Неточные совпадения
— Ну вот! — с отвращением отпарировал Свидригайлов, — сделайте одолжение, не
говорите об этом, — прибавил он поспешно и даже без всякого фанфаронства, которое выказывалось во всех прежних его словах. Даже лицо его как будто изменилось. — Сознаюсь в непростительной слабости, но что делать: боюсь смерти и не люблю, когда
говорят о ней. Знаете ли, что я
мистик отчасти?
Мой доклад
о мистике, в котором я много
говорил о Я. Бёме и Ангелусе Силезиусе, вызвал смущение.
А. Белый
говорит в своих воспоминаниях: «Символ „жены“ стал зарею для нас (соединением неба с землею), сплетаясь с учением гностиков
о конкретной премудрости с именем новой музы, сливающей
мистику с жизнью» [Воспоминания А. Белого об А. Блоке, напечатанные в четырех томах «Эпопеи», — первоклассный материал для характеристики атмосферы ренессансной эпохи, но фактически в нем много неточного.].
Так
говорят все
мистики о своем мистическом опыте, и с их признаниями мы обязаны считаться более, чем с измышлениями гносеологов.
Наука
говорит правду
о «природе», верно открывает «закономерность» в ней, но она ничего не знает и не может знать
о происхождении самого порядка природы,
о сущности бытия и той трагедии, которая происходит в глубинах бытия, это уже в ведении не патологии, а физиологии — учения
о здоровой сущности мира, в ведении метафизики,
мистики и религии.
Рассуждая
о моей книге и вообще
о евангельском учении, как оно выражено в нагорной проповеди, иностранные критики утверждали, что такое учение не есть собственно христианское (христианское учение, по их мнению, есть католицизм и протестантство) — учение же нагорной проповеди есть только ряд очень милых непрактических мечтаний du charmant docteur, как
говорит Ренан, годных для наивных и полудиких обитателей Галилеи, живущих за 1800 лет назад, и для русских полудиких мужиков — Сютаева, Бондарева и русского
мистика Толстого, но никак не приложимых к высокой степени европейской культуры.
И жаждавшие примирения раздвоились: одни не верят науке, не хотят ею заняться, не хотят обследовать, почему она так
говорит, не хотят идти ее трудным путем; «наболевшие души наши, —
говорят они, — требуют утешений, а наука на горячие, просьбы
о хлебе подает камни, на вопль и стон растерзанного сердца, на его плач, молящий об участии, — предлагает холодный разум и общие формулы; в логической неприступности своей она равно не удовлетворяет ни практических людей, ни
мистиков.
Недаром же философия и
мистика небытия
говорят не
о полной пустоте, но
о нирване как некотором положительном, а не отрицательном лишь небытии.
Идеи отрицательного богословия насквозь проникают спекулятивную систему (ибо здесь можно
говорить о системе) великого германского
мистика.
Христианская символика Логоса и души мира, Христа и Его Церкви,
говорит о космической
мистике мужского и женского,
о космической брачной тайне.
Оккультная наука Штейнера остается в сфере тварной природы и не дает Богопознания, не
говорит о Боге, как
говорили гностические
мистики.