Неточные совпадения
— Когда найдено было электричество, — быстро перебил Левин, — то было только открыто
явление, и неизвестно было, откуда оно происходит и что оно производит, и века прошли прежде, чем подумали
о приложении его. Спириты же, напротив, начали с того, что столики им пишут и духи к ним приходят, а потом уже стали
говорить, что это есть сила неизвестная.
— Да, но постой: я
говорю не
о политической экономии, я
говорю о науке хозяйства. Она должна быть как естественные науки и наблюдать данные
явления и рабочего с его экономическим, этнографическим…
— Оценки всех
явлений жизни исходят от интеллигенции, и высокая оценка ее собственной роли, ее общественных заслуг принадлежит ей же. Но мы, интеллигенты, знаем, что человек стесняется плохо
говорить о самом себе.
У нее была очень милая манера
говорить о «добрых» людях и «светлых»
явлениях приглушенным голосом; как будто она рассказывала
о маленьких тайнах, за которыми скрыта единая, великая, и в ней — объяснения всех небольших тайн. Иногда он слышал в ее рассказах нечто совпадавшее с поэзией буден старичка Козлова. Но все это было несущественно и не мешало ему привыкать к женщине с быстротой, даже изумлявшей его.
Потом он должен был стоять более часа на кладбище, у могилы, вырытой в рыжей земле; один бок могилы узорно осыпался и напоминал беззубую челюсть нищей старухи. Адвокат Правдин сказал речь, смело доказывая закономерность
явлений природы; поп
говорил о царе Давиде, гуслях его и
о кроткой мудрости бога. Ветер неутомимо летал, посвистывая среди крестов и деревьев; над головами людей бесстрашно и молниеносно мелькали стрижи; за церковью, под горою, сердито фыркала пароотводная труба водокачки.
Да, эта свадьба была злобой дня в Узле, и все
о ней
говорили как
о выдающемся
явлении.
Мы разговаривали:
говорили о небе,
о луне,
о звездах. Мне интересно было узнать, как объясняет все небесные
явления человек, проведший всю жизнь среди природы, ум которого не был заполнен книжными аксиомами.
Скоро проснулись остальные люди и принялись рассуждать
о том, что предвещает эта небесная странница. Решили, что Земля обязана ей своим недавним наводнением, а Чжан Бао сказал, что в той стороне, куда направляется комета, будет война. Видя, что Дерсу ничего не
говорит, я спросил его, что думает он об этом
явлении.
Уже с утра я заметил, что в атмосфере творится что-то неладное. В воздухе стояла мгла; небо из синего стало белесоватым; дальних гор совсем не было видно. Я указал Дерсу на это
явление и стал
говорить ему многое из того, что мне было известно из метеорологии
о сухой мгле.
Говорят: посмотрите, как дети беспечно и весело резвятся, — и отсюда делают посылку к их счастию. Но ведь резвость, в сущности, только свидетельствует
о потребности движения, свойственной молодому ненадломленному организму. Это
явление чисто физического порядка, которое не имеет ни малейшего влияния на будущие судьбы ребенка и которое, следовательно, можно совершенно свободно исключить из счета элементов, совокупность которых делает завидным детский удел.
Говоря о лицах Островского, мы, разумеется, хотели показать их значение в действительной жизни; но мы все-таки должны были относиться, главным образом, к произведениям фантазии автора, а не непосредственно к
явлениям настоящей жизни.
Кстати:
говоря о безуспешности усилий по части насаждения русской бюрократии, я не могу не сказать несколько слов и
о другом, хотя не особенно дорогом моему сердцу
явлении, но которое тоже играет не последнюю роль в экономии народной жизни и тоже прививается с трудом. Я разумею соглядатайство.
Происходит то, что в большей части случаев служит источником самых грубых заблуждений людских: люди, стоящие на низшей степени понимания, встречаясь с
явлениями высшего порядка, — вместо того чтобы сделать усилия, чтобы понять их, чтобы подняться на ту точку зрения, с которой должно смотреть на предмет, — обсуживают его с своей низшей точки зрения, и с тем большей смелостью и решительностью, чем меньше они понимают то,
о чем
говорят.
Я знаю, что это противно — не законам гражданским, — нет, я об этом вздоре не
говорю, но это противно положениям, вытекающим из понятия
о самостоятельности душевных
явлений.
Не
говорим о тех авторах, которые брали частные
явления, временные, внешние требования общества и изображали их с большим или меньшим успехом, как, например, требование правосудия, веротерпимости, здравой администрации, уничтожения откупов, отменения крепостного права и пр.
Сидя по вечерам у огонька,
о чем,
о чем мы ни переговорили. Николай Матвеич рассказывал мастерски, как никто, и все, что он ни
говорил, было передумано и перечувствовано. Каждое слово являлось полновесным зерном, как у всех серьезных и вдумчивых людей, которые умеют найти глубокий смысл в самом обыденном
явлении и открыть его там, где другие ничего не видят. Это особый дар, дар избранников…
Эта глава именно показывает, что автор не вовсе чужд общей исторической идеи,
о которой мы
говорили; но вместе с тем в ней же находится очевидное доказательство того, как трудно современному русскому историку дойти до сущности, до основных начал во многих
явлениях нашей новой истории.
Не
говорим уже
о том, что
явления жизни каждому приходится оценивать самому, потому что для каждого отдельного человека жизнь представляет особенные
явления, которых не видят другие, над которыми поэтому не произносит приговора целое общество, а произведения искусства оценены общим судом.
Ощущение, производимое в человеке прекрасным, — светлая радость, похожая на ту, какою наполняет нас присутствие милого для нас существа (Я
говорю о том, что прекрасно по своей сущности, а не по тому только, что прекрасно изображено искусством;
о прекрасных предметах и
явлениях, а не
о прекрасном их изображении в произведениях искусства: художественное произведение, пробуждая эстетическое наслаждение своими художественными достоинствами, может возбуждать тоску, даже отвращение сущностью изображаемого.).
Конечно, праздная фантазия может
о всем
говорить: «здесь это не так, этого недостает, это лишнее», но такое развитие фантазии, не довольствующейся ничем, надобно признать болезненным
явлением.
Но, быть может, это не совсем уместно в нашем отвлеченном трактате; ограничимся только замечанием, что почти всякая женщина в цвете молодости кажется большинству красавицею, — потому
говорить здесь было бы можно разве
о неразборчивости эстетического чувства большинства людей, а не
о том, что красота редкое
явление.
«Жизнь стремится вперед и уносит красоту действительности в своем течении»,
говорят [Гегель и Фишер]-правда, но вместе с жизнью стремятся вперед, т. е. изменяются в своем содержании, наши желания, и, следовательно, фантастичны сожаления
о том, что прекрасное
явление исчезает, — оно исчезает, исполнив свое дело, доставив ньше столько эстетического наслаждения, сколько мог вместить ньшешний день; завтра будет новый день, с новыми потребностями, и только новое прекрасное может удовлетворить их.
Если литература идет не впереди общественного сознания, если она во всех своих рассуждениях бредет уже по проложенным тропинкам,
говорит о факте только после его совершения и едва решается намекать даже на те будущие
явления, которых осуществление уже очень близко; если возбуждение вопросов совершается не в литературе, а в обществе, и даже возбужденные в обществе вопросы не непосредственно переходят в литературу, а уже долго спустя после их проявления в административной деятельности; если все это так, то напрасны уверения в том, будто бы литература наша стала серьезнее и самостоятельнее.
Белинский относил «Мирошева» к тому типу
явлений в русской литературе,
о которых скоро «уже не будут ни
говорить, ни писать, как уже не
говорят и не пишут больше
о Выжигиных, — и цель нашей статьи — ускорить по возможности это вожделенное время, которое будет свидетельством, что наша литература и общественный вкус сделали еще шаг вперед…» (В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. VI, М. 1955. стр. 52).], из всего им написанного до тех пор, что и по моему мнению было справедливо.
[Вот как тот же почтенный молодой ученый,
о котором я уже
говорил, Н. П. В., объясняет это странное
явление: «Существует четырекрылое насекомое, называемое Наездник; оно кладет свои яйца в гусеницы бабочек; вышедшие из этих яиц червячки живут в гусенице и питаются ее внутренностями, что не мешает ей превратиться в куколку.
Что уж
говорить о таких
явлениях, к которым подавало повод крепостное право, но без которых оно могло иногда и обходиться!
С ним произошло то же грустное
явление,
о котором
говорили мы выше.
Притом же, к слову сказать, все,
о чем мы теперь
говорим, происходило как раз в такое время, когда из-за границы к нам приходили в изобилии вести
о спиритических
явлениях. Они тогда возбуждали любопытство, и я не видал причины не интересоваться тем, во что начинают верить люди.
Перед лицом этой безнадежно-пессимистической литературы, потерявшей всякий вкус к жизни, трудно понять, как можно было когда-либо
говорить об эллинстве вообще как
о явлении в высокой степени гармоническом и жизнелюбивом. Ни в одной литературе в мире не находим мы такого черного, боязливо-недоверчивого отношения к жизни, как в эллинской литературе VII–IV веков.
— Нет, ей-богу, я читал, и вот позвольте вспомнить, или в книжке «
О явлении духов», или в сборнике Кроу,
о котором когда-то здесь же
говорил Водопьянов.
В теме
о любви общество не имеет никакого суждения, оно не способно даже заметить
явление любви и всегда
говорит о чем-то другом.
Говорили о поле, половом влечении и половом акте,
о браке, семье и деторождении, но не
о любви; видели исключительно биологическое или социологическое
явление.
Вы правы, много и
явлений и вопросов, но укажите, что собственно вам нужно. Если вы так возмущены, то укажите, заставьте меня окончательно поверить, что вы правы, что вы в самом деле очень серьезный человек и что ваша жизнь очень серьезна. Укажите же, будьте определенны, иначе я могу подумать, что вопросов и
явлений,
о которых вы
говорите, нет вовсе, что вы просто милый малый, которому иногда нравится от нечего делать потолковать
о серьезном.
— Откровенно
говоря, мне сделать это чрезвычайно неудобно. Вы знаете, Варвара Васильевна — двоюродная сестра моей жены. На меня и так все косятся за мой последний доклад
о недостатках постановки народного образования в нашей губернии; если же я предложу сделать, что вы желаете, то все скажут, что я «радею родному человечку» [Заимствование у А. С. Грибоедова (см. комедию «Горе от ума», действие 2,
явление 4).].
Если человека рассматривают исключительно как кирпич для строительства общества, если он лишь средство для экономического процесса, то приходится
говорить не столько
о явлении нового человека, сколько об исчезновении человека, т. е. об углублении процесса дегуманизации.
Но Гекер ничего не
говорит об огромной положительной социальной роли церкви в татарский период,
о нищелюбии в древней Руси, не
говорит о положительных
явлениях русской святости.
Не
говоря о неточностях, тавтологиях, которыми наполнены все эти определения, сущность их всех одинакова, именно та, что определяется не то, что все люди одинаково бесспорно разумеют под словом «жизнь», а какие-то процессы, сопутствующие жизни и другим
явлениям.
Я не
говорю сейчас по существу об оккультизме Штейнера, который считаю
явлением серьезным и важным,
говорю лишь
о его формальном методе построения оккультной науки.
Говоря о простейших действиях тепла, электричества или атомов, мы не можем сказать, почему происходят эти действия, и
говорим, что такова природа этих
явлений, что это их закон. То же самое относится и до исторических
явлений. Почему происходит война или революция? мы не знаем; мы знаем только, что для совершения того или другого действия, люди складываются в известное соединение и участвуют все; и мы
говорим, что такова природа людей, что это закон.
При толках
о возможности близкой войны, недавно, как встарь,
говорили о разных необыкновенных
явлениях, которые, по мнению верующих, должны предвещать необыкновенные события.
Теперь
говорить обо всем этом, кажется, можно только в интересах исторических, как
о любопытном и прискорбном
явлении, характеризующем то десятилетие, когда у нас, после охоты к реформам, возобладала безумная страсть перечить всяким улучшениям; но поднять этот вопрос и довести его до того положения, в которое он был уже поставлен графом Д. А. Толстым, в ближайшем будущем едва ли не безнадежно.
Одна московская газета («Современные известия»), рассуждая
о явлениях, которые составляют «потрясающую сатиру на растление нашего общества», весьма справедливо
говорит: «то, чему мы теперь осуждены быть печальными свидетелями, есть прямой плод разлада слов, мыслей и дела: лицемерие благочестия обращается в лицемерие атеизма».