Авдотья Романовна позвонила, на зов явился
грязный оборванец, и ему приказан был чай, который и был, наконец, сервирован, но так грязно и так неприлично, что дамам стало совестно.
Он, облокотясь, с удивлением осматривал всю эту ужасную обстановку, этих ужасных,
грязных оборванцев, обреченных на медленную смерть и загнанных сюда обстоятельствами.
Неточные совпадения
На площади не толпятся тысячи
оборванцев, не сидят на корчагах торговки,
грязные и пропахшие тухлой селедкой и разлагающейся бульонкой и требухой.
Я, конечно, был очень рад сделать это для Глеба Ивановича, и мы в восьмом часу вечера (это было в октябре) подъехали к Солянке. Оставив извозчика, пешком пошли по
грязной площади, окутанной осенним туманом, сквозь который мерцали тусклые окна трактиров и фонарики торговок-обжорок. Мы остановились на минутку около торговок, к которым подбегали полураздетые
оборванцы, покупали зловонную пищу, причем непременно ругались из-за копейки или куска прибавки, и, съев, убегали в ночлежные дома.
На небольшой площадке, невдалеке от огромного здания газеты «Tribune», странный человек зачерпнул воды у фонтана и пил ее с большой жадностью, не обращая внимания на то, что в
грязном водоеме два маленьких
оборванца плавали и ныряли за никелевыми и медными монетками, которые им на потеху кидали прохожие.
Пью, смотрю на
оборванцев, шлепающих по сырому полу снежными опорками и лаптями… Вдруг стол качнулся. Голова зашевелилась, передо мной лицо желтое, опухшее. Пьяные глаза он уставил на меня и снова опустил голову. Я продолжал пить чай… Предзакатное солнышко на минуту осветило
грязные окна притона. Сосед опять поднял голову, выпрямился и сел на стуле, постарался встать и опять хлюпнулся.
Татьяна Львовна одела очень скромную шубку, на голову дешевый шерстяной платок, а на ноги валенки. Я решил ей показать только переписчиков. Пока мы шли рынком мимо баб, торговавших с
грязными фонарями на столах разной «благоухавшей» снедью, которую пожирали
оборванцы, она поражалась и ужасалась. Да еще бы не ужасаться, после ее обычной жизни в уютном флигельке!
Неизменным завсегдатаем погребка сделался и Корпелкин. С утра он сидел в задней темной комнате, известной под именем «клоповника», вместе с десятком
оборванцев, голодных, опухших от пьянства,
грязных…
— И стюдень хароша-ай! — причмокивал
оборванец, тыча
грязной рукой в жидкую, бурую массу…
Оборванец не обращал больше на него внимания. Он задумчиво посвистывал, сидя на тумбочке и отбивая по ней такт голой
грязной пяткой.
Его окружает человек двадцать таких же
оборванцев, от всех — как и от всего здесь — пахнет соленой рыбой, селитрой. Четыре бабы, некрасивые и
грязные, сидя на песке, пьют чай, наливая его из большого жестяного чайника. А вот какой-то рабочий, несмотря на утро, уже пьян, возится на песке, пытаясь встать на ноги и снова падая. Где-то, взвизгивая, плачет женщина, доносятся звуки испорченной гармоники, и всюду блестит рыбья чешуя.
Завернув в один из прилегающих к этой улице
грязных переулков,
оборванец шмыгнул под ворота громадного шестиэтажного дома.
Оказалось, что этот полицейский чиновник бывает только в известные часы, так что им пришлось дожидаться около трех часов, сидя в какой-то
грязной передней, вместе с полицейскими и какими-то
оборванцами.