светской
дамы.
— Нет, она злее, она — тигр. Я не верила, теперь верю. Знаете ту гравюру,
в кабинете старого дома: тигр скалит
зубы на сидящего на нем амура? Я не понимала, что это значит, бессмыслица — думала, а теперь понимаю. Да — страсть, как тигр, сначала
даст сесть на себя, а потом рычит и скалит
зубы…
— Э, я их скоро пр-рогоню
в шею! Больше стоят, чем
дают… Пойдем, Аркадий! Я опоздал. Там меня ждет один тоже… нужный человек… Скотина тоже… Это все — скоты! Шу-ше-хга, шу-шехга! — прокричал он вновь и почти скрежетнул
зубами; но вдруг окончательно опомнился. — Я рад, что ты хоть наконец пришел. Alphonsine, ни шагу из дому! Идем.
Разумеется, он все-таки ругал себя всю дорогу за то, что идет к этой
даме, но «доведу, доведу до конца!» — повторял он
в десятый раз, скрежеща
зубами, и исполнил свое намерение — довел.
При сем слове Левко не мог уже более удержать своего гнева. Подошедши на три шага к нему, замахнулся он со всей силы, чтобы
дать треуха, от которого незнакомец, несмотря на свою видимую крепость, не устоял бы, может быть, на месте; но
в это время свет пал на лицо его, и Левко остолбенел, увидевши, что перед ним стоял отец его. Невольное покачивание головою и легкий сквозь
зубы свист одни только выразили его изумление.
В стороне послышался шорох; Ганна поспешно влетела
в хату, захлопнув за собою дверь.
Знаю, что много наберется таких умников, пописывающих по судам и читающих даже гражданскую грамоту, которые, если
дать им
в руки простой Часослов, не разобрали бы ни аза
в нем, а показывать на позор свои
зубы — есть уменье.
И
давал гривенник «человек» во фраке человеку
в рубашке. Фрак прибавлял ему кавычки. А мальчиков половых экзаменовали. Подадут чай, а старый буфетчик колотит ногтем указательного пальца себя по
зубам...
—
Дай мне
в зубы, чтобы дым пошел!
— Так и надо… Валяй их! Не те времена, чтобы, например, лежа на боку… Шабаш! У волка
в зубе — Егорий
дал. Учить нас надо, а за битого двух небитых
дают.
Этот поворот оживил всех. Старый волк показал свои
зубы. Особенно досталось попу Макару.
В публике слышался смех, когда он с поповскою витиеватостью
давал свое показание. Председатель принужден был остановить проявление неуместного веселья.
Наконец девяносто. Прохорову быстро распутывают руки и ноги и помогают ему подняться. Место, по которому били, сине-багрово от кровоподтеков и кровоточит.
Зубы стучат, лицо желтое, мокрое, глаза блуждают. Когда ему
дают капель, он судорожно кусает стакан… Помочили ему голову и повели
в околоток.
Компания Рогожина была почти
в том же самом составе, как и давеча утром; прибавился только какой-то беспутный старичишка,
в свое время бывший редактором какой-то забулдыжной обличительной газетки и про которого шел анекдот, что он заложил и пропил свои вставные на золоте
зубы, и один отставной подпоручик, решительный соперник и конкурент, по ремеслу и по назначению, утрешнему господину с кулаками и совершенно никому из рогожинцев не известный, но подобранный на улице, на солнечной стороне Невского проспекта, где он останавливал прохожих и слогом Марлинского просил вспоможения, под коварным предлогом, что он сам «по пятнадцати целковых
давал в свое время просителям».
— Будешь меня благодарить, Ермолай Семеныч! — кричал он. — А твоя красная бумага на помин моей души пойдет… У волка
в зубе — Егорий
дал.
У ворот избы Тараса действительно сидел Кишкин, а рядом с ним Окся. Старик что-то расшутился и довольно галантно подталкивал свою
даму локтем
в бок. Окся сначала ухмылялась, показывая два ряда белых
зубов, а потом, когда Кишкин попал локтем
в непоказанное место, с быстротой обезьяны наотмашь ударила его кулаком
в живот. Старик громко вскрикнул от этой любезности, схватившись за живот обеими руками, а развеселившаяся Окся треснула его еще раз по затылку и убежала.
Муж попрежнему не
давал ей прохода, и так как не мог ходить по-здоровому, то подзывал жену к себе и тыкал ее кулаком
в зубы или просто швырял
в нее палкой или камнем.
— А вот этот господин, — продолжал Салов, показывая на проходящего молодого человека
в перчатках и во фраке, но не совсем складного станом, — он вон и выбрит, и подчищен, а такой же скотина, как и батька; это вот он из Замоскворечья сюда
в собрание приехал и танцует, пожалуй, а как перевалился за Москву-реку, опять все свое пошло
в погребок, —
давай ему мадеры, чтобы
зубы ломило, — и если тут
в погребе сидит поп или дьякон: — «Ну, ты, говорит, батюшка, прочти Апостола, как Мочалов, одним голосам!»
Только
в одном случае и доныне русский бюрократ всегда является истинным бюрократом. Это — на почтовой станции, когда смотритель не
дает ему лошадей для продолжения его административного бега. Тут он вытягивается во весь рост, надевает фуражку с кокардой (хотя бы это было
в комнате), скрежещет
зубами, сует
в самый нос подорожную и возглашает...
Старик поднял собаку на задние лапы и всунул ей
в рот свой древний, засаленный картуз, который он с таким тонким юмором назвал «чилиндрой». Держа картуз
в зубах и жеманно переступая приседающими ногами, Арто подошел к террасе.
В руках у болезненной
дамы появился маленький перламутровый кошелек. Все окружающие сочувственно улыбались.
Вечером
в тот же день — за одним столом с Ним, с Благодетелем — я сидел (впервые)
в знаменитой Газовой Комнате. Привели ту женщину.
В моем присутствии она должна была
дать свои показания. Эта женщина упорно молчала и улыбалась. Я заметил, что у ней острые и очень белые
зубы и что это красиво.
Ижбурдин. А не
дай я ему этого ящика, и невесть бы он мне какой тут пакости натворил! Тут, Савва Семеныч, уж ни за чем не гонись, ничем не брезгуй. Смотришь только ему
в зубы, как он над тобой привередничает, словно баба беременная; того ему подай, или нет, не надо, подай другого. Только об одном и тоскует, как бы ему такое что-нибудь выдумать, чтобы вконец тебя оконфузить.
— Я… я очень просто, потому что я к этому от природы своей особенное дарование получил. Я как вскочу, сейчас, бывало, не
дам лошади опомниться, левою рукою ее со всей силы за ухо да
в сторону, а правою кулаком между ушей по башке, да
зубами страшно на нее заскриплю, так у нее у иной даже инда мозг изо лба
в ноздрях вместе с кровью покажется, — она и усмиреет.
Тут и рязанский землевладелец, у которого на лице написано: наплюю я на эти воды, закачусь на целую ночь
в Линденбах,
дам Доре двадцать пять марок
в зубы: скидывай, бестья, лишнюю одёжу… служи!
Но последнее время записка эта исчезла по той причине, что вышесказанные три комнаты наняла приехавшая
в Москву с дочерью адмиральша, видимо, выбиравшая уединенный переулок для своего местопребывания и желавшая непременно нанять квартиру у одинокой женщины и пожилой, за каковую она и приняла владетельницу дома; но Миропа Дмитриевна Зудченко вовсе не считала себя пожилою
дамою и всем своим знакомым доказывала, что у женщины никогда не надобно спрашивать, сколько ей лет, а должно смотреть, какою она кажется на вид; на вид же Миропа Дмитриевна, по ее мнению, казалась никак не старее тридцати пяти лет, потому что если у нее и появлялись седые волосы, то она немедля их выщипывала; три — четыре выпавшие
зуба были заменены вставленными; цвет ее лица постоянно освежался разными притираньями; при этом Миропа Дмитриевна была стройна; глаза имела хоть и небольшие, но черненькие и светящиеся, нос тонкий; рот, правда, довольно широкий, провалистый, но не без приятности; словом, всей своей физиономией она напоминала несколько мышь, способную всюду пробежать и все вынюхать, что подтверждалось даже прозвищем, которым называли Миропу Дмитриевну соседние лавочники:
дама обделистая.
— И вы
дали себя перевязать и пересечь, как бабы! Что за оторопь на вас напала? Руки у вас отсохли аль душа ушла
в пяты? Право, смеху достойно! И что это за боярин средь бело дня напал на опричников? Быть того не может. Пожалуй, и хотели б они извести опричнину, да жжется! И меня, пожалуй, съели б, да
зуб неймет! Слушай, коли хочешь, чтоб я взял тебе веру, назови того боярина, не то повинися во лжи своей. А не назовешь и не повинишься, несдобровать тебе, детинушка!
Как почти всегда, ему не везло, и на лицах у королей,
дам и валетов чудилось ему выражение насмешки и злобы; пиковая
дама даже
зубами скрипела, очевидно, злобясь на то, что ее ослепили. Наконец, после одного крупного ремиза, Передонов схватил колоду карт и с яростью принялся рвать ее
в клочья. Гости хохотали. Варвара, ухмыляясь, говорила...
Мужик башкой качает — не буду, дескать, а немец ка-ак
даст ему этой картошкой-то горячей
в рыло — так вместе с передними
зубами и вгонит её
в рот!
Он постоянно становится за стулом генеральши и ужасно любит сахар. Когда ему
дадут сахарцу, он тут же сгрызает его своими крепкими, белыми, как молоко,
зубами, и неописанное удовольствие сверкает
в его веселых голубых глазах и на всем его хорошеньком личике.
Ободренные сей речью,
Девятнадцать кастильянцев,
Все, качаяся на седлах,
В голос слабо закричали:
«Санкто Яго Компостелло!
Честь и слава дону Педру!
Честь и слава Льву Кастильи!»
А каплан его, Диего,
Так сказал себе сквозь
зубы:
«Если б я был полководцем,
Я б обет
дал есть лишь мясо,
Запивая сантуринским...
— Вот вы говорите одно, а думаете другое: пропьет старый черт. Так? Ну, да не
в этом дело-с… Все равно пропью, а потом
зубы на полку. К вам же приду двугривенный на похмелье просить… хе-е!..
Дадите?
— Толкнитесь, — говорит, — к смотрителю уездного училища: он здесь девкам с лица веснушки сводит и
зубы заговаривает, также и от лихорадки какие-то записки
дает; и к протопопу можете зайти, он по лечебнику Каменецкого лечит. У него
в самом деле врачебной практики даже больше, чем у меня: я только мертвых режу, да и то не поспеваю; вот и теперь сейчас надо ехать.
Только поевши молочного супу, Лаптев сообразил, как это,
в сущности, было некстати, что он пришел сюда обедать.
Дама была смущена, все время улыбалась, показывая
зубы. Панауров объяснял научно, что такое влюбленность и от чего она происходит.
Матица, поставив решето себе на колени, молча вытаскивала из него большими пальцами серые куски пищи, клала их
в широко открытый рот и громко чавкала.
Зубы у неё были крупные, острые. И перед тем, как
дать им кусок, она внимательно оглядывала его со всех сторон, точно искала
в нём наиболее вкусные местечки.
— Глупость — легка, поднять её не трудно! — перебил его Саша. — Поднять было чем — были деньги. Дайте-ка мне такие деньги, я вам покажу, как надо делать историю! — Саша выругался похабною руганью, привстал на диване, протянул вперед жёлтую, худую руку с револьвером
в ней, прищурил глаза и, целясь
в потолок, вскричал сквозь
зубы, жадно всхлипнувшим голосом: — Я бы показал…
Бакин. Она
в лице князя оскорбила наше общество; а общество платит ей за это равнодушием,
дает ей понять, что оно забыло о ее существовании. Вот когда придется ей
зубы на полку положить, так и выучится приличному обхождению.
— Нет, пархатый! — говорил он, — теперь я тебя не выпущу! Окрестись, обрежь кудри, оставь свою жидовскую веру — тогда кончу! Сам восприемником буду,
дам тебе тысячу рублей
в зубы — и ступай на все четыре стороны!
— Дай-то господи!.. а что-то не верится. Я сам слышал, как курьер сказал: победа! Слова радостные, да лицо-то у него вовсе не праздничное. Кабы
в самом деле заступница помогла нам разгромить этих супостатов, так он не стал бы говорить сквозь
зубы, а крикнул бы так, что сердце бы у всех запрыгало от радости. Нет, Иван Архипович! видно, худо дело!..
Ей приснились две большие черные собаки с клочьями прошлогодней шерсти на бедрах и на боках; они из большой лохани с жадностью ели помои, от которых шел белый пар и очень вкусный запах; изредка они оглядывались на Тетку, скалили
зубы и ворчали: «А тебе мы не
дадим!» Но из дому выбежал мужик
в шубе и прогнал их кнутом; тогда Тетка подошла к лохани и стала кушать, но, как только мужик ушел за ворота, обе черные собаки с ревом бросились на нее, и вдруг опять раздался пронзительный крик.
Надо сказать, что заговоры вообще я считал самым нормальным явлением и был бы очень неприятно задет отсутствием их
в таком месте, где обо всем надо догадываться; я испытывал огромное удовольствие, — более, — глубокое интимное наслаждение, но оно, благодаря крайне напряженному сцеплению обстоятельств, втянувших меня сюда,
давало себя знать, кроме быстрого вращения мыслей, еще дрожью рук и колен; даже когда я открывал, а потом закрывал рот,
зубы мои лязгали, как медные деньги.
— Да мы не на кулаки с тобой драться будем, — произнес он со скрежетом
зубов: — пойми ты! А я тебе
дам нож и сам возьму… Ну, и посмотрим, кто кого. Алексей! — скомандовал он мне, — беги за моим большим ножом, знаешь, черенок у него костяной — он там на столе лежит, а другой у меня
в кармане.
–…Сегодня —
в руку, завтра —
в ногу, потом опять
в руку — другую. Когда сделаете шесть втираний, вымоетесь и придете ко мне. Обязательно. Слышите? Обязательно! Да! Кроме того, нужно внимательно следить за
зубами и вообще за ртом, пока будете лечиться. Я вам
дам полоскание. После еды обязательно полощите…
— Отец диакон велели водку с хреном прикладывать — не помогло. Гликерия Анисимовна,
дай бог им здоровья,
дали на руку ниточку носить с Афонской горы да велели теплым молоком
зуб полоскать, а я, признаться, ниточку-то надел, а
в отношении молока не соблюл: Бога боюсь, пост…
Жгучая мысль об еде не
дает покоя безазбучным; она день и ночь грызет их существование. Как добыть еду? —
в этом весь вопрос. К счастию, есть штука, называемая безазбучным просвещением, которая ничего не требует, кроме цепких рук и хорошо развитых инстинктов плотоядности, — вот
в эту-то штуку они и вгрызаются всею силою своих здоровых
зубов…
— Не избывай постылого, приберет бог милого, — огрызалась Галактионовна, закрывая по обыкновению рот рукой, что она делала
в тех видах, чтобы не показывать единственного гнилого
зуба, отшельником торчавшего
в ее верхней челюсти, — бог
даст, тебя еще похороню. Лихое споро, не избудешь скоро; нас с Гаврилой Степанычем еще
в ступе не утолчешь… Скрипучее-то дерево два века живет!
— На то вы и образованные, чтобы понимать, милостивцы наши… Господь знал, кому понятие
давал… Вы вот и рассудили, как и что, а сторож тот же мужик, без всякого понятия, хватает за шиворот и тащит… Ты рассуди, а потом и тащи! Сказано — мужик, мужицкий и ум… Запишите также, ваше благородие, что он меня два раза по
зубам ударил и
в груди.
— Да сейчас после вас же, я ведь тоже оттуда. Вот что, господин Трусоцкий, — повернулся он к стоявшему Павлу Павловичу, — мы, то есть я и Надежда Федосеевна, — цедил он сквозь
зубы, небрежно разваливаясь
в креслах, — давно уже любим друг друга и
дали друг другу слово. Вы теперь между нами помеха; я пришел вам предложить, чтобы вы очистили место. Угодно вам будет согласиться на мое предложение?
— Это я понимаю, я не про то! Ну — ударил бы по уху,
в зубы дал, что ли, а почему ты трепал, — как будто я мальчишка перед тобой?…
Анна Акимовна с первого же взгляда определила
в нем старшего, получающего не меньше 35 рублей
в месяц, строгого, крикливого, бьющего рабочих по
зубам, и это видно было по его манере стоять, по той позе, какую он невольно вдруг принял, увидев у себя
в комнате
даму, а главное потому, что у него были брюки навыпуск, карманы на груди и острая, красиво подстриженная бородка.
— Хуже я Семенова, глупее его? Я ж его моложе, я ж красивый, я ж ловкий… да вы
дайте мне за что ухватиться
зубом,
дайте ж мне хоша бы малое дело
в руки, я тотчас всплыву наверх, я так крылья разверну — ахнешь, залюбуешься! При моей красоте лица и корпуса — могу я жениться на вдове с капиталом, а? И даже на девице с приданым, — отчего это недостойно меня? Я могу сотни народа кормить, а — что такое Семенов? Даже противно смотреть… некоторый сухопутный сом: ему бы жить
в омуте, а он —
в комнате! Чудище!