Неточные совпадения
Мычит корова
глупая,
Пищат галчата малые.
Кричат ребята буйные,
А эхо вторит всем.
Ему одна заботушка —
Честных
людей поддразнивать,
Пугать ребят и баб!
Никто его не видывал,
А слышать всякий слыхивал,
Без тела — а живет оно,
Без языка — кричит!
Эх! эх! придет ли времечко,
Когда (приди, желанное!..)
Дадут понять крестьянину,
Что розь портрет портретику,
Что книга книге розь?
Когда мужик не Блюхера
И не милорда
глупого —
Белинского и Гоголя
С базара понесет?
Ой
люди,
люди русские!
Крестьяне православные!
Слыхали ли когда-нибудь
Вы эти имена?
То имена великие,
Носили их, прославили
Заступники народные!
Вот вам бы их портретики
Повесить в ваших горенках,
Их книги прочитать…
Он, как доживший, не
глупый и не больной
человек, не верил в медицину и в душе злился на всю эту комедию, тем более, что едва ли не он один вполне понимал причину болезни Кити.
Это был очень
глупый, и очень самоуверенный, и очень здоровый, и очень чистоплотный
человек, и больше ничего.
Один низший сорт: пошлые,
глупые и, главное, смешные
люди, которые веруют в то, что одному мужу надо жить с одною женой, с которою он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержным и твердым, что надо воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить долги, — и разные тому подобные глупости.
— Мне совестно наложить на вас такую неприятную комиссию, потому что одно изъяснение с таким
человеком для меня уже неприятная комиссия. Надобно вам сказать, что он из простых, мелкопоместных дворян нашей губернии, выслужился в Петербурге, вышел кое-как в
люди, женившись там на чьей-то побочной дочери, и заважничал. Задает здесь тоны. Да у нас в губернии, слава богу, народ живет не
глупый: мода нам не указ, а Петербург — не церковь.
В продолжение этого времени он имел удовольствие испытать приятные минуты, известные всякому путешественнику, когда в чемодане все уложено и в комнате валяются только веревочки, бумажки да разный сор, когда
человек не принадлежит ни к дороге, ни к сиденью на месте, видит из окна проходящих плетущихся
людей, толкующих об своих гривнах и с каким-то
глупым любопытством поднимающих глаза, чтобы, взглянув на него, опять продолжать свою дорогу, что еще более растравляет нерасположение духа бедного неедущего путешественника.
Конечно, взглянувши оком благоразумного
человека, он видел, что все это вздор, что
глупое слово ничего не значит, особливо теперь, когда главное дело уже обделано как следует.
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла с дочерью в другой конец залы к другим гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как
человек, который весело вышел на улицу, с тем чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда
глупее ничего не может быть такого
человека: вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок в кармане; не деньги ли? но деньги тоже в кармане, все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый дух шепчет ему в уши, что он позабыл что-то.
А ведь тоже,
глупые, на свою волю хотят, а выдут на волю-то, так и путаются на покор да смех добрым
людям.
Как много у
людейЗатей,
Которые ещё опасней и
глупей!
Кнуров. Со мной первый раз в жизни такой случай. Приглашает обедать известных
людей, а есть нечего… Он
человек глупый, господа.
— Деревья в лесу, — повторила она. — Стало быть, по-вашему, нет разницы между
глупым и умным
человеком, между добрым и злым?
Петр,
человек до крайности самолюбивый и
глупый, вечно с напряженными морщинами на лбу,
человек, которого все достоинство состояло в том, что он глядел учтиво, читал по складам и часто чистил щеточкой свой сюртучок, — и тот ухмылялся и светлел, как только Базаров обращал на него внимание; дворовые мальчишки бегали за «дохтуром», как собачонки.
Ее случайно увидел некто Одинцов, очень богатый
человек лет сорока шести, чудак, ипохондрик, [Ипохондрия — психическое заболевание, выражающееся в мнительности и стремлении преувеличить свои болезненные ощущения; мрачность.] пухлый, тяжелый и кислый, впрочем не
глупый и не злой; влюбился в нее и предложил ей руку.
— И вы полагаете, — промолвила Анна Сергеевна, — что, когда общество исправится, уже не будет ни
глупых, ни злых
людей?
— И я не поеду. Очень нужно тащиться за пятьдесят верст киселя есть. Mathieu хочет показаться нам во всей своей славе; черт с ним! будет с него губернского фимиама, обойдется без нашего. И велика важность, тайный советник! Если б я продолжал служить, тянуть эту
глупую лямку, я бы теперь был генерал-адъютантом. Притом же мы с тобой отставные
люди.
Он был похож на приказчика из хорошего магазина галантереи, на
человека, который с утра до вечера любезно улыбается барышням и дамам; имел самодовольно
глупое лицо здорового парня; такие лица, без особых примет, настолько обычны, что не остаются в памяти. В голубоватых глазах — избыток ласковости, и это увеличивало его сходство с приказчиком.
Самгин нередко встречался с ним в Москве и даже, в свое время, завидовал ему, зная, что Кормилицын достиг той цели, которая соблазняла и его, Самгина: писатель тоже собрал обширную коллекцию нелегальных стихов, открыток, статей, запрещенных цензурой; он славился тем, что первый узнавал анекдоты из жизни министров, епископов, губернаторов, писателей и вообще упорно, как судебный следователь, подбирал все, что рисовало
людей пошлыми,
глупыми, жестокими, преступными.
Он видел, что Лидия смотрит не на колокол, а на площадь, на
людей, она прикусила губу и сердито хмурится. В глазах Алины — детское любопытство. Туробоеву — скучно, он стоит, наклонив голову, тихонько сдувая пепел папиросы с рукава, а у Макарова лицо
глупое, каким оно всегда бывает, когда Макаров задумывается. Лютов вытягивает шею вбок, шея у него длинная, жилистая, кожа ее шероховата, как шагрень. Он склонил голову к плечу, чтоб направить непослушные глаза на одну точку.
— Ну, пусть не так! — равнодушно соглашался Дмитрий, и Климу казалось, что, когда брат рассказывает даже именно так, как было, он все равно не верит в то, что говорит. Он знал множество
глупых и смешных анекдотов, но рассказывал не смеясь, а как бы даже конфузясь. Вообще в нем явилась непонятная Климу озабоченность, и
людей на улицах он рассматривал таким испытующим взглядом, как будто считал необходимым понять каждого из шестидесяти тысяч жителей города.
— Знаешь, есть что-то… пугающее в том, что вот прожил
человек семьдесят лет, много видел, и все у него сложилось в какие-то дикие мысли, в
глупые пословицы…
Люди становились полукругом перед чаном, затылками к Самгину; но по тому, как торжественно вышагивал Вася, Самгин подумал, что он, вероятно, улыбается своей гордой,
глупой улыбкой.
Вечером стало еще
глупее — в гостиную ввалился
человек табачного цвета, большой, краснолицый, сияющий...
— Нервы у меня — ни к черту! Бегаю по городу… как будто
человека убил и совесть мучает.
Глупая штука!
«Приятельское, — мысленно усмехнулся Клим, шагая по комнате и глядя на часы. — Сколько времени сидел этот
человек: десять минут, полчаса? Наглое и
глупое предложение его не оскорбило меня, потому что не могу же я подозревать себя способным на поступок против моей чести…»
— Самоубийственно пьет. Маркс ему вреден. У меня сын тоже насильно заставляет себя веровать в Маркса. Ему — простительно. Он — с озлобления на
людей за погубленную жизнь. Некоторые верят из
глупой, детской храбрости: боится мальчуган темноты, но — лезет в нее, стыдясь товарищей, ломая себя, дабы показать: я-де не трус! Некоторые веруют по торопливости, но большинство от страха. Сих, последних, я не того… не очень уважаю.
Самгин молча соглашался с ним, находя, что хвастливому шуму тщеславной Москвы не хватает каких-то важных нот. Слишком часто и бестолково
люди ревели ура, слишком суетились, и было заметно много неуместных шуточек, усмешек. Маракуев, зорко подмечая смешное и
глупое, говорил об этом Климу с такой радостью, как будто он сам, Маракуев, создал смешное.
Вероятно, возможны и неглупые
люди, которые, стремясь к устойчивости своих мнений, достигают состояния верующих и, останавливаясь в духовном развитии своем,
глупеют.
— Разве ты со зла советовал мне читать «Гигиену брака»? Но я не читала эту книгу, в ней ведь, наверное, не объяснено, почему именно я нужна тебе для твоей любви? Это —
глупый вопрос? У меня есть другие,
глупее этого. Вероятно, ты прав: я — дегенератка, декадентка и не гожусь для здорового, уравновешенного
человека. Мне казалось, что я найду в тебе
человека, который поможет… впрочем, я не знаю, чего ждала от тебя.
Не решая этот вопрос, он нашел, что было приятно чувствовать себя самым умным среди этих
людей. Неприятна только истерическая выходка этой
глупой рыжей куклы.
— Вот что, Клим: Алина не
глупее меня. Я не играю никакой роли в ее романе. Лютова я люблю. Туробоев нравится мне. И, наконец, я не желаю, чтоб мое отношение к
людям корректировалось тобою или кем-нибудь другим.
— Как живем? Да — все так же. Редактор — плачет, потому что ни
люди, ни события не хотят считаться с ним. Робинзон — уходит от нас, бунтует, говорит, что газета
глупая и пошлая и что ежедневно, под заголовком, надобно печатать крупным шрифтом: «Долой самодержавие». Он тоже, должно быть, скоро умрет…
— Грабить — умеют, да! Только этим уменьем они и возвышаются над туземцами. Но жадность у них коротенькая, мелкая —
глупая и даже как-то — бесцельна. В конце концов кулачки эти —
люди ни к чему, дрянцо, временно исполняющее должность
людей.
Образ Марины вытеснил неуклюжий, сырой
человек с белым лицом в желтом цыплячьем пухе на щеках и подбородке, голубые, стеклянные глазки, толстые губы,
глупый, жадный рот. Но быстро шла отрезвляющая работа ума, направленного на привычное ему дело защиты
человека от опасностей и ненужных волнений.
Самгин замолчал. Стратонов опрокинул себя в его глазах этим
глупым жестом и огорчением по поводу брюк. Выходя из вагона, он простился со Стратоновым пренебрежительно, а сидя в пролетке извозчика, думал с презрением: «Бык. Идиот. На что же ты годишься в борьбе против
людей, которые, стремясь к своим целям, способны жертвовать свободой, жизнью?»
— Камень — дурак. И дерево — дурак. И всякое произрастание — ни к чему, если нет
человека. А ежели до этого
глупого материала коснутся наши руки, — имеем удобные для жилья дома, дороги, мосты и всякие вещи, машины и забавы, вроде шашек или карт и музыкальных труб. Так-то. Я допрежде сектантом был, сютаевцем, а потом стал проникать в настоящую философию о жизни и — проник насквозь, при помощи неизвестного
человека.
—
Глупая штука: когда леса падали, так, знаете, точно огромнейший паук шевелился и хватал
людей.
Да, приятно было узнать мнение Лютова,
человека, в сущности, не
глупого, хотя все-таки несколько обидно, что он отказал в симпатии. Самгин даже почувствовал, что мнение это выпрямляет его, усиливая в нем ощущение своей значительности, оригинальности.
— Мир делится на
людей умнее меня — этих я не люблю — и на
людей глупее меня — этих презираю.
«
Человек — это система фраз, не более того. Конурки бога, — я глупо сказал. Глупо. Но еще
глупее московский бог в рубахе. И — почему сны в Орле приятнее снов в Петербурге? Ясно, что все эти пошлости необходимы
людям лишь для того, чтоб каждый мог отличить себя от других. В сущности — это мошенничество».
— Говорить можно только о фактах, эпизодах, но они — еще не я, — начал он тихо и осторожно. — Жизнь — бесконечный ряд
глупых, пошлых, а в общем все-таки драматических эпизодов, — они вторгаются насильственно, волнуют, отягощают память ненужным грузом, и
человек, загроможденный, подавленный ими, перестает чувствовать себя, свое сущее, воспринимает жизнь как боль…
— Чем ярче, красивее птица — тем она
глупее, но чем уродливей собака — тем умней. Это относится и к
людям: Пушкин был похож на обезьяну, Толстой и Достоевский не красавцы, как и вообще все умники.
Он уже научился не только зорко подмечать в
людях смешное и
глупое, но искусно умел подчеркнуть недостатки одного в глазах другого.
И вот эта чувственная, разнузданная бабенка заставляет слушать ее, восхищаться ею сотни
людей только потому, что она умеет петь
глупые песни, обладает способностью воспроизводить вой баб и девок, тоску самок о самцах.
Самгина приятно изумляло уменье историка скрашивать благожелательной улыбочкой все то, что умные книги и начитанные
люди заставляли считать пошлым,
глупым, вредным.
Он говорит о книгах, пароходах, лесах и пожарах, о
глупом губернаторе и душе народа, о революционерах, которые горько ошиблись, об удивительном
человеке Глебе Успенском, который «все видит насквозь».
Красавина. Ты послушай! ты
человек глупый, значит тебе…
Красавина. Нет, не обнаковенную. Ты
человек глупый, значит…
Сказать ей о
глупых толках
людей он не хотел, чтоб не тревожить ее злом неисправимым, а не говорить тоже было мудрено; притвориться с ней он не сумеет: она непременно добудет из него все, что бы он ни затаил в самых глубоких пропастях души.