Неточные совпадения
В Обломовке верили всему: и оборотням и
мертвецам. Расскажут ли им, что копна сена разгуливала по полю, — они не задумаются и поверят; пропустит ли кто-нибудь слух, что вот это не баран, а что-то другое, или что такая-то Марфа или Степанида — ведьма, они будут бояться и барана и Марфы: им и в
голову не придет спросить, отчего баран стал не бараном, а Марфа сделалась ведьмой, да еще накинутся и на того, кто бы вздумал усомниться в этом, — так сильна вера в чудесное в Обломовке!
Заходила ли речь о
мертвецах, поднимающихся в полночь из могил, или о жертвах, томящихся в неволе у чудовища, или о медведе с деревянной ногой, который идет по селам и деревням отыскивать отрубленную у него натуральную ногу, — волосы ребенка трещали на
голове от ужаса; детское воображение то застывало, то кипело; он испытывал мучительный, сладко болезненный процесс; нервы напрягались, как струны.
— Готов, — сказал фельдшер, мотнув
головой, но, очевидно, для порядка, раскрыл мокрую суровую рубаху
мертвеца и, откинув от уха свои курчавые волосы, приложился к желтоватой неподвижной высокой груди арестанта. Все молчали. Фельдшер приподнялся, еще качнул
головой и потрогал пальцем сначала одно, потом другое веко над открытыми голубыми остановившимися глазами.
Зарезав обоих, уходит, подложив обоим
мертвецам под
головы подушки.
Алеша глядел с полминуты на гроб, на закрытого, недвижимого, протянутого в гробу
мертвеца, с иконой на груди и с куколем с восьмиконечным крестом на
голове.
Смех раздавался, смех! — и никому не приходило в
голову, что смеются
мертвецы…
Он стоял около своего номера, прислонившись к стене, и точно ощущал, видел и слышал, как около него и под ним спят несколько десятков людей, спят последним крепким утренним сном, с открытыми ртами, с мерным глубоким дыханием, с вялой бледностью на глянцевитых от сна лицах, и в
голове его пронеслась давнишняя, знакомая еще с детства мысль о том, как страшны спящие люди, — гораздо страшнее, чем
мертвецы.
В Воздвиженском в это время Вихров, пришедши уже в себя и будучи только страшно слаб, лежал, опустив
голову на подушки; худ и бледен он был, как
мертвец, и видно было, что мысли, одна другой мрачнее, проходили постоянно в его
голове.
— Девка, девка! Марфушка, Катюшка! — кричала, приподнимаясь с своей постели, худая, как
мертвец, с всклокоченною седою
головою, старая барышня-девица, переехавшая в город, чтоб ближе быть к церкви. — Подите, посмотрите, разбойницы, что за шум на улице?
Помню, эти слова меня точно пронзили… И для чего он их проговорил и как пришли они ему в
голову? Но вот труп стали поднимать, подняли вместе с койкой; солома захрустела, кандалы звонко, среди всеобщей тишины, брякнули об пол… Их подобрали. Тело понесли. Вдруг все громко заговорили. Слышно было, как унтер-офицер, уже в коридоре, посылал кого-то за кузнецом. Следовало расковать
мертвеца…
И Ахилла припал на грудь
мертвеца и вдруг вздрогнул и отскочил: ему показалось, что его насквозь что-то перебежало. Он оглянулся по сторонам: все тихо, только отяжелевшие веки его глаз липнут, и
голову куда-то тянет дремота.
— Сестра моя, Анна, была у нее в монастыре. Пишет, что это живой
мертвец, совершенная, говорит, адамова
голова, обтянутая желтой кожей.
В призрачном свете, что бросали на землю красные тучи, словно колыхались четыре столба с привязанными
мертвецами. Чернели тенью опущенные лица тех трех, но
голова Жегулева была слегка закинута назад, как у коренника, и призрачно светлело лицо, и улыбался слишком большой, разорванный рот с белеющими на стороне зубами.
И издали действительно было похоже на живых и страшных разбойников, глубоко задумавшихся над чем-то своим, разбойничьим, или рассматривавших вытоптанную траву, или собирающихся плясать: колена все время сгибались под тяжестью тела, как ни старались их выпрямить. Но вблизи страшно и невыносимо было смотреть, и уже никого не могли обмануть
мертвецы притворной жизнью: бессильно, по-мертвому, клонились вялые, точно похудевшие и удлинившиеся шеи, не держа тяжелой мертвой
головы.
В эту минуту он, вероятно, всадил бы себе в бок нож с стоическим спокойствием Катона или разбил бы себе
голову об угол мрачной амбразуры входа; но гром цепей, ночная лампа и неподвижный часовой довершают пробуждение, и завтрашний
мертвец тяжело опускается, иногда стонет и снова забывается.
Он поднимал палец к потолку, на пальце сверкал волчьим глазом зеленоватый камень, а какой-то широкогрудый купец с собачьей
головою, дёргая Артамонова за рукав, смотрел на него в упор, остеклевшими глазами
мертвеца, и спрашивал громко, как глухой...
Мертвец лежал, как всегда лежат
мертвецы, особенно тяжело, по-мертвецки утонувши окоченевшими членами в подстилке гроба, с навсегда согнувшеюся
головой на подушке, и выставлял, как всегда выставляют
мертвецы, свой желтый восковой лоб с взлизами на ввалившихся висках и торчащий нос, как бы надавивший на верхнюю губу.
Прасковья Федоровна, невысокая, жирная женщина, несмотря на все старания устроить противное, всё-таки расширявшаяся от плеч книзу, вся в черном, с покрытой кружевом
головой и с такими же странно поднятыми бровями, как и та дама, стоявшая против гроба, вышла из своих покоев с другими дамами и, проводив их в дверь
мертвеца, сказала: «Сейчас будет панихида; пройдите».
Петр Иванович кивнул ему
головой и вошел в комнату
мертвеца.
(Иван надулся, готовый крикнуть, но оглянул всех и, гордо подняв
голову, уходит, громко топая ногами. За ним выходят Лещ, Надежда, Александр. Остальные окружают
мертвеца. Вера сжалась в комочек и беззвучно плачет. Пётр слепыми глазами смотрит на мать. Любовь смотрит сурово и неподвижно. Софья блуждающими глазами осматривает детей, как бы молча спрашивая их.)
Вначале Егор Тимофеевич читал очень выразительно и хорошо, но потом стал развлекаться свечами, кисеей, венчиком на белом лбу
мертвеца, начал перескакивать со строки на строку и не заметил, как подошла монашенка и тихонько отобрала книгу. Отойдя немного в сторону, склонив
голову набок, он полюбовался покойником, как художник любуется своей картиной, потом похлопал по упрямо топорщившемуся сюртуку и успокоительно сказал Петрову...
— Ой, ну его, я и слушать не стала бы! Уши заткнула бы себе! Начинал он что-то про какую-то женщину… Чудится ему что-то,
мертвецы синие, мёртвые женщины. Одна, говорит, ходит ночью
голая вся, глаза у неё закрыты, а руки вытянуты вперёд. А потом начинает такое говорить — ну его! Охальник он и буеслов! — угрюмо и гадливо проговорила она. — Не могу я передать его слова…
Он напрягал зрение и видел только, как летал снег и как снежинки явственно складывались в разные фигуры: то выглянет из потемок белая смеющаяся рожа
мертвеца, то проскачет белый конь, а на нем амазонка в кисейном платье, то пролетит над
головою вереница белых лебедей…
Игнатий с усилием отдирает от земли
голову, бледную, как у
мертвеца, ему кажется, что весь воздух дрожит и трепещет от гулкого молчания, словно на этом страшном море поднялась дикая буря.
Притащил ногаец камышу зеленого, заклали камышом яму, живо засыпали землей, сровняли, а в
головы к
мертвецу камень стоймя поставили. Утоптали землю, сели опять рядком перед могилой. Долго молчали.
Чтец опять подумал и, кивнув
головой на
мертвеца, проговорил...
Прошло около четверти часа: Ворошилов стоял и внимательно глядел на
мертвеца, словно изучал его или что-то над ним раздумывал и соображал, и наконец, оглянувшись на чтеца, увидал, что и тот на него смотрит и читает наизусть, по памяти. Глаза их встретились. Ворошилов тотчас же опустил на лицо убитого покров и, подойдя к чтецу, открыл табакерку. Сид, не прерывая чтения, поклонился и помотал отрицательно
головой.
И вот, из-под вороха старой одежды показалась русая
голова, и бледное до синевы, как y
мертвеца, лицо, сведенное судорогой нечеловеческого ужаса, выглянуло из-под лохмотьев.
Игнату становилось хуже. С серо-синим лицом, с тусклыми, как у
мертвеца, глазами, он лежал, ежеминутно делая короткие рвотные движения. Степан подставлял ему горшок, больной отворачивал
голову и выплевывал красную рвоту на одеяло. Время от времени Игнат приподнимался, с силою опирался о постель и, шатаясь, становился на карачки.
Правда,
голыми ногами они уже касались нас и лежали плотно рукою к руке. И вот они пошевельнулись и дрогнули, и приподнялись все теми же правильными рядами: это из земли выходили новые
мертвецы и поднимали их кверху.
Правда, трупов стало как будто больше. Мы внимательно искали причину и увидели: рядом с одним
мертвецом, где раньше было свободное место, вдруг появился труп: по-видимому, их выбрасывала земля. И все свободные промежутки быстро заполнялись, и скоро вся земля просветлела от бледно-розовых тел, лежавших рядами,
голыми ступнями к нам. И в комнате посветлело бледно-розовым мертвым светом.
Спаланцо стал бледнее
мертвеца. Он вышел из епископских покоев и схватил себя за
голову. Где и кому сказать теперь, что Мария не ведьма? Кто не поверит тому, во что верят монахи? Теперь вся Барцелона убеждена в том, что его жена ведьма! Вся! Нет ничего легче, как убедить в какой-нибудь небывальщине глупого человека, а испанцы все глупы!
Казалось мне,
мертвец обернул ко мне
голову и страшно кивал ею, как будто звал за собою.
Посмотрели бы вы на Василия Федоровича, когда шестьдесят с лишком лет осыпали
голову его снегом; вы и тогда сказали б: этот взор, в проблески одушевления, должен был нападать на врага орлиным гневом; эта исполинская рука, вооруженная мечом, должна была укладывать под собою ряды
мертвецов; эта грудь широкая, мохнатая, эта вся геркулесовская обстановка — созданы быть оплотом боевым.
Тело, лишившееся
головы, держалось, таким образом, в седле, имея точку опоры в древке знамени, и мертвец-знаменщик мчался наряду с своими живыми товарищами, охраняя даже за гробом святыню полка — знамя.
С грохотом то и дело по улицам проезжали телеги, наполненные страшным грузом — почерневшими мертвыми телами. Телеги сопровождались людьми, одетыми в странную вощеную или смоленую одежду, с такими же остроконечными капюшонами на
головах и в масках, из-под которых сверкали в большинстве случаев злобные глаза. Телеги медленно ехали по городу, направляясь к заставам, куда вывозили
мертвецов — жертв уже с месяц как наступившего в Москве сильного мора.
Мысли за мыслью, догадки за догадкой вязались в
голове ее; вдруг одно страшное сомнение мелькнуло пред ней и всю ее обхватило… сердце ее то кипело, как разожженная сера, то стыло, будто под ледяной рукой
мертвеца.
В самом деле, при свете полного месяца, исполински шагает по долине высокое привидение, выше меня двумя
головами, в саване и с
мертвецом за плечами.
Он вошел бойко вслед за начальством, но как только он увидал
мертвеца, он вдруг побледнел, щеки его задергались и он опустил
голову и замер.