Неточные совпадения
Когда
граф Альмавива исчислил севильскому цирюльнику качества, которые он требует от слуги, Фигаро заметил,
вздыхая: «Если слуге надобно иметь все эти достоинства, много ли найдется господ, годных быть лакеями?»
— Le bon vieux temps! [Доброе старое время! (фр.)] —
вздохнул граф, — тогда, вашество, старших уважали! — внезапно прибавил он, многозначительно и строго посмотрев на «скворцов» и даже на самого Дмитрия Павлыча.
С высоты своих длинных ног и тощего длинного туловища
граф постоянно смотрел тусклыми глазами в какой-то далекий туманный горизонт и время от времени
вздыхал, усиленно подымая на лбу то одну бровь, то другую, Меланхолия не покидала
графа даже в тех случаях, когда главный управляющий над конторой вручал ему в конце каждого месяца значительные денежные суммы.
С последним ударом
граф придвинулся к столу, хотел как будто что-то сказать, но остановился,
вздохнул и тоскливо приподнял сначала одну бровь, потом другую.
Исправник только
вздохнул и, проведя потом мучительные четверть часа, отправился, наконец, в кабинет, где увидел, что
граф стоит, выпрямившись и опершись одною рукою на спинку кресел, и в этой позе он опять как будто был другой человек, как будто сделался выше ростом; приподнятый подбородок, кажется, еще выше поднялся, ласковое выражение лица переменилось на такое строгое, что как будто лицо это никогда даже не улыбалось.
— Словами не передашь всех тонкостей! — произнес
граф,
вздохнув, и замолчал.
Граф сел,
вздохнул и покачал головой…
А дочки у меня такие красавицы, что не только ваша братия смиренная, а даже князья и
графы засматриваются и
вздыхают.
Он вздрогнул и замер, но, увидя
графа Сигизмунда Владиславовича,
вздохнул свободнее.
— Разве бог и Елисавета — дщерь Великого Петра, а не Анна — спасут Россию! — воскликнул,
вздохнув,
граф Купшин.
— Ах, дай-то Бог! — невольно
вздохнул я и принялся рассматривать мемуары
графа.
Настасья Федоровна, впрочем, надумала и путем мелких жалоб
графу на Петра Федорова, достигла того, что он был отправлен в петербургский дом, что считалось среди грузинской дворни наказанием. Для Семидалова же этот день был праздником; выехав из Грузина, он первый раз с того момента, как впервые вошел во флигель Минкиной,
вздохнул полной грудью.
— А… — произнес
граф и незаметно облегченно
вздохнул.
Граф первый встал и, громко
вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом
граф стал обнимать Мавру Кузьминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что-то неясное, ласково-успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
Прислушавшись несколько секунд молча,
граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо
графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен
вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель;
граф тоже
вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть.
Когда уже
граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело
вздохнув, сказала...
«Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», старательно читала Соня своим тоненьким голоском.
Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто
вздыхая в некоторых местах.
Соня
вздохнула и ничего не отвечала.
Граф, Петя, m-me Schoss, Мавра Кузьминишна, Васильич вошли в гостиную и, затворив двери, все сели и, молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
— Я тебе скажу больше, — продолжал князь Василий, хватая ее за руку, — письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится, — князь Василий
вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится, — и вскроют бумаги
графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.