Неточные совпадения
Надвигалась гроза.
Черная туча покрыла все вокруг непроницаемой
тенью. Река исчезла, и только в одном месте огонь из окна дачи Телепневой освещал
густую воду.
Мария Романовна тоже как-то вдруг поседела, отощала и согнулась; голос у нее осел, звучал глухо, разбито и уже не так властно, как раньше. Всегда одетая в
черное, ее фигура вызывала уныние; в солнечные дни, когда она шла по двору или гуляла в саду с книгой в руках,
тень ее казалась тяжелей и
гуще, чем
тени всех других людей,
тень влеклась за нею, как продолжение ее юбки, и обесцвечивала цветы, травы.
Он тотчас же вошел в
черное пятно
тени, падавшей от
густого орехового куста, и долго стоял неподвижно, дивясь и пожимая плечами.
Глаза его были закрыты,
тень от
черных густых волос падала пятном на словно окаменелый лоб, на недвижные тонкие брови; из-под посиневших губ виднелись стиснутые зубы.
В чаще этой всегда сыро, пахнет
густой постоянной
тенью, паутиной, падалью-яблоком, которое,
чернея, уже валяется на прелой земле, малиной, иногда и лесным клопом, которого проглотишь нечаянно с ягодой и поскорее заешь другою.
Ночь была лунная, в
густом монастырском саду, покрытом
тенями, лежала дремотная тишина; вдруг одна
тень зашевелилась, зашуршала травою и —
чёрная, покачиваясь, подошла к забору.
А за кладбищем дымились кирпичные заводы.
Густой,
черный дым большими клубами шел из-под длинных камышовых крыш, приплюснутых к земле, и лениво поднимался вверх. Небо над заводами и кладбищем было смугло, и большие
тени от клубов дыма ползли по полю и через дорогу. В дыму около крыш двигались люди и лошади, покрытые красной пылью…
В полночь Успеньева дня я шагаю Арским полем, следя, сквозь тьму, за фигурой Лаврова, он идет сажен на пятьдесят впереди. Поле — пустынно, а все-таки я иду «с предосторожностями», — так советовал Лавров, — насвистываю, напеваю, изображая «мастерового под хмельком». Надо мною лениво плывут
черные клочья облаков, между ними золотым мячом катится луна,
тени кроют землю, лужи блестят серебром и сталью. За спиною сердито
гудит город.
Золотая ночь! Тишина, свет, аромат и благотворная, оживляющая теплота. Далеко за оврагом, позади сада, кто-то завел звучную песню; под забором в
густом черемушнике щелкнул и громко заколотил соловей; в клетке на высоком шесте забредил сонный перепел, и жирная лошадь томно вздохнула за стенкой конюшни, а по выгону за садовым забором пронеслась без всякого шума веселая стая собак и исчезла в безобразной,
черной тени полуразвалившихся, старых соляных магазинов.
Впереди дороги, на горизонте, собиралась туча: тёмно-сизые, лохматые облака сползались в тяжёлую, почти
чёрную массу, и она двигалась навстречу мельнику, бросая от себя на землю
густую тень.
Они были
черные, красивые, с длинными ресницами, от которых внизу лежала
густая тень, отчего белки казались особенно яркими, и оба глаза точно были заключены в
черную, траурную рамку.
Когда Мигуев проходил узким, пустынным переулочком мимо длинных заборов под
густою,
черною тенью лип, ему вдруг стало казаться, что он делает что-то очень жестокое и преступное.
Словом, торжествовал не тот, кто был правее, а тот, кто сильнее, и в этой-то атмосфере бесправия, в
густой тени глухого безмолвия распускался
черный цветок, из соков которого в течение целых веков выжимался «Сеничкин яд» — яд растления.
Весь он, от края до края, куда только хватало зрение, был густо запружен всякого рода телегами, кибитками, фургонами, арбами, колымагами, около которых толпились темные и белые лошади, рогатые волы, суетились люди, сновали во все стороны
черные, длиннополые послушники; по возам, по головам людей и лошадей двигались
тени и полосы света, бросаемые из окон, — и все это в
густых сумерках принимало самые причудливые, капризные формы: то поднятые оглобли вытягивались до неба, то на морде лошади показывались огненные глаза, то у послушника вырастали
черные крылья…