Неточные совпадения
Левин
говорил то, что он истинно думал
в это последнее время. Он во всем видел только смерть или приближение к ней. Но затеянное им дело тем более занимало его. Надо же было как-нибудь доживать жизнь, пока не пришла смерть.
Темнота покрывала для него всё; но именно вследствие этой
темноты он чувствовал, что единственною руководительною нитью
в этой
темноте было его дело, и он из последних сил ухватился и держался за него.
Тоска любви Татьяну гонит,
И
в сад идет она грустить,
И вдруг недвижны очи клонит,
И лень ей далее ступить.
Приподнялася грудь, ланиты
Мгновенным пламенем покрыты,
Дыханье замерло
в устах,
И
в слухе шум, и блеск
в очах…
Настанет ночь; луна обходит
Дозором дальный свод небес,
И соловей во мгле древес
Напевы звучные заводит.
Татьяна
в темноте не спит
И тихо с няней
говорит...
Нам всем было жутко
в темноте; мы жались один к другому и ничего не
говорили. Почти вслед за нами тихими шагами вошел Гриша.
В одной руке он держал свой посох,
в другой — сальную свечу
в медном подсвечнике. Мы не переводили дыхания.
Девочка
говорила не умолкая; кое-как можно было угадать из всех этих рассказов, что это нелюбимый ребенок, которого мать, какая-нибудь вечно пьяная кухарка, вероятно из здешней же гостиницы, заколотила и запугала; что девочка разбила мамашину чашку и что до того испугалась, что сбежала еще с вечера; долго, вероятно, скрывалась где-нибудь на дворе, под дождем, наконец пробралась сюда, спряталась за шкафом и просидела здесь
в углу всю ночь, плача, дрожа от сырости, от
темноты и от страха, что ее теперь больно за все это прибьют.
Погасила, продолжая
говорить и
в темноте, и голос и слова ее стали еще более раздражающими.
— Во мне — ничего не изменилось, — подсказывала ему Лидия шепотом, и ее шепот
в ночной, душной
темноте становился его кошмаром. Было что-то особенно угнетающее
в том, что она ставит нелепые вопросы свои именно шепотом, как бы сама стыдясь их, а вопросы ее звучали все бесстыдней. Однажды, когда он
говорил ей что-то успокаивающее, она остановила его...
«Это о царе
говорят», — решил Самгин, закрывая глаза.
В полной
темноте звуки стали как бы отчетливей. Стало слышно, что впереди, на следующем диване, у двери, струится слабенький голосок, прерываемый сухим, негромким кашлем, — струится, выговаривая четко.
Было очень странно слушать полушепот невидимого человека;
говорил он медленно, точно нащупывая слова
в темноте и ставя их одно к другому неправильно. Самгин спросил...
Вагон встряхивало, качало, шипел паровоз, кричали люди; невидимый
в темноте сосед Клима сорвал занавеску с окна, обнажив светло-голубой квадрат неба и две звезды на нем; Самгин зажег спичку и увидел пред собою широкую спину, мясистую шею, жирный затылок; обладатель этих достоинств, прижав лоб свой к стеклу,
говорил вызывающим тоном...
Ехали долго, по темным улицам, где ветер был сильнее и мешал
говорить, врываясь
в рот. Черные трубы фабрик упирались
в небо, оно имело вид застывшей тучи грязно-рыжего дыма, а дым этот рождался за дверями и окнами трактиров, наполненных желтым огнем.
В холодной
темноте двигались человекоподобные фигуры, покрикивали пьяные, визгливо пела женщина, и чем дальше, тем более мрачными казались улицы.
— Понимаешь, какая штука, — вполголоса торопливо
говорил Дронов, его скуластое лицо морщилось, глаза, как и прежде, беспокойно бегали, заглядывая
в окно,
в темноту, разрываемую искрами и огнями,
в лицо Самгина,
в стакан.
—
Говори, пожалуйста, вслух, Андрей! Терпеть не могу, когда ты ворчишь про себя! — жаловалась она, — я насказала ему глупостей, а он повесил голову и шепчет что-то под нос! Мне даже страшно с тобой, здесь,
в темноте…
— Ах, как жаль! Какой жребий! Знаешь, даже грешно, что мы идем такие веселые, а ее душа где-нибудь теперь летит во мраке,
в каком-нибудь бездонном мраке, согрешившая, и с своей обидой… Аркадий, кто
в ее грехе виноват? Ах, как это страшно! Думаешь ли ты когда об этом мраке? Ах, как я боюсь смерти, и как это грешно! Не люблю я
темноты, то ли дело такое солнце! Мама
говорит, что грешно бояться… Аркадий, знаешь ли ты хорошо маму?
Немец чего-то не договаривал, а Галактион не желал выпытывать. Нужно, так и сам скажет. Впрочем, раз ночью они разговорились случайно совсем по душам. Обоим что-то не спалось. Ночевали они
в писарском доме, и разговор происходил
в темноте. Собственно,
говорил больше немец, а Галактион только слушал.
Эти строгие теоретические рассуждения разлетались прахом при ближайшем знакомстве с делом. Конечно, и пшеничники виноваты, а с другой стороны, выдвигалась масса таких причин, которые уже не зависели от пшеничников. Первое дело, своя собственная
темнота одолевала, тот душевный глад, о котором
говорит писание. Пришли волки
в овечьей шкуре и воспользовались мглой… По закону разорили целый край. И как все просто: комар носу не подточит.
Так, когда она
говорила, например, о
темноте раскинувшейся над землею сырой и черной ночи, он будто слышал эту
темноту в сдержанно звучащих тонах ее робеющего голоса.
— Сестрица моя, моя, —
говорю, — Грунюшка! откликнись ты мне, отзовись мне; откликнися мне; покажися мне на минуточку! — И что же вы изволите думать: простонал я этак три раза, и стало мне жутко, и зачало все казаться, что ко мне кто-то бежит; и вот прибежал, вокруг меня веется,
в уши мне шепчет и через плеча
в лицо засматривает, и вдруг на меня из
темноты ночной как что-то шаркнет!.. И прямо на мне повисло и колотится…
В это время поручик Непшитшетский,
в темноте, по белой фуражке, узнав князя Гальцина и желая воспользоваться случаем, чтобы
поговорить с таким важным человеком, подошел к нему.
И, если
говорить по правде, уже не
в Машеньку ли влюбился, по-настоящему и мгновенно, несчастный юнкер
в тот вечер, когда она играла Шопена, а он стоял, прислонившись к пианино, и то видел, то не видел ее нежное лицо, такое странное и такое изменчивое
в темноте.
Со вздохом витязь вкруг себя
Взирает грустными очами.
«О поле, поле, кто тебя
Усеял мертвыми костями?
Чей борзый конь тебя топтал
В последний час кровавой битвы?
Кто на тебе со славой пал?
Чьи небо слышало молитвы?
Зачем же, поле, смолкло ты
И поросло травой забвенья?..
Времен от вечной
темноты,
Быть может, нет и мне спасенья!
Быть может, на холме немом
Поставят тихий гроб Русланов,
И струны громкие Баянов
Не будут
говорить о нем...
— Спи! —
говорила она, прерывая меня на полуслове, разгибалась и, серая, таяла бесшумно
в темноте кухни.
Приходит день к вечеру; «ночною
темнотой мрачатся небеса, и люди для покоя смыкают уж глаза», — а ко мне
в двери кто-то динь-динь-динь, а вслед за тем сбруею брясь-дрясь-жись! «Здесь, —
говорит, — такой-то Ватажков»? Ну, конечно, отвечают, что здесь.
— Надо, брат, эту темноту-то свою белоглинскую снимать с себя, —
говорил Вукол Шабалин, хлопая Гордея Евстратыча по плечу. — По-настоящему надо жить, как прочие живут… Первое, одеться надо как следует. Я тебе порекомендую своего портного
в Петербурге… Потом надо компанию водить настоящую, а не с какими-нибудь Пазухиными да Колпаковыми. Тут, брат, всему выучат.
В темноте, под дождем, я почувствовал себя безнадежно одиноким, брошенным на произвол судьбы, почувствовал, как
в сравнении с этим моим одиночеством,
в сравнении со страданием, настоящим и с тем, которое мне еще предстояло
в жизни, мелки все мои дела, желания и все то, что я до сих пор думал,
говорил.
Затем
в темноте мы тихо возвращались
в свой номер. И опять я
говорил, а Тит слушал.
Он вдруг покинул мою руку и, не
говоря ни слова, исчез
в темноте…
В эту ночь, последнюю перед началом действия, долго гуляли, как новобранцы, и веселились лесные братья. Потом заснули у костра, и наступила
в становище тишина и сонный покой, и громче зашумел ручей, дымясь и холодея
в ожидании солнца. Но Колесников и Саша долго не могли заснуть, взволнованные вечером, и тихо беседовали
в темноте шалашика; так странно было лежать рядом и совсем близко слышать голоса — казалось обоим, что не
говорят обычно, а словно
в душу заглядывают друг к другу.
В своем дыхании, во взглядах,
в тоне голоса и
в походке она чувствовала только желание; шум моря
говорил ей, что надо любить, вечерняя
темнота — то же, горы — то же…
И, глядя
в темноту, далеко перед собою, остановившимся, напряженным взглядом, так же медленно протянул руку, нащупал рожок и зажег свет. Потом встал и, не надевая туфель, босыми ногами по ковру обошел чужую незнакомую спальню, нашел еще рожок от стенной лампы и зажег. Стало светло и приятно, и только взбудораженная постель со свалившимся на пол одеялом
говорила о каком-то не совсем еще прошедшем ужасе.
И медленно, нерешительно, точно нащупывая тропу
в темноте, он стал рассказывать Алексею о ссоре с Ильёй; долго
говорить не пришлось; брат облегчённо и громко сказал...
Иногда он
говорил час и два, всё спрашивая: слушают ли дети? Сидит на печи, свеся ноги, разбирая пальцами колечки бороды, и не торопясь куёт звено за звеном цепи слов.
В большой, чистой кухне тёплая
темнота, за окном посвистывает вьюга, шёлково гладит стекло, или трещит
в синем холоде мороз. Пётр, сидя у стола перед сальной свечою, шуршит бумагами, негромко щёлкает косточками счёт, Алексей помогает ему, Никита искусно плетёт корзины из прутьев.
— Может, я и не то сказала, —
говорила Ульяна, как будто глядя
в темноту, где всё спутанно колеблется и не даётся глазу.
Всё равно, —
говорил он себе, открытыми глазами глядя
в темноту.
— Вон, на чердаке,
говорят, висит, — отвечал Ефимка, дубиной показывая
в темноте на крышу флигеля.
Темнота ночи все сильнее взвинчивала нервы Славянова, разбитые тяжелым похмельем. Он бил себя
в грудь кулаками, плакал, сморкался
в рубашку и, качаясь, точно от зубной боли, взад и вперед на кровати Михаленки,
говорил всхлипывающим, тоскливым шепотом...
Потом, не
говоря ни слова, он открыл дверь и вышел
в темноту.
—
В темноте, —
говорю, — немудрено, Домна Платоновна.
«Эти строки живо напоминают, —
говорил я, — подобные выражения
в „Младшем Костисе“; но мне кажется, что подражание превзошло оригинал
в темноте, чтоб сказать поучтивее, а попросту —
в бессмыслице».
Когда он выходил из курятника, ему показалось, что глаза у Чернушки светятся
в темноте, как звездочки, и что она тихонько ему
говорит...
— А! Иван Вианорыч! — сдержанным ласковым баском ответил староста. Все ли
в добром здоровьичке? А мне, того, как его… надо с вами
поговорить о чем-то, — прибавил он, понижая голос и заслоняясь ладонью от свечки, чтобы лучше разглядеть из
темноты лицо Наседкина. — Ты, отец, подожди меня малость после ефимонов… Ладно?
«Мне,
говорит,
в темноте очень скучно, прошу дозволить свечечку, я хочу
в поверхностную комиссию графу Лорис-Мелихову объявление написать, кто я таков, и
в каких упованиях прошу прощады и хорошее место».
— Наваждение!» — «Ты, — я
говорю, — беспутный человек, молчи с наваждением-то с своим…» А у обоих-то у нас голоса словно птичьи, и дрожим-то мы как
в лихорадке —
в темноте-то.
Мельники
говорили о том, что было, и смеялись над Никитой, который свалился
в воду и теперь сидел мрачный и синий от холода и думал о бабе, которую он обнял
в темноте чердака и которая дала ему по шее.
— Нинка! Глупая! Сумасшедшая, не смей
говорить так! —
в ужасе зашептала Мила, — и не смотри на меня так! У тебя такие глазищи
в темноте! Мне страшно, Нина. Мне страшно!
Коснеющее
в грехах и
темноте создание Божие дерзновенно
говорит в молитве прямо с Господом, и Господь соизволяет на это дерзновение.
Мне угрожает опасность. Это чувствую я, и это знают мои мускулы, оттого они
в такой тревоге, теперь я понял это. Ты думаешь, что я просто струсил, человече? Клянусь вечным спасением — нет! Не знаю, куда девался мой страх, еще недавно я всего боялся: и
темноты, и смерти, и самой маленькой боли, а сейчас мне ничего не страшно. Только странно немного… так
говорят: мне странно?
— Скорее бы прошли эти скучные дни… — шептала Нина. — Весной за мной приедет папа и увезет меня на Кавказ… Целое лето я буду отдыхать, ездить верхом, гулять по горам… — восторженно
говорила она, и я видела, как разгорались
в темноте ее черные глазки, казавшиеся огромными на матово-бледном лице.
Варвара Васильевна лежала
в отдельной палате. На окне горел ночник, заставленный зеленою ширмочкою,
в комнате стоял зеленоватый полумрак. Варвара Васильевна, бледная, с сдвинутыми бровями, лежала на спине и
в бреду что-то тихо
говорила. Лицо было покрыто странными прыщами, они казались
в темноте большими и черными. У изголовья сидела Темпераментова, истомленная двумя бессонными ночами. Доктор шепотом сказал...
— Сейчас. Савельич, голубчик! — заговорил голос Гуськова, подвигаясь к дверям палатки, — вот тебе десять монетов, поди к маркитанту, возьми две бутылки кахетинского и еще чего? Господа?
Говорите! — И Гуськов, шатаясь, с спутанными волосами, без шапки, вышел из палатки. Отворотив полы полушубка и засунув руки
в карманы своих сереньких панталон, он остановился
в двери. Хотя он был
в свету, а я
в темноте, я дрожал от страха, чтобы он не увидал меня, и, стараясь не делать шума, пошел дальше.
Ужинали, пили чай. Перестали
говорить о том, что их разъединяло, и опять явилась сестринская близость. Легли спать
в одну постель, — Катю поразило, какое у Веры рваное белье, — и долго еще тихо разговаривали
в темноте.