Неточные совпадения
— Что ты, с ума сошел? — с ужасом вскрикнула Долли. — Что ты, Костя, опомнись! —
смеясь сказала она. — Ну, можешь итти теперь к Фанни, — сказала она Маше. — Нет, уж если хочешь ты, то я скажу Стиве. Он увезет его. Можно сказать, что ты ждешь
гостей. Вообще он нам не к дому.
Приходит муж. Он прерывает
Сей неприятный tête-а-tête;
С Онегиным он вспоминает
Проказы, шутки прежних лет.
Они
смеются. Входят
гости.
Вот крупной солью светской злости
Стал оживляться разговор;
Перед хозяйкой легкий вздор
Сверкал без глупого жеманства,
И прерывал его меж тем
Разумный толк без пошлых тем,
Без вечных истин, без педантства,
И не пугал ничьих ушей
Свободной живостью своей.
На миг умолкли разговоры;
Уста жуют. Со всех сторон
Гремят тарелки и приборы,
Да рюмок раздается звон.
Но вскоре
гости понемногу
Подъемлют общую тревогу.
Никто не слушает, кричат,
Смеются, спорят и пищат.
Вдруг двери настежь. Ленский входит,
И с ним Онегин. «Ах, творец! —
Кричит хозяйка: — наконец!»
Теснятся
гости, всяк отводит
Приборы, стулья поскорей;
Зовут, сажают двух друзей.
Неосторожность была, впрочем, явная с обеих сторон: выходило, что Порфирий Петрович как будто
смеется в глаза над своим
гостем, принимающим этот смех с ненавистью, и очень мало конфузится от этого обстоятельства.
— Не ждали
гостя, Родион Романыч, — вскричал,
смеясь, Порфирий Петрович. — Давно завернуть собирался, прохожу, думаю — почему не зайти минут на пять проведать. Куда-то собрались? Не задержу. Только вот одну папиросочку, если позволите.
Да не смеяться-то нельзя;
гостей позовут, посадить не умеют, да еще, гляди, позабудут кого из родных.
—
Смейся,
смейся, Борис Павлович, а вот при
гостях скажу, что нехорошо поступил: не успел носа показать и пропал из дома. Это неуважение к бабушке…
Гость хрипло
засмеялся, снял с головы белую войлочную шляпу и провел короткой пухлой рукой по своей седой щетине.
В этой болтовне незаметно пролетел целый час. Привалов заразился веселым настроением хозяйки и
смеялся над теми милыми пустяками, которые говорят в таких хорошеньких гостиных. Антонида Ивановна принесла альбом, чтобы показать карточку Зоси Ляховской. В момент рассматривания альбома, когда Привалов напрасно старался придумать что-нибудь непременно остроумное относительно карточки Зоси Ляховской, в гостиной послышались громкие шаги Половодова, и Антонида Ивановна немного отодвинулась от своего
гостя.
— Ах, вот в чем дело… —
засмеялась Ляховская. — А слыхали пословицу, Аника Панкратыч: «в
гостях воля хозяйская…»
Но если заедет к ней
гость, молодой какой-нибудь сосед, которого она жалует, — Татьяна Борисовна вся оживится; усадит его, напоит чаем, слушает его рассказы,
смеется, изредка его по щеке потреплет, но сама говорит мало; в беде, в горе утешит, добрый совет подаст.
Кирила Петрович громко
засмеялся при дерзком замечании своего холопа, а
гости вослед за ним захохотали, хотя и чувствовали, что шутка псаря могла отнестися и к ним.
Сначала соседи
смеялись между собою над высокомерием Троекурова и каждый день ожидали, чтоб незваные
гости посетили Покровское, где было им чем поживиться, но, наконец, принуждены были с ним согласиться и сознаться, что и разбойники оказывали ему непонятное уважение…
Гости, сидевшие у нас в тот вечер, тоже стали расходиться, причем последняя группа еще некоторое время стояла на крыльце, разговаривая и
смеясь.
— Да это ты, Михей Зотыч? Тьфу, окаянный человек! —
засмеялся грозный исправник. — Эк тебя носит нелегкая! Хочешь коньяку? Нет? Ну, я скоро в
гости к тебе на мельницу приеду.
Пашенька
смеялась и садилась так близко к
гостю, что своим плечом касалась его.
— Вот так
погостили! — добродушно
смеялся Михей Зотыч, останавливая взмыленных лошадей. — Нечего сказать, ловко!
Она представила князя
гостям, из которых большей половине он был уже известен. Тоцкий тотчас же сказал какую-то любезность. Все как бы несколько оживились, все разом заговорили и
засмеялись. Настасья Филипповна усадила князя подле себя.
Все сидевшие за столом
рассмеялись. А за столом сидели: Лиза, Гловацкий, Вязмитинов (сделавшийся давно ежедневным
гостем Гловацких), доктор и сама Женни, глядевшая из-за самовара на сконфуженного Помаду.
— Дома с
гостями, — отвечала,
смеясь, Лиза.
Зоя, которая уже кончила играть и только что хотела зевнуть, теперь никак не может раззеваться. Ей хочется не то сердиться, не то
смеяться. У ней есть постоянный
гость, какой-то высокопоставленный старичок с извращенными эротическими привычками. Над его визитами к ней потешается все заведение.
Она громко
засмеялась, взяла за руку мою мать и повела в гостиную; в дверях стояло много
гостей, и тут начались рекомендации, обниманья и целованья.
Он застал ее с матерью. Там было человека два из города, соседка Марья Ивановна и неизбежный граф. Мучения Александра были невыносимы. Опять прошел целый день в пустых, ничтожных разговорах. Как надоели ему
гости! Они говорили покойно о всяком вздоре, рассуждали, шутили,
смеялись.
Князь Василий Львович, сидя за большим круглым столом, показывал своей сестре, Аносову и шурину домашний юмористический альбом с собственноручными рисунками. Все четверо
смеялись от души, и это понемногу перетянуло сюда
гостей, не занятых картами.
Заметив наконец, какая она хорошенькая, когда
смеется, он вдруг, при всех
гостях, обхватил ее за талию и поцеловал в губы, раза три сряду, в полную сласть.
Смех разрастался сильней и сильней, но
смеялись более молодые и, так сказать, мало посвященные
гости. На лицах хозяйки, Липутина и хромого учителя выразилась некоторая досада.
— Ах, ты всё про лакея моего! —
засмеялась вдруг Марья Тимофеевна. — Боишься! Ну, прощайте, добрые
гости; а послушай одну минутку, что я скажу. Давеча пришел это сюда этот Нилыч с Филипповым, с хозяином, рыжая бородища, а мой-то на ту пору на меня налетел. Как хозяин-то схватит его, как дернет по комнате, а мой-то кричит: «Не виноват, за чужую вину терплю!» Так, веришь ли, все мы как были, так и покатились со смеху…
— Нет, ты не
смейся, мой друг! Это дело так серьезно, так серьезно, что разве уж Господь им разуму прибавит — ну, тогда… Скажу хоть бы про себя: ведь и я не огрызок; как-никак, а и меня пристроить ведь надобно. Как тут поступить? Ведь мы какое воспитание-то получили? Потанцевать да попеть да
гостей принять — что я без поганок-то без своих делать буду? Ни я подать, ни принять, ни сготовить для себя — ничего ведь я, мой друг, не могу!
— Бабушка бывает сердитая, а мама никогда не бывает, она тойко
смеется. Ее все юбят, потому что ей всегда некогда, все приходят
гости,
гости, и смотрят на нее, потому что она красивая. Она — ми’ая, мама. И О’есов так говорит: ми’ая мама!
— Это невежливо, при
гостях, — выговаривал Передонов. — Надо мной
смеетесь? — спросил он.
Многие из
гостей подумали, что, пожалуй, и правда, и перестали
смеяться.
Познакомился он с ним необычно и смешно: пришёл однажды в предвечерний час к Ревякиным, его встретила пьяная кухарка, на вопрос — дома ли хозяева? — проворчала что-то невнятное,
засмеялась и исчезла, а
гость прошёл в зал, покашлял, пошаркал ногами, прислушался, — было тихо.
Меценат из казанских татар хохотал,
гости мецената
смеялись, а никому не было весело, и, расставшись, все злились.
Сказавши это, он так странно
засмеялся, что я тотчас же понял, что нахожусь не в
гостях, а в плену.
Пируя с
гостями, он любил хвастаться, что вот эту красотку в золотых рамах отнял он у такого-то господина, а это бюро с бронзой у такого-то, а эту серебряную стопку у такого-то, — и все эти такие-то господа нередко пировали тут же и притворялись, что не слышат слов хозяина, или скрепя сердце сами
смеялись над собой.
— И я говорю, — подхватил пьяный Ергушов,
смеясь. — Гостей-то что! — прибавил он, указывая на проходившего солдата. — Водка хороша солдатская, люблю!
Все приличия были забыты: пьяные господа обнимали пьяных слуг; некоторые
гости ревели наразлад вместе с песенниками; другие, у которых ноги были тверже языка, приплясывали и кривлялись, как рыночные скоморохи, и даже важный Замятня-Опалев несколько раз приподнимался, чтоб проплясать голубца; но, видя, что все его усилия напрасны, пробормотал: «Сердце мое смятеся и остави мя сила моя!» Пан Тишкевич хотя не принимал участия в сих отвратительных забавах, но, казалось, не скучал и
смеялся от доброго сердца, смотря на безумные потехи других.
Он
смеялся и говорил, а сам между тем пугливо и подозрительно посматривал на Соломона. Тот стоял в прежней позе и улыбался. Судя по его глазам и улыбке, он презирал и ненавидел серьезно, но это так не шло к его ощипанной фигурке, что, казалось Егорушке, вызывающую позу и едкое, презрительное выражение придал он себе нарочно, чтобы разыграть шута и насмешить дорогих
гостей.
Венецейцы, греки и морава
Что ни день о русичах поют,
Величают князя Святослава.
Игоря отважного клянут.
И
смеется гость земли немецкой,
Что, когда не стало больше сил.
Игорь-князь в Каяле половецкой
Русские богатства утопил.
И бежит молва про удалого,
Будто он, на Русь накликав зло.
Из седла, несчастный, золотого
Пересел в кощеево седло…
Приумолкли города, и снова
На Руси веселье полегло.
Лунёв стоял рядом с дверью, и нужно было идти мимо него. Он всё
смеялся. Ему приятно было видеть, что эти люди боятся его; он замечал, что
гостям не жалко Автономовых, что они с удовольствием стали бы всю ночь слушать его издевательства, если б не боялись его.
1-й
гость (почтительно
смеясь). Помилуйте, что вы… Одно только звание, что вдова, а вы любой девице можете десять очков вперед дать.
1-й
гость (
смеется). Молодые люди… а вы разве старая?
Мы ведь здесь русские, и вот друг мой Марья Николаевна… она по-французски и не понимает, и может подумать что-нибудь на ее счет, и обидеться может…» И все говорит, бывало, этак чаще всего за меня, так что даже, право, мученье это мне было при
гостях сидеть; но огорчать я ее не могла и друзей через это приобретала: кого она этак хорошо с своими извинениями отчитает, сам же после этого над собою
смеется.
И
гость нам не отказал: он,
смеясь, подал руки мне и сестре Nathalie, и мы с ним, выйдя в залу, начали бегать около большого круглого стола, и, признаться сказать, превесело провели час пред обедом.
— Разумеется. Долго ли вместо одной дощечки прибить другую. Да вот, кстати, все
гости идут сюда; ступай к ним навстречу, скажи, что это ошибка, и, чтоб они перестали
смеяться, начни хохотать громче их.
Начал
гость издалека, именно попросил разрешения закурить сигару, вследствие чего Персиков с большою неохотой пригласил его сесть. Далее
гость произнес длинные извинения по поводу того, что он пришел поздно: «Но… господина профессора невозможно днем никак пойма… хи-хи… пардон… застать» (
гость,
смеясь, всхлипывал, как гиена).
— Хорошо же! — сказал Истомин и, сложив свои руки на груди, стал полькировать с Бертой Ивановной по самой старинной моде. Развеселившаяся Берта не дала сконфузить своего кавалера: шаля, закинула она назад свои белые руки и пошла в такт отступать.
Гости опять начали им аплодировать и
смеяться.
Князь взял себе лучшего и пустил его по полю. Горячий конь был!
Гости хвалят его стати и быстроту, князь снова скачет, но вдруг в поле выносится крестьянин на белой лошади и обгоняет коня князя, — обгоняет и… гордо
смеётся. Стыдно князю перед
гостями!.. Сдвинул он сурово брови, подозвал жестом крестьянина, и когда тот подъехал к нему, то ударом шашки князь срубил ему голову и выстрелом из револьвера в ухо убил коня, а потом объявил о своём поступке властям. И его осудили в каторгу…
Гость и хозяин много
смеялись над простодушием турков; впрочем, не могли не отдать должной дани удивления их фанатизму, возбуждаемому опиумом…
Коршунов (принужденно хохочет). Так этакой-то у тебя порядок в доме! Этакие ты моды завел: у тебя пьяные
гостей обижают! Хе, хе, хе. Я, говорит, в Москву поеду, меня здесь не понимают. В Москве-то уж такие дураки повывелись, там
смеются над ними. Зятюшка, зятюшка! Хе, хе, хе! Любезный тестюшка! Нет, шалишь, я даром себя обидеть не позволю. Нет, ты теперь приди-ка ко мне да покланяйся, чтоб я дочь-то твою взял.