Неточные совпадения
И всегда как раз наоборот сказочному разбойнику поступал: богатеев не трогал, а
грабил только
бедный народ, который сам в руки дается.
И не то чтоб помаленьку, по-християнски брали — отчего ж и не взять
бедному человеку, коли случай есть? — нет, норовит, знашь, с маху
ограбить вконец.
Идешь и думаешь: хорошо быть разбойником;
грабить жадных, богатых, отдавать награбленное
бедным, — пусть все будут сыты, веселы, не завистливы и не лаются друг с другом, как злые псы.
То ли ты делаешь, когда, будучи землевладельцем, фабрикантом, ты отбираешь произведения труда
бедных, строя свою жизнь на этом ограблении, или, будучи правителем, судьей, насилуешь, приговариваешь людей к казням, или, будучи военным, готовишься к войнам, воюешь,
грабишь, убиваешь?
Львов (входит, смотрит на часы). Пятый час. Должно быть, сейчас начнется благословение… Благословят и повезут венчать. Вот оно, торжество добродетели и правды! Сарру не удалось
ограбить, замучил ее и в гроб уложил, теперь нашел другую. Будет и перед этою лицемерить, пока не
ограбит ее и,
ограбивши, не уложит туда же, где лежит
бедная Сарра. Старая, кулаческая история…
Когда она ехала на Кавказ, ей казалось, что она в первый же день найдет здесь укромный уголок на берегу, уютный садик с тенью, птицами и ручьями, где можно будет садить цветы и овощи, разводить уток и кур, принимать соседей, лечить
бедных мужиков и раздавать им книжки; оказалось же, что Кавказ — это лысые горы, леса и громадные долины, где надо долго выбирать, хлопотать, строиться, и что никаких тут соседей нет, и очень жарко, и могут
ограбить.
Любим Карпыч. Послушайте, люди добрые! Обижают Любима Торцова, гонят вон. А чем я не гость? За что меня гонят? Я не чисто одет, так у меня на совести чисто. Я не Коршунов: я
бедных не
грабил, чужого веку не заедал, жены ревностию не замучил… Меня гонят, а он первый гость, его в передний угол сажают. Что ж, ничего, ему другую жену дадут: брат за него дочь отдает! Ха, ха, ха! (Хохочет трагически.)
Салай Салтаныч. Какая совесть? Где твоя совесть? Чужие деньги бросал — это совесть? Тому должен — не заплатил, другому должен — не заплатил, это совесть? Украл,
ограбил, — не хорошо; а бросал деньги — хуже. Украл,
ограбил — молись богу,
бедным давай, бог простит. Я знал один грек, молодой был, разбойник был, по морю ходил, пушки палил, людей бил,
грабил; состарился, монастырь пошел, монах стал, человек нравоучительный.
— А, казенное? То, вот видишь, казна, — зашипел Фарфоровский. — Казну сберегать надо; она у нас
бедная… Только частного человека
грабить можно.
Ограбление богатого на больших дорогах зa то, что он богат, гораздо реже встречается, потому что
грабить богатого опасно,
бедного же можно
грабить, ничем не рискуя.
Бедные, несчастные, бессмысленные народы, упорные в своем зле, слепые к своему добру, вы позволяете отбирать от вас лучшую часть вашего дохода,
грабить ваши поля, ваши дома; вы живете так, как будто всё это принадлежит не вам, позволяя отнимать у вас вашу совесть, соглашаясь быть убийцами.
Было время, когда кассиры
грабили и наше Общество. Страшно вспомнить! Они не обкрадывали, а буквально вылизывали нашу
бедную кассу. Наутро нашей кассы было обито зеленым бархатом — и бархат украли. А один так увлекся, что вместе с деньгами утащил замок и крышку. За последние пять лет у нас перебывало девять кассиров, и все девять шлют нам теперь в большие праздники из Красноярска свои визитные карточки. Все девять!
Религия
обеднила,
ограбила человека.
В бою китайцы помогают японцам, наших раненых
грабят, указания дают ложные — подводят под пули японцев, фураж и провиант добровольно не продают, устраивают склады для неприятеля, своими часто лживыми жалобами вызывают незаслуженное наказание, стоит отделиться по делам службы, как солдата убивают, заснёт солдат в фанзе — и тут ему покоя от манзы нет, его обкрадывают, выгонять же хозяина из его дома не позволяют — не гуманно, достаточно того, что
бедному китайцу приходится стеснить свою семью на ночь.