Неточные совпадения
— Трудиться для Бога, трудами, постом спасать душу, — с гадливым презрением сказала графиня Лидия Ивановна, — это дикие понятия наших
монахов… Тогда как это нигде не сказано. Это гораздо проще и легче, — прибавила она,
глядя на Облонского с тою самою ободряющею улыбкой, с которою она при Дворе ободряла молодых, смущенных новою обстановкой фрейлин.
Глядя на эти задумчивые, сосредоточенные и горячие взгляды,
на это, как будто уснувшее, под непроницаемым покровом волос, суровое, неподвижное лицо, особенно когда он, с палитрой пред мольбертом, в своей темной артистической келье, вонзит дикий и острый, как гвоздь, взгляд в лик изображаемого им святого, не подумаешь, что это вольный, как птица, художник мира, ищущий светлых сторон жизни, а примешь его самого за мученика, за
монаха искусства, возненавидевшего радости и понявшего только скорби.
Я стоял один
на корме и,
глядя назад, прощался с этим мрачным мирком, оберегаемым с моря Тремя Братьями, которые теперь едва обозначались в воздухе и были похожи впотьмах
на трех черных
монахов; несмотря
на шум парохода, мне было слышно, как волны бились об эти рифы.
Первый прошел исповедоваться папа. Он очень долго пробыл в бабушкиной комнате, и во все это время мы все в диванной молчали или шепотом переговаривались о том, кто пойдет прежде. Наконец опять из двери послышался голос
монаха, читавшего молитву, и шаги папа. Дверь скрипнула, и он вышел оттуда, по своей привычке, покашливая, подергивая плечом и не
глядя ни
на кого из нас.
Но что обо мне могли думать
монахи, которые, друг за другом выходя из церкви, все
глядели на меня? Я был ни большой, ни ребенок; лицо мое было не умыто, волосы не причесаны, платье в пуху, сапоги не чищены и еще в грязи. К какому разряду людей относили меня мысленно
монахи, глядевшие
на меня? А они смотрели
на меня внимательно. Однако я все-таки шел по направлению, указанному мне молодым
монахом.
Было видно, что все
монахи смотрят
на отца Никодима почтительно; а настоятель, огромный, костлявый, волосатый и глухой
на одно ухо, был похож
на лешего, одетого в рясу;
глядя в лицо Петра жутким взглядом чёрных глаз, он сказал излишне громко...
Но это не украшало отца, не гасило брезгливость к нему, в этом было даже что-то обидное, принижающее. Отец почти ежедневно ездил в город как бы для того, чтоб наблюдать, как умирает
монах. С трудом, сопя, Артамонов старший влезал
на чердак и садился у постели
монаха, уставив
на него воспалённые, красные глаза. Никита молчал, покашливая,
глядя оловянным взглядом в потолок; руки у него стали беспокойны, он всё одёргивал рясу, обирал с неё что-то невидимое. Иногда он вставал, задыхаясь от кашля.
Она тоже стала одеваться. Только теперь,
глядя на нее, Коврин понял всю опасность своего положения, понял, что значат черный
монах и беседы с ним. Для него теперь было ясно, что он сумасшедший.
Высокий, плотный из себя старец, с красным, как переспелая малина, лицом, с сизым объемистым носом, сидел
на диване за самоваром и потускневшими глазами
глядел на другого, сидевшего против него тучного, краснолицего и сильно рябого
монаха. Это были сам игумен и казначей, отец Анатолий.
— Что, соскучились без своей княгини? — говорила она
монахам, вносившим ее вещи. — Я у вас целый месяц не была. Ну вот приехала,
глядите на свою княгиню. А где отец архимандрит? Боже мой, я сгораю от нетерпения! Чудный, чудный старик! Вы должны гордиться, что у вас такой архимандрит.
И он указал
на невысокую фигуру в легком пальто и в соломенной шляпе. Я согласился, и мой случайный сожитель отправился за мной. Отпирая у своей двери висячий замочек, я всякий раз, хочешь не хочешь, должен был смотреть
на картину, висевшую у самого косяка
на уровне моего лица. Эта картина с заглавием «Размышление о смерти» изображала коленопреклоненного
монаха, который
глядел в гроб и
на лежавший в нем скелет; за спиной
монаха стоял другой скелет, покрупнее и с косою.