Неточные совпадения
«Семейные
бани И. И. Домогайлова сообщают, что в дворянском отделении устроен для мужчин душ профессора Шарко, а для
дам ароматические ванны», — читал он, когда в дверь постучали и на его крик: «Войдите!» вошел курчавый ученик Маракуева — Дунаев. Он никогда не бывал у Клима, и Самгин встретил его удивленно, поправляя очки. Дунаев, как всегда, улыбался, мелкие колечки густейшей бороды его шевелились, а нос как-то странно углубился в усы, и шагал Дунаев так, точно он ожидал, что может провалиться сквозь пол.
Плела-плела, а утки гоготали,
Ни
дать ни взять в торговых
банях бабы...
Потом в
банях появились семейные отделения, куда
дамы высшего общества приезжали с болонками и моськами. Горничные мыли собачонок вместе с барынями…
Много таких
дам в бриллиантах появилось в Кружке после японской войны. Их звали «интендантскими
дамами». Они швырялись тысячами рублей, особенно «туровала» одна блондинка, которую все называли «графиней». Она была залита бриллиантами. Как-то скоро она сошла на нет — сперва слиняли бриллианты, а там и сама исчезла. Ее потом встречали на тротуаре около Сандуновских
бань…
То же повторял он и пришедшей бабке. Та
давала ему пузырек с какой-то жидкостью, приказывала идти мыться и после паренья натереться ее снадобьем, а после
бани сказаться ей.
Ребятишки прятались за
баней и хихикали над сердившимся стариком. Домой он приедет к вечеру, а тогда Пашка заберется на полати в переднюю избу и мать не
даст обижать.
— Велико твое жалованье — в
баню на него сходить! Жалованья-то
дадут тебе алтын, а прихотей у тебя на сто рублев. Тут только тебе подавай!
— Да она ж померла. Мертвую повечеру-то нашли.
Дали знать, меня стали искать и разыскали уж к ночи, в
бане… Вот уж четвертый год, почитай, здесь живу, — прибавил он помолчав.
А у купца этого я работал, печь в новой
бане клал, и начал купец хворать, тут я ему во сне приснился нехорошо, испугался он и
давай просить начальство: отпустите его, — это меня, значит, — отпустите его, а то-де он во сне снится: не простишь ему, бает, не выздоровеешь, колдун он, видно, — это я, стало быть, колдун!
Гул и движение страшные — ни
дать ни взять торговая
баня!
— Всё не то, всё не то, — говорила она, — не маните добрый народ медом на остром ноже, — ему комплименты лишнее. Проще всё надо:
дайте ему наесться, в
бане попариться да не голому на мороз выйти. О костях да о коже его позаботитесь, а тогда он сам за ум возьмется.
— Извините, почтеннейший! — отвечал хозяин. — Не смею положить вас почивать в другой комнате: у меня в доме больные дети — заснуть не
дадут; а здесь вам никто не помешает. Холода же вы, господа военные, не боитесь: кто всю зиму провел на биваках, тому эта комната должна показаться теплее
бани.
Сумрак в саду становился всё гуще, синее; около
бани зевнул, завыл солдат, он стал совсем невидим, только штык блестел, как рыба в воде. О многом хотелось спросить Тихона, но Артамонов молчал: всё равно у Тихона ничего не поймёшь. К тому же и вопросы как-то прыгали, путались, не
давая понять, который из них важнее. И очень хотелось есть.
— Нетление плоти! — кричал он. — Бой с дьяволом! Бросьте ему, свинье, грязную дань! Укрощай телесный бунт, Петя! Не согрешив — не покаешься, не покаешься — не спасёшься. Омой душу! В
баню ходим, тело моем? А — душа? Душа просит
бани.
Дайте простор русской душе, певучей душе, святой, великой!
Так-то нас, милостивые государи, свои притоманные люди обессудили, а аглицкая национальность утешила и
дала в душу рвение, как бы точно мы
баню пакибытия восприяли!
— Сашка!
давай белье: поеду в
баню, — сказал граф, вставая. — А оттуда, посмотрим, может, и в самом деле к предводителю дернуть.
Вот ваш народ — эти термы и
бани,
Чудо искусства — он всё растаскал! —
«Я говорю не для вас, а для Вани…»
Но генерал возражать не
давал...
Дай-ка, думаю, я в
баню схожу.
Лет десять тому недород был у нас, а на другой год хлеб-от градом выбило, а потом еще через год село выгорело, так он кажинный год половину оброка прощал, а пожар у кого случится, овин либо
баня сгорит, завсегда велит леску на выстройку
дать.
— Благослови нас, государь наш батюшка, благослови, отец родной, на святой твой круг стать, в духовной
бане омыться, духовного пива напиться, духом твоим насладиться!.. Изволь, батюшка творец, здесь поставить свой дворец, ниспослать к нам благодать — духом
дай нам завладать.
— Не хотел я для первого свидания огорчать Александру Ивановну и не все ей сказал. Ведь Форов, знаете, тому недели с три, из-за Глафиры так жестоко с Ропшиным поругался, что при многих гостях
дал ему слово публично в собрании
дать оплеуху; пришел гневный ко мне, лег в
бане поспать и…
Выскакивали от него, как из
бани, — такие уничтожающие, раскатывающие отзывы
давал он им.
Андрей Андреевич Сидоров получил в наследство от своей мамаши четыре тысячи рублей и решил открыть на эти деньги книжный магазин. А такой магазин был крайне необходим. Город коснел в невежестве и в предрассудках; старики только ходили в
баню, чиновники играли в карты и трескали водку,
дамы сплетничали, молодежь жила без идеалов, девицы день-деньской мечтали о замужестве и ели гречневую крупу, мужья били своих жен, и по улицам бродили свиньи.
Днем бродили «гулящие» люди по Красной площади, в Охотном ряду, на крестцах, в рядах, по торговым
баням. Ночью они грабили шайками. Темные, неосвещенные улицы и переулки, с деревянными, полусгнившими мостовыми, а большая часть и совсем без мостовых, грязные пустыри, дворы, разрушенные и покинутые после пожаров, облегчали дерзкие ночные разбои,
давая легкое средство скрываться, а полное неустройство полицейского надзора ободряло грабителей.
— Неча и говорить!.. На начальство-то не похож, вот каков человек!.. Одно слово: человек-душа. И вся-ку крестьянску нужду знает, ровно родился в
бане, вырос на полатях. И говорит-то по-нашему, по-русски то есть, не как иные господа, что ихней речи и в толк не возьмешь. Всяко крестьянско дело знает, а закон
дает по правде да по любви. Такой барин, что живи за ним, что за каменной стеной, сам только будь хорош да поступай по правде да по любви.
Я тебя, душко, и покормлю хорошо, и наливки
дам пить, и в
бане помыю, а по смерти, когда тебя задавят, я тебя помнить обещаюсь…» А он все не идет, и опять меня томит забота: как бы его найти и поймать?
Король все Богу молился альбо в
бане сидел, барсуковым салом крестец ему для полировки крови дежурные девушки терли. Пиров не
давал, на охоту не ездил. Королеву раз в сутки в белый лоб поцелует, рукой махнет, да и прочь пойдет. Короче сказать, никакого королеве удовольствия не было. Одно только оставалось — сладко попить-поесть. Паек ей шел королевский полный, что хошь, то и заказывай. Хоть три куска сахару в чай клади, отказу нет.