Неточные совпадения
Почтенный старец этот постоянно был
сердит или выпивши, или выпивши и
сердит вместе. Должность свою он исполнял с какой-то высшей точки зрения и придавал ей торжественную важность; он умел с особенным шумом и треском отбросить ступеньки кареты и хлопал дверцами сильнее ружейного выстрела. Сумрачно и навытяжке стоял на запятках и всякий раз, когда его потряхивало на рытвине, он густым и недовольным
голосом кричал кучеру: «Легче!», несмотря на то что рытвина уже была на пять шагов сзади.
Диде сделалось стыдно за последовавшую после этого разговора сцену. Она не вышла из кабинета только из страха, чтоб окончательно не
рассердить расчувствовавшегося старика. Стабровский положил свою руку на голову Устеньки и заговорил сдавленным
голосом...
Еще одно его смущало, его
сердило: он с любовью, с умилением, с благодарным восторгом думал о Джемме, о жизни с нею вдвоем, о счастии, которое его ожидало в будущем, — и между тем эта странная женщина, эта госпожа Полозова неотступно носилась… нет! не носилась — торчала… так именно, с особым злорадством выразился Санин — торчала перед его глазами, — и не мог он отделаться от ее образа, не мог не слышать ее
голоса, не вспоминать ее речей, не мог не ощущать даже того особенного запаха, тонкого, свежего и пронзительного, как запах желтых лилий, которым веяло от ее одежд.
Но последних слов уже не было слышно. Коляска, принятая дружно четверкою сильных коней, исчезла в облаках пыли. Подали и мой тарантас; я сел в него, и мы тотчас же проехали городишко. «Конечно, этот господин привирает, — подумал я, — он слишком
сердит и не может быть беспристрастным. Но опять-таки все, что он говорил о дяде, очень замечательно. Вот уж два
голоса согласны в том, что дядя любит эту девицу… Гм! Женюсь я иль нет?» В этот раз я крепко задумался.
— Но ты только выслушай меня… выслушай несколько моих слов!.. — произнесла Елизавета Петровна вкрадчивым
голосом. — Я, как мать, буду говорить с тобою совершенно откровенно: ты любишь князя, — прекрасно!.. Он что-то такое дурно поступил против тебя,
рассердил тебя, — прекрасно! Но дай пройти этому хоть один день, обсуди все это хорошенько, и ты увидишь, что тебе многое в ином свете представится! Я сама любила и знаю по опыту, что все потом иначе представляется.
— Чем нам их
рассердить? Мы и в комнату к ним даже не входили, — ответили в один
голос Минодора и Маремьяша.
— Послушай, ты
сердит на меня, ты взбешен? — спросила она задыхающимся
голосом.
— О, их много! — произнесла Домна Осиповна, хоть сама сознавала, что у ней всего один был факт: то, что Бегушев, имея средства, не дарил ей дачи; но как это было высказать?! Кроме того, она видела, что очень его
рассердила, а потому поспешила переменить свой тон. — Пощади меня, Александр, ты видишь, как я сегодня раздражена! — произнесла она умоляющим
голосом. — Ты знаешь ли, что возлюбленная мужа способна отравить меня, потому что это очень выгодно для нее будет!
— Вы меня
рассердите, и я заплачу. Я от души сожалею, что не поехала к Дарье Михайловне и осталась с вами. Вы этого не стоите. Полноте дразнить меня, — прибавила она жалобным
голосом. — Вы лучше расскажите мне об его молодости.
И это верно — нехорош был поп на своём месте: лицо курносое, чёрное, словно порохом опалено, рот широкий, беззубый, борода трёпаная, волосом — жидок, со лба — лысина, руки длинные.
Голос имел хриплый и задыхался, будто не по силе ношу нёс. Жаден был и всегда
сердит, потому — многосемейный, а село бедное, зе́мли у крестьян плохие, промыслов нет никаких.
Повелительное обращение
Сержа произвело самое радостное впечатление: все лица оживились;
голоса стали громче и смелее — и шестипалая девица села за рояль и начала играть, а другая запела.
— Уехали, — небрежно отвечал камердинер и, добавив, что лошадей велено присылать только в двенадцатом часу, хотел уже уходить, как вдруг
Серж возвысил
голос и громко велел подать себе стакан воды.
Рекрутик с непривычки при каждой пуле сгибал набок голову и вытягивал шею, что тоже заставляло смеяться солдатиков. «Что, знакомая, что ли, что кланяешься?» — говорили ему. И Веленчук, всегда чрезвычайно равнодушный к опасности, теперь был в тревожном состоянии: его, видимо,
сердило то, что мы не стреляем картечью по тому направленью, откуда летали пули. Он несколько раз недовольным
голосом повторил: «Что ж он нас даром-то бьет? Кабы туда орудию поворотить да картечью бы дунуть, так затих бы небось».
Сане не хочется подпевать. Она откинулась на спинку стула. Ее левая рука совсем во власти Николая Никанорыча. Он подносит ее высоко к своим губам и целует. Это заставило ее выпрямиться, а потом нагнуть голову. Кажется, она его поцеловала в щеку… так прямо, при тетке. Но будь они одни, она бы схватила его за голову и расцеловала бы.
Сердит и страшен Говор волн… разливается тетка, и
голос ее замирает на последнем двустишии: Прости, мой друг! Лети, мой челн!
Напоминание о глупой шутке, которую позволили себе выкинуть над ним проказники, еще более
рассердило Гросса. Он весь покраснел и, топнув ногою, закричал таким сердитым
голосом, какого никто бы не мог ожидать от простодушного толстого человечка...
— Позволь тебя познакомить,
Серж, — раздался, и, как показалось Сергею Семеновичу, откуда-то издали,
голос его жены, — моя сводная сестра, графиня Станислава Свянторжецкая, и ее сын Иосиф Янович. Прошу их любить и жаловать.
Но Поль и Пьер, пьяными
голосами, грузно облокотившись на стол, сквозь зубы, в которых держали дорогие сигары, выразили свое полное согласие с Коко Вельяшевым и забросали
Сержа далеко не лестными для него эпитетами...