Неточные совпадения
Через минуту оттуда важно выступил небольшой
человечек с растрепанной бородкой и серым, незначительным лицом. Он был одет в женскую ватную кофту, на ногах, по колено, валяные сапоги, серые волосы на его
голове были смазаны маслом и лежали гладко. В одной руке он держал узенькую и длинную книгу из тех, которыми пользуются лавочники для записи долгов. Подойдя к столу, он сказал дьякону...
Явился толстенький
человечек с
голым черепом, с желтым лицом без усов и бровей, тоже как будто уродливо распухший мальчик; он взмахнул руками, и все полосатые отчаянно запели...
Морозов быстро посторонился. Тогда в прихожую нырком, наклоня
голову, вскочил небольшой
человечек, в пальто, слишком широком и длинном для его фигуры, в шапке, слишком большой для
головы; извилистым движением всего тела и размахнув руками назад, он сбросил пальто на пол, стряхнул шапку туда же и сорванным голосом спросил...
В зеркале Самгин видел, что музыку делает в углу маленький черный
человечек с взлохмаченной
головой игрушечного чертика; он судорожно изгибался на стуле, хватал клавиши длинными пальцами, точно лапшу месил, музыку плохо слышно было сквозь топот и шарканье ног, смех, крики, говор зрителей; но был слышен тревожный звон хрустальных подвесок двух люстр.
Смугловатое лицо его было неподвижно, только густые, круто изогнутые брови вздрагивали, когда он иронически подчеркивал то или иное слово. Самгин молчал, утвердительно кивая
головою там, где этого требовала вежливость, и терпеливо ожидал, когда маленький, упругий
человечек даст понять: чего он хочет?
— И потом еще картина: сверху простерты две узловатые руки зеленого цвета с красными ногтями, на одной — шесть пальцев, на другой — семь. Внизу пред ними, на коленях, маленький
человечек снял с плеч своих огромную, больше его тела, двуличную
голову и тонкими, длинными ручками подает ее этим тринадцати пальцам. Художник объяснил, что картина названа: «В руки твои предаю дух мой». А руки принадлежат дьяволу, имя ему Разум, и это он убил бога.
В Астрахани Самгиных встретил приятель Варавки, рыбопромышленник Трифонов, кругленький
человечек с широким затылком и
голым лицом, на котором разноцветно, как перламутровые пуговицы, блестели веселые глазки.
Заглянув в третье отверстие, он увидал на кровати спящего очень маленького роста свернувшегося
человечка, с
головою укрытого халатом.
Кроме Мими, в комнате бабушки находились еще горничная Гаша, которая, как заметно было по ее гневному, раскрасневшемуся лицу, была сильно расстроена, и доктор Блюменталь, маленький рябоватый
человечек, который тщетно старался успокоить Гашу, делая ей глазами и
головой таинственные миротворные знаки.
Солдат стоял в двери каюты для прислуги, с большим ножом в руках, — этим ножом отрубали
головы курам, кололи дрова на растопку, он был тупой и выщерблен, как пила. Перед каютой стояла публика, разглядывая маленького смешного
человечка с мокрой
головой; курносое лицо его дрожало, как студень, рот устало открылся, губы прыгали. Он мычал...
Было боязно видеть, как цепкий
человечек зачем-то путешествует по крутой и скользкой крыше амбара, висит между
голых сучьев деревьев, болтая ногами, лезет на забор, утыканный острыми гвоздями, падает и — ругается...
Из двери белого домика, захлестнутого виноградниками, точно лодка зелеными волнами моря, выходит навстречу солнцу древний старец Этторе Чекко, одинокий
человечек, нелюдим, с длинными руками обезьяны, с
голым черепом мудреца, с лицом, так измятым временем, что в его дряблых морщинах почти не видно глаз.
— Фь-ю! — резко свистнул чёрненький
человечек. Человек в поддёвке вздрогнул и поднял
голову. Лицо у него было опухшее, синее, со стеклянными глазами.
В
голове Ильи всё путалось. Он хотел бы о многом спросить этого бойкого
человечка, сыпавшего слова, как горох из лукошка, но в
человечке было что-то неприятное и пугавшее Лунёва. В то же время неподвижная мысль о Петрухе-судье давила собою всё в нём. Она как бы железным кольцом обвилась вокруг его сердца, и всему остальному в сердце стало тесно…
С трудом поворотив на подушке тяжелую
голову, Фома увидал маленького черного
человечка, он, сидя за столом, быстро царапал пером по бумаге, одобрительно встряхивал круглой
головой, вертел ею во все стороны, передергивал плечами и весь — всем своим маленьким телом, одетым лишь в подштанники и ночную рубаху, — неустанно двигался на стуле, точно ему было горячо сидеть, а встать он не мог почему-то.
Когда крестный говорил о чиновниках, он вспомнил о лицах, бывших на обеде, вспомнил бойкого секретаря, и в
голове его мелькнула мысль о том, что этот кругленький
человечек, наверно, имеет не больше тысячи рублей в год, а у него, Фомы, — миллион. Но этот человек живет так легко и свободно, а он, Фома, не умеет, конфузится жить. Это сопоставление и речь крестного возбудили в нем целый вихрь мыслей, но он успел схватить и оформить лишь одну из них.
Когда шли по мосту через Ватаракшу, на мосту, держась за перила, стоял нищеподобный человек, в рыженьком, отрёпанном халате, похожий на пропившегося чиновника. На его дряблом лице, заросшем седой бритой щетиной, шевелились волосатые губы, открывая осколки чёрных зубов, мутно светились мокренькие глазки. Артамонов отвернулся, сплюнул, но заметив, что Алексей необычно ласково кивнул
головою дрянному
человечку, спросил...
Кроме меня, в уголке конторы сидел Иван Макарович Юдин,
человечек немой души и всегда пьяненький. Телеграфистом он был, да за пьянство прогнали его. Вёл он все книги, писал письма, договоры с мужиками и молчал так много, что даже удивительно было; говорят ему, а он только
головой кивает, хихикает тихонько, иной раз скажет...
— Постой, Гришутка, постой, сейчас, — отозвался Арбузов, по-прежнему слыша и не понимая мальчишки, и вдруг поймал забытое слово: «Бумеранг». Бумеранг — это такая изогнутая, смешная деревяшка, которую в цирке на Монмартре бросали какие-то черные дикари, маленькие,
голые, ловкие и мускулистые
человечки. И тотчас же, точно освободившись от пут, внимание Арбузова перенеслось на слова мальчишки, все еще звучавшие в памяти.
Павел Иванович, щуплый, сухонький
человечек с длинным черепом и козлиной бородкой на маленьком лице, наскоро склеенном из мелких, разрозненных костей, обтянутых сильно изношенной кожей, пил чай со Степаном Рогачёвым, парнем неуклюжим, скуластым, как татарин, с редкими, точно у кота, усами и гладко остриженною после тифа
головою.
Она идет в кабинет и говорит папе, что девочка хочет слона. Папа тотчас же надевает пальто и шляпу и куда-то уезжает. Через полчаса он возвращается с дорогой, красивой игрушкой. Это большой серый слон, который сам качает
головою и машет хвостом, на слоне красное седло, а на седле золотая палатка и в ней сидят трое маленьких
человечков. Но девочка глядит на игрушку так же равнодушно, как на потолок и на стены, и говорит вяло...
Странно было видеть и слышать, как этот маленький
человечек,
голова которого едва виднелась из-за пюпитра, извлекал из инструмента такие мощные, смелые, полные звуки.
Решив таким образом, он увидел, что и Андрей Ефимович, тот самый маленький, вечно молчаливый лысый
человечек, который помещался в канцелярии за целые три комнаты от места сиденья Семена Ивановича и в двадцать лет не сказал с ним ни слова, стоит тут же на лестнице, тоже считает свои рубли серебром и, тряхнув
головою, говорит ему: «Денежки-с!
Мне нравилась дерзость этого
человечка! Я скромно опустил
голову и сказал...
Может быть, вот эта бледная красивая девушка, так благоговейно-гордо держащая образ тихвинской божией матери, этот маленький
человечек с курчавою
головою и в пиджаке, этот нищий, — всех их через неделю свалит холера.
Взошел на кафедру маленький, горбатенький
человечек. Черно-седая борода и совсем лысая
голова с высоким, крутым лбом. Профессор русской литературы, Орест Федорович Миллер. Он говорил о Византии, о византийском христианстве, о «равноапостольном» византийском императоре Константине Великом. Из-за кафедры видна была одна только
голова профессора. Говорил он напыщенным, декламаторским голосом, как провинциальные трагики.
И Лидочка горько заплакала, упав
головою на скамью. Она плакала и не слышала, как к скамье приблизился толстый маленький
человечек и стал над нею, сочувственно покачивая
головой. Когда слезы слепой немного утихли, толстый
человечек осторожно приблизился к ней и положил на плечо слепой свою пухлую белую руку.
Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький
человечек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив
голову, приближался к крыльцу.