Неточные совпадения
Через три минуты, не
глядя на часы, чтобы не растравлять
раны, Левин бегом бежал по коридору.
Ничего подобного этому я не мог от нее представить и сам вскочил с места, не то что в испуге, а с каким-то страданием, с какой-то мучительной
раной на сердце, вдруг догадавшись, что случилось что-то тяжелое. Но мама не долго выдержала: закрыв руками лицо, она быстро вышла из комнаты. Лиза, даже не
глянув в мою сторону, вышла вслед за нею. Татьяна Павловна с полминуты смотрела
на меня молча.
Он сидел
на краю печи, свесив ноги,
глядя вниз,
на бедный огонь свечи; ухо и щека его были измазаны сажей, рубаха
на боку изорвана, я видел его ребра, широкие, как обручи. Одно стекло очков было разбито, почти половинка стекла вывалилась из ободка, и в дыру смотрел красный глаз, мокрый, точно
рана. Набивая трубку листовым табаком, он прислушивался к стонам роженицы и бормотал бессвязно, напоминая пьяного...
Михайлов остановился
на минуту в нерешительности и, кажется, последовал бы совету Игнатьева, ежели бы не вспомнилась ему сцена, которую он на-днях видел
на перевязочном пункте: офицер с маленькой царапиной
на руке пришел перевязываться, и доктора улыбались,
глядя на него и даже один — с бакенбардами — сказал ему, что он никак не умрет от этой
раны, и что вилкой можно больней уколоться.
Доктор закрыл
рану рубашкой, отер пальцы о полы пальто и молча, не
глядя на раненого, отошел к другому.
Gnadige Frau больше всего поразили глаза Андреюшки — ясные, голубые, не имеющие в себе ни малейшего оттенка помешательства, напротив, очень умные и как бы в душу вам проникающие; а доктор
глядел все
на цепь; ему очень хотелось посмотреть под мышки Андреюшке, чтобы удостовериться, существуют ли
на них если не
раны, то, по крайней мере, мозоли от тридцатилетнего прикосновения к ним постороннего твердого тела.
Павел Николаевич лежал
на мягком матрасе, в блестящем серебристом белье; перевязка его позорной
раны в ногу не причинила ему ни малейшей боли и расстройства, и он, обрызганный тонкими духами,
глядел себе
на розовые ногти и видел ясно вблизи желанный край своих стремлений.
И, все так же строго
глядя на меня и еще раз погрозив пальцем, он вынул револьвер и выстрелил себе в висок. И это нисколько не удивило и не испугало меня. Переложив папиросу в левую руку, я попробовал пальцем
рану и пошел к вагонам.
Садимся обедать. Раненый офицер, у которого от
раны в висок образовалось сведение челюстей, ест с таким видом, как будто бы он зануздан и имеет во рту удила. Я катаю шарики из хлеба, думаю о собачьем налоге и, зная свой вспыльчивый характер, стараюсь молчать. Наденька
глядит на меня с состраданием. Окрошка, язык с горошком, жареная курица и компот. Аппетита нет, но я из деликатности ем. После обеда, когда я один стою
на террасе и курю, ко мне подходит Машенькина maman, сжимает мои руки и говорит, задыхаясь...
Тут я должен сделать оговорку. Наденька, или Варенька (теперь я припоминаю, что ее зовут, кажется, Машенькой), откуда-то вообразила, что я в нее влюблен, а потому считает долгом человеколюбия всегда
глядеть на меня с состраданием и лечить словесно мою душевную
рану.
Рядом с ней, худой, как скелет, с зияющей
раной в правом виске, забрызганный кровью, медленно движется Антон Михайлович Шатов, и тоже
глядит на него и
глядит в упор.