Неточные совпадения
Ужинали, пили чай. Перестали
говорить о том, что их разъединяло, и опять явилась сестринская близость. Легли спать
в одну постель, — Катю поразило, какое у Веры рваное белье, — и долго еще тихо разговаривали
в темноте.
— Ну, думаю, конец! Вдруг он
говорит: «Дядя, не бойтесь ничего, это я». Вглядываюсь
в темноте: «Леонид! Ты?» — «Тише! Идите скорей!». Спустились под откос, он развязал мне руки. Наверху зашумел приближающийся автомобиль, загудел призывной гудок. — «Не пугайтесь, —
говорит, — я сейчас выстрелю. С час посидите тут, а потом идите к себе,
в Арматлук.
В город не показывайтесь, пока мы еще здесь». Выстрелил из револьвера
в кусты и пошел наверх.
Урожай выдался колоссальный. По шоссе с утренней зари до полной
темноты скрипели мажары с ячменем, почерневшие от солнца мужики проезжали из степи с косилками, проходили с косами. Они поглядывали на берег, белевший телами,
в негодующем изумлении разводили руками и
говорили...
— Я подумала: насколько легче и задушевнее будет нам
говорить в темноте. А ты… — Нинка села в глубину дивана, опустила голову, брови мрачно набежали на глаза. — Больше не буду к тебе приходить.
Неточные совпадения
Левин
говорил то, что он истинно думал
в это последнее время. Он во всем видел только смерть или приближение к ней. Но затеянное им дело тем более занимало его. Надо же было как-нибудь доживать жизнь, пока не пришла смерть.
Темнота покрывала для него всё; но именно вследствие этой
темноты он чувствовал, что единственною руководительною нитью
в этой
темноте было его дело, и он из последних сил ухватился и держался за него.
Тоска любви Татьяну гонит, // И
в сад идет она грустить, // И вдруг недвижны очи клонит, // И лень ей далее ступить. // Приподнялася грудь, ланиты // Мгновенным пламенем покрыты, // Дыханье замерло
в устах, // И
в слухе шум, и блеск
в очах… // Настанет ночь; луна обходит // Дозором дальный свод небес, // И соловей во мгле древес // Напевы звучные заводит. // Татьяна
в темноте не спит // И тихо с няней
говорит:
Нам всем было жутко
в темноте; мы жались один к другому и ничего не
говорили. Почти вслед за нами тихими шагами вошел Гриша.
В одной руке он держал свой посох,
в другой — сальную свечу
в медном подсвечнике. Мы не переводили дыхания.
Девочка
говорила не умолкая; кое-как можно было угадать из всех этих рассказов, что это нелюбимый ребенок, которого мать, какая-нибудь вечно пьяная кухарка, вероятно из здешней же гостиницы, заколотила и запугала; что девочка разбила мамашину чашку и что до того испугалась, что сбежала еще с вечера; долго, вероятно, скрывалась где-нибудь на дворе, под дождем, наконец пробралась сюда, спряталась за шкафом и просидела здесь
в углу всю ночь, плача, дрожа от сырости, от
темноты и от страха, что ее теперь больно за все это прибьют.
Погасила, продолжая
говорить и
в темноте, и голос и слова ее стали еще более раздражающими.