Неточные совпадения
— А? Что?
Чай?.. Пожалуй… — Раскольников
глотнул из стакана, положил в рот кусочек хлеба и вдруг, посмотрев на Заметова, казалось, все припомнил и как будто встряхнулся: лицо его приняло в ту же минуту первоначальное насмешливое выражение. Он продолжал пить
чай.
«Я не первый раз вижу, как убивают», — напомнил он себе, но это не помогло, и, согнувшись над столом, он
глотал остывший, противный
чай, слушая пониженные голоса.
— Почему они так кричат? Кажется, что вот сейчас начнут бить друг друга, а потом садятся к столу, пьют
чай, водку,
глотают грибы… Писательша все время гладила меня по спине, точно я — кошка.
Мне подали
чаю; я попробовал и не знал, на что решиться,
глотать или нет.
Задыхаясь, крякая, он быстро
глотал горячий
чай и говорил...
Аграфене случалось пить
чай всего раза три, и она не понимала в нем никакого вкуса. Но теперь приходилось
глотать горячую воду, чтобы не обидеть Таисью. Попав с мороза в теплую комнату, Аграфена вся разгорелась, как маков цвет, и Таисья невольно залюбовалась на нее; то ли не девка, то ли не писаная красавица: брови дугой, глаза с поволокой, шея как выточенная, грудь лебяжья, таких, кажется, и не бывало в скитах. У Таисьи даже захолонуло на душе, как она вспомнила про инока Кирилла да про старицу Енафу.
Наш Борис тряхнул чубом и еще с большим ожесточением стал
глотать остывающий
чай. И мне и Борису показалось, что генеральша приказала подать индюка единственно затем, чтоб унизить этим нас, занимавших в комнате лучшее место, но скромно подкреплявшихся
чаем и разогретыми пирожками. Все мы были немало переконфужены этим начинавшим подавлять нас великосветским соседством и нетерпеливо ждали появления индюка, в надежде, что вслед за тем гости наши покушают и уедут.
— Полцарства за стакан
чаю! — проговорила она глухим голосом, закрывая рот муфтой, чтобы не простудиться. — Я была на пяти уроках, чтобы их черт взял! Ученики такие тупицы, такие толкачи, я чуть не умерла от злости. И не знаю, когда кончится эта каторга. Замучилась. Как только скоплю триста рублей, брошу все и поеду в Крым. Лягу на берегу и буду
глотать кислород. Как я люблю море, ах, как я люблю море!
Федор пил
чай и громко
глотал.
Вы усаживаетесь на другой стул, и любезный хозяин предлагает вам
чаю. Не подозревая коварства, вы
глотаете из стоящего пред вами стакана — о ужас! — это не
чай, а помои! А хозяин с тою же любезностью утешает вас...
Он пил горячий, крепкий
чай,
глотал коньяк, обжигая рот, но не чувствовал, что пьянеет, только возрастало беспокойство, хотелось идти куда-то. Позвонил. Явился какой-то туманно струящийся человек, без лица, без волос, похожий на палку с костяным набалдашником.
Было начало второго, когда я вернулся к себе. На столе в кабинете в пятне света от лампы мирно лежал раскрытый на странице «Опасности поворота» Додерляйн. С час еще,
глотая простывший
чай, я сидел над ним, перелистывая страницы. И тут произошла интересная вещь: все прежние темные места сделались совершенно понятными, словно налились светом, и здесь, при свете лампы, ночью, в глуши, я понял, что значит настоящее знание.
Весьма был бы рад я, если б пришел он; много бы дал я, если б пришел…» Так рассуждал господин Голядкин,
глотая свой
чай и беспрестанно поглядывая на стенные часы.
— Это гретые тарелки-с, раскаленные-с! — говорил он чуть не в восторге, накладывая разгоряченную и обернутую в салфетку тарелку на больную грудь Вельчанинова. — Других припарок нет-с, и доставать долго-с, а тарелки, честью клянусь вам-с, даже и всего лучше будут-с; испытано на Петре Кузьмиче-с, собственными глазами и руками-с. Умереть ведь можно-с. Пейте
чай,
глотайте, — нужды нет, что обожжетесь; жизнь дороже… щегольства-с…
Кое-где, между палатками, офицеры устроили импровизированные костры из той самой соломы, на которой провели ночь, и расселись вокруг, ежась от холода и торопливо
глотая горячий
чай.
Становой расставил вокруг флигеля сторожей, написал следователю письмо и пошел к управляющему пить
чай. Минут через десять он сидел на табурете, осторожно кусал сахар и
глотал горячий, как уголь,
чай.
Внукам я рассказала сразу. Не своим, а единственному внуку, которого я знала, — няниному: Ване, работавшему на оловянном заводе и однажды принесшему мне в подарок собственноручного серебряного голубя. Ваня этот, приходивший по воскресеньям, за чистоту и тихоту, а еще и из уважения к высокому сану няни, был допускаем в детскую, где долго пил
чай с баранками, а я от любви к нему и его птичке от него не отходила, ничего не говорила и за него
глотала.
Доктор пожал плечами и взялся за свой стакан. Он лениво
глотал крепкий
чай. В маленькой зале сгущался серый сумрак. Ширяев думал: «Уж давно бы пора ехать».