Ченцов приехал в свою гостиницу очень пьяный и, проходя по коридору, опять-таки совершенно случайно взглянул в окно и увидал комету с ее хвостом. При этом он уже не страх почувствовал, а какую-то злую радость, похожую на ту, которую он испытывал на дуэли,
глядя в дуло направленного на него противником пистолета. Ченцов и на комету постарался так же смотреть, но вдруг послышались чьи-то шаги. Он обернулся и увидал Антипа Ильича.
Неточные совпадения
Он
дунул сверху
в стекло. Пугливый синий огонек умер, и сразу
в комнате стало темно и тихо, и тотчас же торопливо и громко застучал на столе не замечаемый до сих пор будильник. Ромашов сел рядом с Александрой Петровной, сгорбившись и не
глядя в ее сторону. Странное чувство боязни, волнения и какого-то замирания
в сердце овладело им и мешало ему говорить...
Свищут ей ветры прямо
в лицо,
дуют буйные сзаду и спереду… Идет Аринушка, не шатается, лопотинка [Лопотинка — одежда. (Прим. Салтыкова-Щедрина.)] у ней развевается, лопотинка старая-ветхая, ветром подбитая, нищетою пошитая… Свищут ей ветры: ходи, Аринушка, ходи, божья рабынька, не ленися, с убожеством своим обживися;
глянь, кругом добрые люди живут, живут ни тошно, ни красно, а хлеб жуют не напрасно…
Взяла меня за руку и повела во тьме, как слепого. Ночь была черная, сырая, непрерывно
дул ветер, точно река быстро текла, холодный песок хватал за ноги. Бабушка осторожно подходила к темным окнам мещанских домишек, перекрестясь трижды, оставляла на подоконниках по пятаку и по три кренделя, снова крестилась,
глядя в небо без звезд, и шептала...
Глядя на их упорный труд
в то время, когда их тела обжигал жар раскаленных железных масс, а из широких дверей
дул пронзительный осенний ветер, он сам как будто бы испытывал часть их физических страданий.
Семи — или восьмилетние нянюшки
дули в кулаки, перескакивали с одной ножки на другую, когда уже чересчур забирал их холод, но все-таки не покидали веселого сборища; некоторые из них, свернувшись комочком под отцовским кожухом, молча и неподвижно
глядели на игравших.
За ужином Варя опять спорила, и на этот раз с отцом. Полянский солидно ел, пил красное вино и рассказывал Никитину, как он раз зимою, будучи на войне, всю ночь простоял по колено
в болоте; неприятель был близко, так что не позволялось ни говорить, ни курить, ночь была холодная, темная,
дул пронзительный ветер. Никитин слушал и косился на Манюсю. Она
глядела на него неподвижно, не мигая, точно задумалась о чем-то или забылась… Для него это было и приятно и мучительно.
Он подвинулся к лошади, держа ружьё, как дубину, за конец
дула, и, не
глядя на меня, заорал на лошадь, спутавшую поводья, начал пинать её ногой
в живот, а потом взвалился на седло и молча, трусцой поехал прочь.
Было тихо.
В окна
глядел не то тусклый рассвет, не то поздний вечер, что-то заполненное бесформенной и сумеречной мглой. Ветер
дул в «щели», как
в трубе, и гнал по ней ночные туманы. Взглянув из окна кверху, я мог видеть клочки ясного неба. Значит, на всем свете зарождалось уже яркое солнечное утро. А мимо станка все продолжала нестись, клубами, холодная мгла… Было сумрачно, тихо, серо и печально.
«Вот, брат, — говорю ему, — какие последствия-то, а еще
в Москве толковали, что здесь свобода…» — «Да, да, — говорит Жигарев, — надо подобру-поздорову отсюда поскорей восвояси, а главная причина, больно я зашибся, окно-то,
дуй его горой, высокое, а под окном дьявол их угораздил кирпичей навалить…» С час времени просидели мы
в анбаришке,
глядим, кто-то через забор лезет…
С утра пошел дождь. Низкие черные тучи бежали по небу,
дул сильный ветер. Сад выл и шумел,
в воздухе кружились мокрые желтые листья,
в аллеях стояли лужи.
Глянуло неприветливою осенью. На ступеньках крыльца чернела грязь от очищаемых ног, все были
в теплой одежде.