Неточные совпадения
У ней сильно задрожал от улыбки подбородок, когда он сам остроумно
сравнил себя с выздоровевшим сумасшедшим, которого уже не боятся оставлять одного, не запирают окон в его комнате,
дают ему нож и вилку за обедом, даже позволяют самому бриться, — но все еще у всех в доме памятны недавние сцены неистовства, и потому внутренне никто не поручится, что в одно прекрасное утро он не выскочит из окна или не перережет себе горла.
Заваленный делами, постоянно озабоченный приращением своего состояния, желчный, резкий, нетерпеливый, он не скупясь
давал деньги на учителей, гувернеров, на одежду и прочие нужды детей; но терпеть не мог, как он выражался, нянчиться с писклятами, — да и некогда ему было нянчиться с ними: он работал, возился с делами, спал мало, изредка играл в карты, опять работал; он сам себя
сравнивал с лошадью, запряженной в молотильную машину.
Чтобы утешить самого себя, он старался рас-критиковать ее в своем воображении,
сравнивая ее достоинства по отдельным статьям с достоинствами целого легиона «этих
дам» всех наций и даже с несравненной Гортензией Братковской.
В продолжение целой зимы она прожила в чаду беспрерывной сутолоки, не имея возможности придти в себя,
дать себе отчет в своем положении. О будущем она, конечно, не думала: ее будущее составляли те ежемесячные пятнадцать рублей, которые не
давали ей погибнуть с голода. Но что такое с нею делается? Предвидела ли она, даже в самые скорбные минуты своего тусклого существования, что ей придется влачить жизнь, которую нельзя было
сравнить ни с чем иным, кроме хронического остолбенения?
Молился он о тишине на святой Руси, молился о том, чтоб
дал ему господь побороть измену и непокорство, чтобы благословил его окончить дело великого поту,
сравнять сильных со слабыми, чтобы не было на Руси одного выше другого, чтобы все были в равенстве, а он бы стоял один надо всеми, аки дуб во чистом поле!
Его можно было тоже
сравнить с работником, с дюжим работником, от которого затрещит работа, но которому покамест не
дают работы, и вот он в ожидании сидит и играет с маленькими детьми.
— То духи, а то помада, глупый! нашел
сравнить, — убеждающим голосом сказала Людмила. — Я никогда не помажусь. Зачем волосы склеивать! Духи совсем не то. Дай-ка я тебя надушу. Желаешь? Сиренькой надушу, — желаешь?
И я был рад также, что Биче не поступилась ничем в ясном саду своего душевного мира,
дав моему воспоминанию искреннее восхищение, какое можно
сравнить с восхищением мужеством врага, сказавшего опасную правду перед лицом смерти.
— Э, вздор, старая эстетика! Вот для чего стоит жить, — проговорил он, указывая на красивую
даму, полулежавшую в коляске. — Для такой женщины стоит жить… Ведь это совсем другая зоологическая разновидность, особенно по сравнению с теми
дамами, с которыми нам приходится иметь дело. Это особенный мир, где на первом месте стоит кровь и порода.
Сравни извозчичью клячу и кровного рысака — так и тут.
Отчего уходящий приятель хохочет, выйдя за дверь, тут же
дает самому себе слово никогда не приходить к этому чудаку, хотя этот чудак, в сущности, и превосходнейший малый, и в то же время никак не может отказать своему воображению в маленькой прихоти:
сравнить, хоть отдаленным образом, физиономию своего недавнего собеседника во все время свидания с видом того несчастного котеночка, которого измяли, застращали и всячески обидели дети, вероломно захватив его в плен, сконфузили в прах, который забился наконец от них под стул, в темноту, и там целый час на досуге принужден ощетиниваться, отфыркиваться и мыть свое обиженное рыльце обеими лапами и долго еще после того враждебно взирать на природу и жизнь и даже на подачку с господского обеда, припасенную для него сострадательною ключницею?
Жена доктора, совсем маленькая и очень бойкая
дама, с маленьким, правильным капризным лицом, держала себя неприступно и строго и, кажется, всего больше заботилась о том, чтобы сказать что-нибудь остроумное или по крайней мере умное; это новое явление нашей жизни мне понравилось меньше, чем сам доктор, особенно когда я мысленно
сравнил с ней простую и симпатичную Александру Васильевну.
Гроб опустили, священник взял заступ и первый бросил горсть земли, густой протяжный хор дьячка и двух пономарей пропел вечную память под чистым, безоблачным небом, работники принялись за заступы, и земля уже покрыла и
сровняла яму, — в это время он пробрался вперед; все расступились,
дали ему место, желая знать его намерение.
— Да, — говорит, — надо их
сравнять и тогда для всех безобидное решение сделать. Который к нашему елецкому фасону больше потрафит — о том станем хлопотать и к себе его сманим, а который слабже выйдет — тому
дадим на рясу за беспокойство.
С хохотом они
сравнивали себя с товарными поездами, которые становились на запасные пути, чтобы
дать дорогу курьерскому поезду.
— Да, спасибо вам за вашу новую мораль! Ведь самодержавие, — само самодержавие, с вами
сравнить, было гуманно и благородно. Как жандармы были вежливы, какими гарантиями тогда обставлялись даже административные расправы, как стыдились они сами смертных казней! Какой простор
давали мысли, критике… Разве бы могло им даже в голову прийти за убийство Александра Второго или Столыпина расстрелять по тюрьмам сотни революционеров, совершенно непричастных к убийству?.. Гадины вы! Руку вам подашь, — хочется вымыть ее!
Сравнивать я не мог до поездки в Париж, уже в 1865 году; но и безотносительно труппа была полная и довольно блестящая, а репертуар, как и всегда, возобновлялся каждую субботу; но тогда гораздо чаще
давали водевили, фарсы и бульварные мелодрамы.
Если
сравнить его беседу с тем, что
давал в разговоре прямой его соперник Тургенев, то получится значительная разница.
Она
сравнивает настоящее с прошлым. В прошлом году, в этом же самом душистом и поэтическом мае, она была в институте и держала выпускные экзамены. Ей припоминается, как классная
дама m-lle Morceau, забитое, больное и ужасно недалекое созданье с вечно испуганным лицом и большим, вспотевшим носом, водила выпускных в фотографию сниматься.
— Это ты, Настасья, оставь, кутейники народ умный, трудовой да старательный, вон Сперанский тоже из кутейников, а я бы сам много
дал, чтобы иметь четверть ума его… А тебя я
сравнил с ним не в умаление, а в похвалу, потому что как ты мне ни предана, как ни рассудительна, а все баба…
О чем шептались эти вековые старожилы княжеских владений? Вспоминали ли они в тихой беседе свежую в памяти их одних повесть минувших лет?
Сравнивали ли они прошедшее с настоящим,
давая ему надлежащую оценку, или же, одаренные даром прозрения, с ужасом перешептывались о грядущем?
Последняя, впрочем, относительно своей благодетельницы была нема, как рыба, хотя относительно других
дам язычок ее можно было
сравнить со змеиным жалом.
Но и без изучения статистических данных, стоит только
сравнить среднего исхудалого до костей, с нездоровым цветом лица крестьянина-земледельца средней полосы с тем же крестьянином, попавшим в дворники, кучера — на хорошие харчи, и
сравнить движения этого дворника, кучера и ту работу, которую он может
дать, с движениями и работой крестьянина, живущего дома, чтоб увидеть, насколько недостаточным питанием ослаблены силы этого крестьянина.
— Тебе что за дело! — И проговорил опять от Еноха: «Видех аз стражи стоящие яко аспиды, и очеса их яко свещи потухлы, и зубы их обнаженны».
Сравни же теперь, то ли дело житие духовнее, где исполняется всякое животное благоволение… А я ж твое дитя на то и поведу мирно от чести в честь, и какие хотишь, те я ему и
дам должности! Я его сделаю и книгоносцем, сделаю его и свещником, и за посошника его поставлю, и будет он светить на виду у всех особ, среди храма, а не то что порубежный или пограничный сторож!