Неточные совпадения
Клим выслушивал эти ужасы довольно спокойно, лишь изредка неприятный холодок пробегал по коже его спины. То, как
говорили, интересовало его больше, чем то,
о чем
говорили. Он видел, что большеголовый, недоконченный писатель
говорит о механизме Вселенной с восторгом, но и человек, нарядившийся мужиком, изображает ужас одиночества земли во Вселенной тоже с
наслаждением.
Самгин старался выдержать тон объективного свидетеля, тон человека, которому дорога только правда, какова бы она ни была. Но он сам слышал, что
говорит озлобленно каждый раз, когда вспоминает
о царе и Гапоне. Его мысль невольно и настойчиво описывала восьмерки вокруг царя и попа, густо подчеркивая ничтожество обоих, а затем подчеркивая их преступность. Ему очень хотелось напугать людей, и он делал это с
наслаждением.
Наблюдайте, думайте, читайте тех, которые
говорят вам
о чистом
наслаждении жизнью,
о том, что человеку можно быть добрым и счастливым.
Несмотря на те слова и выражения, которые я нарочно отметил курсивом, и на весь тон письма, по которым высокомерный читатель верно составил себе истинное и невыгодное понятие, в отношении порядочности,
о самом штабс-капитане Михайлове, на стоптанных сапогах,
о товарище его, который пишет рисурс и имеет такие странные понятия
о географии,
о бледном друге на эсе (может быть, даже и не без основания вообразив себе эту Наташу с грязными ногтями), и вообще
о всем этом праздном грязненьком провинциальном презренном для него круге, штабс-капитан Михайлов с невыразимо грустным
наслаждением вспомнил
о своем губернском бледном друге и как он сиживал, бывало, с ним по вечерам в беседке и
говорил о чувстве, вспомнил
о добром товарище-улане, как он сердился и ремизился, когда они, бывало, в кабинете составляли пульку по копейке, как жена смеялась над ним, — вспомнил
о дружбе к себе этих людей (может быть, ему казалось, что было что-то больше со стороны бледного друга): все эти лица с своей обстановкой мелькнули в его воображении в удивительно-сладком, отрадно-розовом цвете, и он, улыбаясь своим воспоминаниям, дотронулся рукою до кармана, в котором лежало это милое для него письмо.
К Клещову он относился непонятно: слушал его песни с явным
наслаждением, даже иногда с ласковой улыбкой, но не знакомился с ним и
говорил о нем грубо, презрительно...
— Вы сильный игрок, — объявил Гез. — Истинное
наслаждение было мне играть с вами. Теперь
поговорим о деле. Мы выходим утром в Дагон, там берем груз и плывем в Гель-Гью. Вы не были в Гель-Гью? Он лежит по курсу на Зурбаган, но в Зурбагане мы будем не раньше как через двадцать — двадцать пять дней.
Андрей Ефимыч медленно и тихо, ни на кого не глядя, стал
говорить о том, как жаль, как глубоко жаль, что горожане тратят свою жизненную энергию, свое сердце и ум на карты и сплетни, а не умеют и не хотят проводить время в интересной беседе и в чтении, не хотят пользоваться
наслаждениями, какие дает ум.
Главным образом Коля доставлял ей величайшее
наслаждение тем, что уже знал букву
о. «Ну, Коля, покажи, где
о!» —
говорила она ему, и ребенок без ошибки показывал.
Ощущение, производимое в человеке прекрасным, — светлая радость, похожая на ту, какою наполняет нас присутствие милого для нас существа (Я
говорю о том, что прекрасно по своей сущности, а не по тому только, что прекрасно изображено искусством;
о прекрасных предметах и явлениях, а не
о прекрасном их изображении в произведениях искусства: художественное произведение, пробуждая эстетическое
наслаждение своими художественными достоинствами, может возбуждать тоску, даже отвращение сущностью изображаемого.).
«Жизнь стремится вперед и уносит красоту действительности в своем течении»,
говорят [Гегель и Фишер]-правда, но вместе с жизнью стремятся вперед, т. е. изменяются в своем содержании, наши желания, и, следовательно, фантастичны сожаления
о том, что прекрасное явление исчезает, — оно исчезает, исполнив свое дело, доставив ньше столько эстетического
наслаждения, сколько мог вместить ньшешний день; завтра будет новый день, с новыми потребностями, и только новое прекрасное может удовлетворить их.
Аркадина. Для тебя
наслаждение говорить мне неприятности. Я уважаю этого человека и прошу при мне не выражаться
о нем дурно.
Но именно вот в этом холодном, омерзительном полуотчаянии, полувере, в этом сознательном погребении самого себя заживо с горя, в подполье на сорок лет, в этой усиленно созданной и все-таки отчасти сомнительной безвыходности своего положения, во всем этом яде неудовлетворенных желаний, вошедших внутрь, во всей этой лихорадке колебаний, принятых навеки решений и через минуту опять наступающих раскаяний — и заключается сок того странного
наслаждения,
о котором я
говорил.
Тогда уже я начинал испытывать приливы тех
наслаждений,
о которых я уже
говорил в первой главе.
Посещение публичных домов было обязательно каждый месяц в день получки заработка; об этом удовольствии мечтали вслух за неделю до счастливого дня, а прожив его — долго рассказывали друг другу об испытанных
наслаждениях. В этих беседах цинически хвастались половой энергией, жестоко глумились над женщинами,
говорили о них, брезгливо отплевываясь.
Даже в те часы, когда совершенно потухает петербургское серое небо и весь чиновный народ наелся и отобедал, кто как мог, сообразно с получаемым жалованьем и собственной прихотью, — когда всё уже отдохнуло после департаментского скрипенья перьями, беготни, своих и чужих необходимых занятий и всего того, что задает себе добровольно, больше даже, чем нужно, неугомонный человек, — когда чиновники спешат предать
наслаждению оставшееся время: кто побойчее, несется в театр; кто на улицу, определяя его на рассматриванье кое-каких шляпенок; кто на вечер — истратить его в комплиментах какой-нибудь смазливой девушке, звезде небольшого чиновного круга; кто, и это случается чаще всего, идет просто к своему брату в четвертый или третий этаж, в две небольшие комнаты с передней или кухней и кое-какими модными претензиями, лампой или иной вещицей, стоившей многих пожертвований, отказов от обедов, гуляний, — словом, даже в то время, когда все чиновники рассеиваются по маленьким квартиркам своих приятелей поиграть в штурмовой вист, прихлебывая чай из стаканов с копеечными сухарями, затягиваясь дымом из длинных чубуков, рассказывая во время сдачи какую-нибудь сплетню, занесшуюся из высшего общества, от которого никогда и ни в каком состоянии не может отказаться русский человек, или даже, когда не
о чем
говорить, пересказывая вечный анекдот
о коменданте, которому пришли сказать, что подрублен хвост у лошади Фальконетова монумента, — словом, даже тогда, когда всё стремится развлечься, — Акакий Акакиевич не предавался никакому развлечению.
Обломов тоже мечтал в молодости «служить, пока станет сил, потому что России нужны руки и головы для разработывания неистощимых источников…» Да и теперь он «не чужд всеобщих человеческих скорбей, ему доступны
наслаждения высоких помыслов», и хотя он не рыщет по свету за исполинским делом, но все-таки мечтает
о всемирной деятельности, все-таки с презрением смотрит на чернорабочих и с жаром
говорит...
Хотя рассказчик этой повести чувствует неизъяснимое
наслаждение говорить о просвещенных, образованных и принадлежащих к высшему классу людях; хотя он вполне убежден, что сам читатель несравненно более интересуется ими, нежели грубыми, грязными и вдобавок еще глупыми мужиками и бабами, однако ж он перейдет скорее к последним, как лицам, составляющим — увы — главный предмет его повествования.
«Ревностное и доставляющее
наслаждение занятие христианским искусством не только не
говорит о положительном отношении к религиозному его содержанию, напротив, свидетельствует
о таком отчуждении и отдалении от его живого религиозного содержания, что уже исчезла склонность к оппозиции против связанного с ним искусства и уступила место объективному историко-эстетическому отношению» (41). «Поэтому эстетическое религиозное чувство не есть подлинное и серьезное религиозное чувство» (39), хотя, конечно, этим не отрицается вспомогательная роль искусства для религии.
Это была такая радость,
о которой не смели и мечтать бедные девочки. Теперь только и разговору было, что
о даче.
Говорили без устали, строили планы, заранее восхищались предстоящим
наслаждением провести целое лето на поле природы. Все это казалось таким заманчивым и сказочным для не избалованных радостями жизни детей, что многие воспитанницы отказались от летнего отпуска к родным и вместе с «сиротами» с восторгом устремились на «приютскую» дачу.
Трагедия и не скрывала, что
говорит о горе, которым в эту минуту болели все: молитва хора в первую очередь обращена к «золотой дочери тучегонителя» Афине, а она была покровительницей именно города Афин, а не эдиповых Фив. Естественно, что зритель при таких обстоятельствах ждал от трагедии не эстетического
наслаждения, а чего-то более для него важного — живого утешения в скорби, того или другого разрешения давившего всех ужаса.
Именно вот в этом холодном, омерзительном полуотчаянии, полувере, в этом сознательном погребении самого себя заживо с горя в подполье, в этой усиленно созданной и все-таки отчасти сомнительной безвыходности своего положения, во всем этом яде неудовлетворенных желаний, вошедших внутрь, и заключается сок того странного
наслаждения,
о котором я
говорил».
Глафира Васильевна обстоятельно доказывала мелочность мужской натуры;
говорила о преимуществах, которые имеют над ними легкие женщины, потому лишь, что они, маня их
наслаждением, не дают им над собою никаких прав и заведомо не принимают на себя никаких обязанностей, и вдруг неожиданно произнесла имя Горданова.
— А что они мне дали? чем я им обязана? Не
говорите мне
о них: их суд мне не нужен; я чувствую
наслаждение презирать его.
Ощущал я красоту как-то странно. Не желания, не восторг и не
наслаждение возбуждала во мне Маша, а тяжелую, хотя и приятную, грусть. Эта грусть была неопределенная, смутная, как сон. Почему-то мне было жаль и себя, и дедушки, и армянина, и самой армяночки, и было во мне такое чувство, как будто мы все четверо потеряли что-то важное и нужное для жизни, чего уж больше никогда не найдем. Дедушка тоже сгрустнул. Он уж не
говорил о толоке и об овцах, а молчал и задумчиво поглядывал на Машу.
А Наденька страдает за меня, но в то же время сознание, что против сидит влюбленный в нее человек, доставляет ей, по-видимому, величайшее
наслаждение. Покончив с мужчинами, девицы
говорят о любви. После длинного разговора
о любви одна из девиц встает и уходит. Оставшиеся начинают перемывать косточки ушедшей. Все находят, что она глупа, несносна, безобразна, что у нее лопатка не на месте.
Теперь, не только в научных книжках, но и в разговорах,
говоря о жизни,
говорят не
о той, которую мы все знаем, —
о жизни, сознаваемой мною теми страданиями, которых я боюсь и которые ненавижу, и теми
наслаждениями и радостями, которых я желаю; а
о чем-то таком, что, может быть, возникло из игры случайности по некоторым физическим законам, а может быть и от того, что имеет в себе таинственную причину.
Салтыкова смотрела на свою бывшую любимицу, злобно подсмеиваясь над ней, но не
говорила ни слова, не спрашивала ее
о причине ее печали. Она хорошо знала ее, а вид нравственных страданий ближнего причинял ей такое же, если не большее по своей новизне,
наслаждение, как вид страданий физических.
—
О, с каким
наслаждением я бы сделал это теперь… Я ведь никогда не любил ее… Твоя все возраставшая холодность толкнула меня к ней… Но теперь… об этом знает государь…
говорит весь Петербург… Ее величество дала свое согласие…
О, я несчастный… несчастный…
— Поговорим-ка лучше
о русских, — снова перебил его фон Ферзен. — Как ловко они подкараулили моего рейтара. С каким
наслаждением я сделал бы из них бифштекс… Да, — продолжал он задумчиво, — их рысьи глаза никого не просмотрят, теперь того и гляди наскачут они на мой замок.
Он хорошо сознавал, что в этом письме Владимир Петрович непременно будет
говорить о своей жене, своей семейной жизни и этим до невыносимой боли будет бередить его сердечную рану, но бывают состояния души, когда подобное самоистязание составляет своего рода
наслаждение.
— Поговорим-ка лучше
о русских, — снова перебил его фон-Ферзен. — Как ловко они подкараулили моего рейтара. С каким
наслаждением я сделал бы из них бифштексов. Да, — продолжал он задумчиво, — их рысьи глаза никого не просмотрят, теперь, того и гляди, наскачут они на мой замок.
— Выдача клевретам Карла Двенадцатого личности врага есть, конечно, приобретение благодарности его величества и громкого имени. Благодарность, громкое имя… опять скажу, пустые имена, кимвальный звон! Нам с тобою надобны деньги, деньги и деньги, мне чрез них
наслаждения вещественные. Чем долее наслаждаться, тем лучше; а там мир хоть травой зарасти. Что ж пасторы
говорят о душе… ха-ха-ха! (В это время послышался крик совы в замке.) Что это захохотало в другой комнате?
«Без борьбы нет победы», —
говорила она некогда, и готовится теперь вступить в эту борьбу и помериться силами с врагами ее отечества. И потом сладкое, высокое чувство торжества над ними, спасение любимого человека от позорной казни, возвращение блудного сына матери-России.
О! С чем может сравниться
наслаждение этим торжеством!
На это он не находил еще прямого ответа; но он верил, что оно возможно, — и ему в эту минуту ничего больше не надо было… Он отвечал за нее,она была егочеловек. Без всяких личных видов
говорил он это; не искал он себялюбивого счастья с ней, не мечтал даже
о наслаждениях,
о сильном чувстве избранной женщины — нет!..
Нетрудно догадаться, что
говорила она
о том чувстве, которое впервые заставляет до
наслаждения больно сжиматься сердце на расцвете юности, —
о чувстве любви. Княжна еще не испытала его.
О, как бы я охранял его, как бы я
говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков!» И Ростов, для того, чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика-немца, которого он с
наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя.
Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов
о вспыльчивости великого князя с
наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось
говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения.