Неточные совпадения
Холера — это слово, так знакомое теперь в Европе, домашнее в России до того, что какой-то патриотический
поэт называет холеру единственной верной союзницей Николая, — раздалось тогда в первый раз на севере. Все трепетало страшной заразы, подвигавшейся по Волге к Москве. Преувеличенные слухи наполняли ужасом воображение. Болезнь шла капризно, останавливалась, перескакивала, казалось, обошла Москву, и вдруг грозная весть «Холера в Москве!» — разнеслась по
городу.
Вот как это было: пировал Тимур-бек в прекрасной долине Канигула, покрытой облаками роз и жасмина, в долине, которую
поэты Самарканда назвали «Любовь цветов» и откуда видны голубые минареты великого
города, голубые купола мечетей.
И этот человек — заговорщик! Этот человек не настолько свободен, чтобы ясно сказать, что в
городе имярек исправник ездит на казенных лошадях! Этот человек, защитник Гомера, как человека,
поэта и гражданина, — один из деятельных членов разбойнической банды"Пенкоснимателей"!
Бегушев почувствовал даже какое-то отвращение к политике и весь предался искусствам и наукам: он долго жил в Риме, ездил по германским университетским
городам и проводил в них целые семестры; ученые,
поэты, художники собирались в его салоне и, под благодушным влиянием Натальи Сергеевны, благодушествовали.
«А кто его знает, каков он был, этот Самос? — думал он дальше, и струя веселого, чисто волжского задора разливалась по нем. — Ведь это только у
поэтов выходит все великолепно и блистательно, а на самом-то деле, на наш аршин, оказывается мизерно. И храмы-то их знаменитые меньше хорошей часовни. Пожалуй, и Самос — тот же Кладенец, когда он был стольным
городом. И Поликрат не выше старшины Степана Малмыжского?»
Национальная самовлюбленность французов достигла тогда"белого каления". Даже эмиграция, в лице"поэта-солнца" — Виктора Гюго, воспела величие Парижа. В его статье (за которую ему заплатил десять тысяч франков издатель выставочного"Путеводителя") Париж назван был ни больше ни меньше как"город-свет"–"ville-lumiere".
Кроме Виктора Ипатьича, тогда в Киеве водились еще и другие
поэты, в плоской части доживал свой маститый век Подолинский, а по
городу ходили одна молодая девица и один молодой кавалер.