Неточные совпадения
Горела Пушкарская слобода, и от нее, навстречу толпе, неслась целая стена песку и
пыли.
Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу: бедно, разбросанно и неприютно в тебе; не развеселят, не испугают взоров дерзкие дива природы, венчанные дерзкими дивами искусства, города с многооконными высокими дворцами, вросшими в утесы, картинные дерева и плющи, вросшие в домы, в шуме и в вечной
пыли водопадов; не опрокинется назад голова посмотреть на громоздящиеся без конца над нею и в вышине каменные глыбы; не блеснут сквозь наброшенные одна на другую темные арки, опутанные виноградными сучьями, плющами и несметными миллионами диких роз, не блеснут сквозь них вдали вечные линии сияющих
гор, несущихся в серебряные ясные небеса.
— Встряхнуть бы все это, чтоб рассыпалось в
пыль, — бормотал он, глядя в ощеренные пасти камней, в трещины отвесной
горы.
Последний, если хотел, стирал
пыль, а если не хотел, так Анисья влетит, как вихрь, и отчасти фартуком, отчасти голой рукой, почти носом, разом все сдует, смахнет, сдернет, уберет и исчезнет; не то так сама хозяйка, когда Обломов выйдет в сад, заглянет к нему в комнату, найдет беспорядок, покачает головой и, ворча что-то про себя, взобьет подушки
горой, тут же посмотрит наволочки, опять шепнет себе, что надо переменить, и сдернет их, оботрет окна, заглянет за спинку дивана и уйдет.
Она будто не сама ходит, а носит ее посторонняя сила. Как широко шагает она, как прямо и высоко несет голову и плечи и на них — эту свою «беду»! Она, не чуя ног, идет по лесу в крутую
гору; шаль повисла с плеч и метет концом сор и
пыль. Она смотрит куда-то вдаль немигающими глазами, из которых широко глядит один окаменелый, покорный ужас.
Сразу от бивака начинался подъем. Чем выше мы взбирались в
гору, тем больше было снега. На самом перевале он был по колено. Темно-зеленый хвойный лес оделся в белый убор и от этого имел праздничный вид. Отяжелевшие от снега ветви елей пригнулись книзу и в таком напряжении находились до тех пор, пока случайно упавшая сверху веточка или еловая шишка не стряхивала пышные белые комья, обдавая проходящих мимо людей холодной снежной
пылью.
Было еще темно, когда всех нас разбудил Чжан Бао. Этот человек без часов ухитрялся точно угадывать время. Спешно мы напились чаю и, не дожидаясь восхода солнца, тронулись в путь. Судя по времени, солнце давно взошло, но небо было серое и пасмурное.
Горы тоже были окутаны не то туманом, не то дождевой
пылью. Скоро начал накрапывать дождь, а вслед за тем к шуму дождя стал примешиваться еще какой-то шум. Это был ветер.
Переехав швейцарские
горы, Фогт стряхнул с себя
пыль франкфуртского собора и, расписавшись в книге путешественников: «К.
Где-то
горело, где-то проносились в
пыли и дыму всадники в остроконечных шапках, где-то трещали выстрелы, и ветер уносил белые дымки, как на солдатском стрельбище.
И всякое
горе — как
пыль по ветру; до того люди запевались, что, бывало, и каша вон из котла бежит; тут кашевара по лбу половником надо бить: играй как хошь, а дело помни!
Над толпой колыхалась туча копоти и
пыли, облитые потом лица
горели, кожа щек плакала черными слезами.
Его лошади как подхватят с возом под
гору, а он сразу как взметнется, старенький этакой, вот в таком, как я ноне, в послушничьем колпачке, и лицо какое-то такое жалкое, как у старой бабы, да весь перепуганный, и слезы текут, и ну виться на сене, словно пескарь на сковороде, да вдруг не разобрал, верно, спросонья, где край, да кувырк с воза под колесо и в пыли-то и пополз… в вожжи ногами замотался…
— Как можно знать, как можно знать, кто это будет? Но, однако, позвольте, что же это я вижу? — заключил протоиерей, вглядываясь в показавшееся на
горе облако
пыли.
Приходилось разбираться в явлениях почти кошмарных. Вот рано утром он стоит на постройке у собора и видит — каменщики бросили в творило извести чёрную собаку. Известь только ещё гасится, она кипит и булькает, собака
горит, ей уже выжгло глаза, захлёбываясь, она взвизгивает, судорожно старается выплыть, а рабочие, стоя вокруг творила в белом пару и
пыли, смеются и длинными мешалками стукают по голове собаки, погружая искажённую морду в густую, жгучую, молочно-белую массу.
Луна уже скатилась с неба, на деревья лёг густой и ровный полог темноты; в небе тускло
горели семь огней колесницы царя Давида и сеялась на землю золотая
пыль мелких звёзд. Сквозь завесу малинника в окне бани мерцал мутный свет, точно кто-то протирал тёмное стекло жёлтым платком. И слышно было, как что-то живое трётся о забор, царапает его, тихонько стонет и плюёт.
Жар давно свалил, прохлада от воды умножала прохладу от наступающего вечера, длинная туча
пыли шла по дороге и приближалась к деревне, слышалось в ней блеянье и мычанье стада, опускалось за крутую
гору потухающее солнце.
Степан Михайлыч, накрыв рукою глаза от солнца, несколько мгновений следил за облаком
пыли, стараясь разглядеть в нем улетающий экипаж и, когда карета выбралась к господскому гумну на крутую
гору, воротился в свою горницу и лег почивать.
Ему представляется в
горах уединенная хижина и у порога она, дожидающаяся его в то время, как он, усталый, покрытый
пылью, кровью, славой, возвращается к ней, и ему чудятся ее поцелуи, ее плечи, ее сладкий голос, ее покорность.
Несмотря на страшную жару и
пыль, забегая вперед, лазил по
горам, а иногда откалывал такого опасного козла, что измученные и запыленные солдаты отдыхали за смехом.
После обеда мы дружески расстались, мои молодые товарищи наняли лошадей и поехали в Тифлис, а я гулял по станции, по берегу Терека, пока, наконец, увидал высоко на
горе поднимающуюся
пыль и пошел навстречу своему эшелону.
— «Не вихри, не ветры в полях подымаются, не буйные крутят
пыль черную: выезжает то сильный, могучий богатырь Добрыня Никитич на своем коне богатырском, с одним Торопом-слугой; на нем доспехи ратные как солнышко
горят; на серебряной цепи висит меч-кладенец в полтораста пуд; во правой руке копье булатное, на коне сбруя красна золота.
Солнце
горит в небе, как огненный цветок, и сеет золотую
пыль своих лучей на серые груди скал, а из каждой морщины камня, встречу солнца, жадно тянется живое — изумрудные травы, голубые, как небо, цветы. Золотые искры солнечного света вспыхивают и гаснут в полных каплях хрустальной росы.
Жара стояла смертельная,
горы,
пыль, кремнем раскаленным пахнет, люди измучились, растянулись, а чуть команда: «Песенники, вперед», и ожило все, подтянулось. Загремит по
горам раскатистая, лихая песня, хошь и не особенно складная, а себя другим видишь. Вот здесь, в России, на ученьях солдатских песни все про бой да про походы поются, а там, в бою-то, в чужой стороне, в
горах диких, про наши поля да луга, да про березку кудрявую, да про милых сердцу поются...
И одры разлетелись, сделали с
горы круг; за ними закурило и замело облако
пыли, и в этом облаке, стоя на ногах посреди тарантаса, явился Рогожин в своей куртке, с развевающимся по ветру широким монашеским плащом. Все это как воздушный корабль врезалось — и тут и гик, и свист, и крик «бей», и хлопанье кнута, и, одним словом, истребление народов!
Потом дни через два отец свозил меня поудить и в Малую и в Большую Урему; он ездил со мной и в Антошкин враг, где на самой вершине
горы бил сильный родник и падал вниз
пылью и пеной; и к Колоде, где родник бежал по нарочно подставленным липовым колодам; и в Мордовский враг, где ключ вырывался из каменной трещины у подошвы
горы; и в Липовый, и в Потаенный колок, и на пчельник, между ними находившийся, состоящий из множества ульев.
—
Пылит, — сказал он, вздохнув. — Я таких много видел, краснобаев. Путают они народ. И сами тоже в словах запутались. Скажи ему: горох, а он тебе:
горы, ох… Да, да.
Вокруг оседланные кони;
Серебряные блещут брони;
На каждом лук, кинжал, колчан
И шашка на ремнях наборных,
Два пистолета и аркан,
Ружье; и в бурках, в шапках черных
К набегу стар и млад готов,
И слышен топот табунов.
Вдруг
пыль взвилася над
горами,
И слышен стук издалека;
Черкесы смотрят: меж кустами
Гирея видно, ездока!
Надежды нет им возвратиться;
Но сердце поневоле мчится
В родимый край. — Они душой
Тонули в думе роковой. //....................
Но
пыль взвивалась над холмами
От стад и борзых табунов;
Они усталыми шагами
Идут домой. — Лай верных псов
Не раздавался вкруг аула;
Природа шумная уснула;
Лишь слышен дев издалека
Напев унылый. — Вторят
горы,
И нежен он, как птичек хоры,
Как шум приветный ручейка...
Меж тем черкешенки младые
Взбегают на
горы крутые
И в темну даль глядят — но
пыльЛежит спокойно по дороге;
И не шелохнется ковыль,
Не слышно шума, ни тревоги.
Внизу сгустился мрак, и черные тени залегли по глубоким лугам;
горы и лес слились в темные сплошные массы; а вверху, в голубом небе, как алмазная
пыль, фосфорическим светом
горят неисчислимые миры.
Оно покрывает всю
гору, с вершины до подножья, и от света зари и от
пыли кажется таким же красным и таким же волнистым, как твои кудри.
Солнце уже зашло за макушки березовой аллеи,
пыль укладывалась в поле, даль виднелась явственнее и светлее в боковом освещении, тучи совсем разошлись, па гумне из-за деревьев видны были три новые крыши скирд, и мужики сошли с них; телеги с громкими криками проскакали, видно, в последний раз; бабы с граблями на плечах и свяслами на кушаках с громкою песнью прошли домой, а Сергей Михайлыч все не приезжал, несмотря на то, что я давно видела, как он съехал под
гору.
На всех точках площади между
горой и морем сновали маленькие серые люди, насыщая воздух своим криком,
пылью, терпким запахом человека. Среди них расхаживали распорядители в белых кителях с металлическими пуговицами, сверкавшими на солнце, как чьи-то желтые холодные глаза.
Они казались маленькими, как черви, на фоне темно-коричневой
горы, изуродованной их руками, и, как черви, суетливо копошились среди груд щебня и кусков дерева в облаках каменной
пыли, в тридцатиградусном зное южного дня.
Приплюснутые к земле, они усеяли собой всю
гору, полугнилые, немощные, окрашенные солнцем,
пылью и дождями в тот серовато-грязный колорит, который принимает дерево в старости.
Я подошел к окну. Звон колокольчика быстро приближался, но сначала мне видно было только облако
пыли, выкатившееся как будто из лесу и бежавшее по дороге к стану. Но вот дорога, пролегавшая под
горой, круто свернула к станции, и в этом месте мы могли видеть ехавших — прямо и очень близко под нами.
Катят с
горы тройки, как по ровному месту, гогот… звон… свист… Ямщики со станка выбегут навстречу, чают так, что губернатор… И нет никого… Звон, да крики, да свист пролетят с ветром мимо, только снег
пылит… А никого, что есть — ни лошадей, ни человека не видно…
Вечерние тени удлинились. Солнце стояло над самой чертой земли, окрашивая
пыль в яркий пурпуровый цвет. Дорога пошла под
гору. Далеко на горизонте показались неясные очертания леса и жилых строений.
Я повернул лодку и сразу почувствовал, что ее колыхнуло сильнее, приподняло и в бока ударила торопливая, тревожная зыбь… Бежавший перед тучею охлажденный ветер задул между
горами, точно в трубе. От высокого берега донесся протяжный гул, в лицо нам попадала мелкая
пыль водяных брызгов, между берегом и глазом неслась тонкая пелена, смывавшая очертания скал и ущелий…
А волк говорит: «То-то и
горе, собаченька, что у меня уж давно глаза болят, а говорят — от овечьего стада
пыль хорошо глаза вылечивает».
И Ровнедь минули, и Щербинскую
гору, что так недавно еще красовалась вековыми дубовыми рощами, попавшими под топор промышленника, либо расхищенными людом, охочим до чужого добра. Река заворотила вправо; высокий, чернеющий чапыжником нагорный берег как бы исполинской подковой огибал реку и темной полосой отражался на ее зеркальной поверхности. Солнце еще не село, но уж потонуло в тучах
пыли, громадными клубами носившейся над ярманкой. В воздухе засвежело; Татьяна Андревна и девицы приукутались.
Крики извозчиков, звон разнозвучных болхарéй, гормотух, гремков и бубенчиков, навязанных на лошадиную сбрую, стук колес о булыжную мостовую, стук заколачиваемых ящиков, стукотня татар, выбивающих палками
пыль из овчин и мехов, шум, гам, пьяный хохот, крупная ругань, писк шарманок, дикие клики трактирных цыган и арфисток, свистки пароходов, несмолкающий нестройный звон в колокольном ряду и множество иных разнообразных звуков слышатся всюду и далеко разносятся по водному раздолью рек, по
горам и по гладким, зеленым окрестностям ярманки.
Было тихое морозное утро. Солнце только что начинало всходить. Уже розовели восточные склоны
гор, обращенные к солнцу, в то время как в распадках между ними снег еще сохранял сумеречные лиловые оттенки. У противоположного берега в застывшем холодном воздухе над полыньей клубился туман и в виде мелкой радужной
пыли садился на лед, кусты и прибрежные камни.
Нормальный молодой человек при такой обстановке ударился бы в романтизм, я же глядел на темные окна и думал: „Всё это внушительно, но придет время, когда и от этого здания, и от Кисочки с ее
горем, и от меня с моими мыслями не останется и
пыли…
Далеко на дороге взвилось большое облако
пыли и окутало серевшие над рожью крыши деревни. Видно было, как на
горе вдруг забилась старая лозина. Ветер рванул, по ржи побежали большие, раскатистые волны. И опять все стихло. Только слышалось мирное чириканье птичек. Вдали протяжно свистнула иволга.
За окном он не мог
гореть, потому что в верхнем ярусе колокольни не было ни икон, ни лампад; там, как я знал, были одни только балки,
пыль да паутина; пробраться в этот ярус было трудно, потому что ход в него из колокольни был наглухо забит.
С раннего утра с
гор подул на город бешеный ветер. Над улицами и домами вздымались тучи серой
пыли. Деревья бились под ветром. Гибкие кипарисы гнулись в стройные дуги.
Это не Антон. Тот в немецкой епанечке, светлые волосы его падают кудрями по плечам, а этот молодец острижен в кружок, в русской одежде, в шеломе и латах. Щеки его
горят, он весь в
пыли с головы до ног. Между тем паробок принимает коня его, служит ему, как своему господину, и дает знать, что он может идти в хоромы.
Перемежавшаяся по дороге из Менцена
пыль, которую установили было на ней шедшие мимо русские полки, снова поднялась, и сердце Розы сказало глазам ее, что едет тот, кому предалось оно с простодушием, свойственным пастушке альпийской, и страстию, редкою в ее лета. Как она любила его! Для него швейцарка могла забыть свои
горы, отца и долг свой.