Серафина и посох-оборотень

Роберт Битти, 2016

Мрачная, мистическая, пробирающая до дрожи история, которая не оставит равнодушными читателей «Коралины» Нила Геймана. Приключения Серафины, удивительного крысолова, продолжаются спустя несколько недель после победы над Человеком в черном плаще, похищавшим детей из поместья Билтмор. Девочка, совсем недавно открывшая тайну своего происхождения, стремится узнать больше. На этом трудном пути ее ждут не только невероятные события, но и новые злодеи. Дружба подвергается нелегким испытаниям, но Серафина не сдается и идет к своей судьбе.

9

Могучее животное с силой ударилось о деревянную загородку стойла. Та, спружинив, задела Серафину по голове. От неожиданности девочка испуганно отшатнулась. Зверь, громко фыркая, бил копытами в загородку, ударял плечами и всем телом. Под его натиском доски гнулись и скрипели.

Услыхав, что на шум уже бегут старший конюх с толпой помощников, Серафина метнулась в пустое стойло, припала к полу и скрылась в тени. Глотая воздух ртом, она пыталась осознать, что же только что увидела, — мощное темное туловище, черные глаза, раздувающиеся ноздри и тяжело ударяющие копыта. Вопросов было море.

Тут ворвался мистер Ринальди с остальными конюхами. Зверь продолжал яростно колотиться о стену. Главный конюх, громко крича, отдавал указания укрепить загородки. Под шумок Серафина выскочила из стойла и кинулась вон из конюшни, пока ее не заметили.

Это были те самые жеребцы! Без сомнения. Кем бы он ни был, но второй пассажир экипажа находился в Билтморе.

Девочка пробежала вдоль каменного фундамента главного дома до задней его части, протиснулась в вентиляционное отверстие, скользнула в шахту, отодвинула проволочную сетку и вылезла уже в подвале.

Вандербильты узнали о существовании Серафины несколько недель назад и, теоретически, она теперь могла спокойно войти в дом и через дверь, как все нормальные люди. Но девочка редко пользовалась такой возможностью.

Она пробежала по коридору, миновала дверной проем, затем снова прошла по коридору и, наконец, очутилась в мастерской. Папаша радостно обернулся.

— Доброе у… — начал было он благодушно, но, увидев растерзанную и растрепанную дочку, испуганно отшатнулся. — Деточка! Что с тобой приключилось? — Ласково приобняв, он подвел ее к табурету и помог сесть. — Ох, Сера, — проговорил он, глядя на раны дочери. — Я разрешил тебе ходить в лес по ночам, чтобы ты могла общаться со своей матерью, но у меня просто сердце разрывается, когда ты возвращаешься в таком виде. Что ж ты там такое делала, в этом самом лесу?

Много лет назад отец нашел новорожденную Серафину в чаще леса, так что, скорее всего, он хотя бы отчасти догадывался, кто она такая. Но он всегда терпеть не мог разговоры о нечистой силе, оборотнях и прочих ночных созданиях. Наверное, ему казалось, что, пока молчишь об этих вещах, их вроде как и не существует, им нет места в реальной жизни.

Серафина много раз обещала себе не рассказывать папаше во всех подробностях о своих приключениях в ночном лесу. Обычно она держала данное себе слово, но сегодня, стоило папаше спросить, как впечатления и переживания полезли наружу, и она уже не могла остановиться.

— На меня напала ужасная стая собак, па! — сухо всхлипнула она.

— Успокойся, Сера, ты здесь в безопасности, — проговорил отец, прижимая ее большими сильными руками к своей широкой груди. — О каких собаках речь? Ты ведь не про пса молодого хозяина говоришь?

— Нет, па. Гидеан никогда меня не тронет. В лесу появился странный человек со сворой волкодавов. Он их на меня натравил! с такой злобой!

— Но откуда он взялся? — спросил отец. — Может, это был охотник на медведя?

Она покачала головой.

— Не знаю. Он вылез из экипажа, а экипаж потом отправил в Билтмор. Мне кажется, я видела у нас в конюшне коней, которые были в него впряжены. А мистер Вандербильт сегодня утром гулял с каким-то странным человеком. Ты не знаешь, ночью в поместье никто не приезжал?

— Слуги болтали о куче народу, который понаедет на Рождество, но не думаю, что человек, которого ты видела, — один из гостей. Готов поспорить, это один из тех браконьеров из Миллз Гэп, которых мы шуганули с территории поместья пару лет назад.

В голосе отца послышался гнев. Он был в ярости от того, что кто-то обидел его малышку.

— Схожу сейчас сообщу об этом управляющему поместьем МакНейми, — проговорил он, не переставая осматривать запекшуюся рану на голове Серафины. — Соберем людей, пусть займутся этим парнем, кто бы он ни был. Но в первую очередь надо заштопать тебя. Потом отдохнешь немного. А урок может и подождать.

— Урок? — с недоумением переспросила Серафина.

— Чтоб ты прилично вела себя за столом.

— Как, опять? Только не это, па! Мне надо узнать, кто приехал в Билтмор!

— Я тебе уже объяснял: чем глубже мы забьем этот гвоздь, тем лучше.

— Забьем в мою голову, да?

— Да, в твою голову. Запоминаешь-то ты чем? Теперь, когда вы с молодым хозяином подружились, ты должна вести себя, как полагается.

— Я знаю, как полагается, па.

— Ты такая же воспитанная, как хорек. Надо было мне почаще рассказывать тебе, как держатся господа с верхних этажей. Совсем не так, как мы.

— Брэден мой друг, па. И я нравлюсь ему такой, какая я есть, если ты на это намекаешь.

Серафина словно со стороны услышала, как заступается за Брэдена, и ей вдруг показалось, что она обманывает и отца, и себя. На самом деле она уже и сама не знала, дружит с ней Брэден или нет, и с каждым днем сомневалась в этом все больше.

— Я не столько насчет юного господина беспокоюсь, — заметил папаша, доставая чистую тряпочку, смачивая ее водой и начиная промывать раны дочери, — сколько насчет самого хозяина с хозяйкой и особенно их городских гостей. Как ты будешь сидеть с ними за одним столом, если не видишь разницы между салфеткой и скатертью?

— А зачем мне ее видеть, эту…

— Дворецкий сообщил мне, что мистер Вандербильт хочет видеть тебя наверху сегодня вечером. А на кухне вовсю готовят торжественный ужин.

— Ужин? Какой еще ужин? А тот незнакомец тоже будет там? И поэтому меня зовут? А Брэден… он будет на этом ужине?

— Да у тебя вопросов поболе, чем у меня ответов! — хмыкнул папаша. — По правде сказать, ничего я об этом не знаю. Не представляю, зачем бы хозяевам тебя искать, если не ради юного господина. Знаю только, что сегодня вечером ожидается большое веселье, и хозяин велел тебя позвать, и это больше похоже на приказ, чем на приглашение, если ты меня понимаешь.

— Так тебе сказали, что будет ужин или веселье, па? — озадаченно поинтересовалась Серафина. И тут же ей пришло в голову, что обычно Вандербильты не устраивают ни того, ни другого.

— Да у них там все одно, — бросил папаша.

Серафина поняла, что ей придется пойти на ужин, о котором говорил отец, хотя бы потому, что это самый простой способ увидеть всех новых людей, приехавших в Билтмор. И тут же подумала, что все не так-то просто.

— Но как же я пойду, па? — с тревогой спросила она, глядя на свои искусанные и исцарапанные руки и ноги. Раны не особенно болели, но выглядели ужасно.

— Соскребем с тебя грязь, вычешем из волос ветки и засохшую кровь, и все будет отлично. Царапины не будут видны под платьем.

— На нем теперь прорех больше, чем на мне, — возразила девочка, глядя на изорванное в клочья, покрытое пятнами крови платье, которое подарила ей миссис Вандербильт.

Явиться на ужин в таком виде было немыслимо.

— Зубастые твари здорово тебя отделали, — буркнул отец, осматривая ее ухо с порванной мочкой. — Болит?

— Уже нет, — ответила она, думая о другом. — А где твоя старая рабочая рубаха, в которой я раньше ходила?

— Я выкинул ее, как только миссис Вандербильт подарила тебе хорошую одежду.

— Ну, па, теперь мне совсем нечего надеть!

— Не волнуйся. Соорудим тебе что-нибудь из того, что есть.

Серафина возмущенно замотала головой:

— Да здесь есть лишь мешковина и наждачная бумага!

— Послушай. — Отец взял ее за плечи и заглянул в глаза. — Ты жива, правда? Так возьми себя в руки. Благодари Бога и делай то, что следует делать. За всю твою жизнь хозяин хоть раз требовал твоего присутствия наверху? Нет, не требовал. Поэтому, барышня, если вас зовут, извольте идти. С песнями и плясками.

— С песнями и плясками? — в ужасе переспросила Серафина. — А зачем петь и плясать?

Как же она сможет незаметно следить за окружающими, если ее заставят петь и плясать?

— Это просто выражение такое, дочка, — покачал головой отец. Потом, помолчав, пробормотал: — во всяком случае, я так думаю.