Неточные совпадения
— На том свете? Ох, не люблю я тот свет! Не люблю, — сказал он, остановив испуганные дикие
глаза на лице брата. — И ведь вот, кажется, что уйти изо всей мерзости, путаницы, и чужой и своей, хорошо бы было, а я боюсь смерти, ужасно боюсь смерти. — Он содрогнулся. — Да выпей что-нибудь. Хочешь шампанского? Или поедем куда-нибудь. Поедем к
Цыганам! Знаешь, я очень полюбил
Цыган и русские песни.
Карандышев (у окна). Вот, изволите видеть, к вам подъехал; четыре иноходца в ряд и
цыган на козлах с кучером. Какую пыль в
глаза пускает! Оно, конечно, никому вреда нет, пусть тешится, а в сущности-то и гнусно, и глупо.
Мужики, в изорванных под мышками тулупах, отчаянно продирались сквозь толпу, наваливались десятками на телегу, запряженную лошадью, которую следовало «спробовать», или, где-нибудь в стороне, при помощи увертливого
цыгана, торговались до изнеможения, сто раз сряду хлопали друг друга по рукам, настаивая каждый на своей цене, между тем как предмет их спора, дрянная лошаденка, покрытая покоробленной рогожей, только что
глазами помаргивала, как будто дело шло не о ней…
Увеличившийся шум и хохот заставили очнуться наших мертвецов, Солопия и его супругу, которые, полные прошедшего испуга, долго глядели в ужасе неподвижными
глазами на смуглые лица
цыган: озаряясь светом, неверно и трепетно горевшим, они казались диким сонмищем гномов, окруженных тяжелым подземным паром, в мраке непробудной ночи.
Уселись. Старейший
цыган Федор Соколов повел седым усом, сверкнул
глазами, притопнул ногой, звякнул струной гитары — и грянул цыганский хор.
Дядя Михаил особенно восхищался: пружинисто прыгал вокруг воза, принюхиваясь ко всему носом дятла, вкусно чмокая губами, сладко жмуря беспокойные
глаза, сухой, похожий на отца, но выше его ростом и черный, как головня. Спрятав озябшие руки в рукава, он расспрашивал
Цыгана...
Айно смуглы, как
цыгане; у них большие окладистые бороды, усы и черные волосы, густые и жесткие;
глаза у них темные, выразительные, кроткие.
Убийц Ивана Миронова судили. В числе этих убийц был Степан Пелагеюшкин. Его обвинили строже других, потому что все показали, что он камнем разбил голову Ивана Миронова. Степан на суде ничего не таил, объяснил, что когда у него увели последнюю пару лошадей, он заявил в стану, и следы по
цыганам найти можно было, да становой его и на
глаза не принял и не искал вовсе.
Она показывала, чтò знала, признала в этих самых людях тех, которые первые схватили за руки Петра Николаича, и, несмотря на то, что похожий на
цыгана мужик, блестя и поводя
глазами из-под движущихся бровей, укоризненно сказал: «Грех, барыня!
Что Груша раз ни споет, то я ей за то лебедя, и уже не считаю, сколько их выпустил, а даю да и кончено, и зато другие ее все разом просят петь, она на все их просьбы не поет, говорит «устала», а я один кивну
цыгану: не можно ли, мол, ее понудить? тот сейчас на ее
глазами поведет, она и поет.
Казалось, это был сильный брюнет, сухощавый и смуглый;
глаза были большие, непременно черные, с сильным блеском и с желтым отливом, как у
цыган; это и в темноте угадывалось.
— Нет, — отвечала Аграфена Васильевна, отрицательно мотнув головой, — очень я зла на этого Калмыка, так бы, кажись, и вцепилась ему в волосы; прошел тут мимо, еле башкой мотнул мне… Я когда-нибудь, матерь божия, наплюю ему в
глаза; не побоюсь, что он барин; он хуже всякого нашего брата
цыгана, которые вон на Живодерке лошадьми господ обманывают!
Дедушка очень почитает «князь Михаила Черниговского и болярина Феодора, не поклонившихся солнцу», — эти люди кажутся мне черными, как
цыгане, угрюмыми, злыми, и у них всегда больные
глаза, как у бедной мордвы.
Это был мрачный субъект, черный, как
цыган, и с одним
глазом.
Счастливцев. Больше десяти лет по России-то бродим, из театра в театр, как
цыгане. Оттого он и не был у тетки, что стыдно
глаза показать.
Лицо Петра сохраняло мрачное, грубое выражение, чему особенно способствовали черные как смоль волосы, рассыпавшиеся в беспорядке, вдавленные черные
глаза, выгнутые густые брови и необыкновенная смуглость кожи, делавшие его похожим на
цыгана, которого только что провели и надули.
Перемена заметна была, впрочем, только в наружности двух рыбаков: взглянув на румяное, улыбающееся лицо Василия, можно было тотчас же догадаться, что веселый, беспечный нрав его остался все тот же; смуглое, нахмуренное лицо старшего брата, уподоблявшее его
цыгану, которого только что обманули, его черные
глаза, смотревшие исподлобья, ясно обличали тот же мрачно настроенный, несообщительный нрав; суровая энергия, отличавшая его еще в юности, но которая с летами угомонилась и приняла характер более сосредоточенный, сообщала наружности Петра выражение какого-то грубого могущества, смешанного с упрямой, непоколебимой волей; с первого взгляда становилось понятным то влияние, которое производил Петр на всех товарищей по ремеслу и особенно на младшего брата, которым управлял он по произволу.
Посидев несколько минут молча, Илья пошёл домой. Там, в саду, пили чай под жаркой тенью деревьев, серых от пыли. За большим столом сидели гости: тихий поп Глеб, механик Коптев, чёрный и курчавый, как
цыган, чисто вымытый конторщик Никонов, лицо у него до того смытое, что трудно понять, какое оно. Был маленький усатый нос, была шишка на лбу, между носом и шишкой расползалась улыбка, закрывая узкие щёлки
глаз дрожащими складками кожи.
Говоря, Шапошников становился почти страшен. Лицо у него было смуглое, тонкое, волосы курчавые и черные, как у
цыгана, из-за синеватых губ сверкали волчьи зубы. Темные
глаза его неподвижно упирались прямо в лицо противника, и трудно было выдержать этот тяжелый, сгибающий взгляд — он напоминал мне
глаза больного манией величия.
Маленький солдатик-цыган, с побледневшим лицом и широко раскрытыми черными
глазами, ухватил дядю Житкова за шею обеими руками, бросив свое ружье; к счастью для
цыгана, кто-то подхватил на лету казенное оружие и спас его от потопления.
Несколько пар
глаз взглянуло на меня насмешливо и сердито, а
Цыган многообещающе вскричал...
Цыган, закрыв
глаза, выпятил кадык и высочайшим тенором запел...
…Крендельная мирно и оживленно ликовала. Все настроились деловито, взялись за работу дружно, все смотрели друг на друга как бы новыми
глазами — доверчиво, ласково и смущенно, а
Цыган пел петухом...
Цыган, воровато заглядывая в умный хозяйский
глаз, лаял лисьим лаем...
Потом, по выбору доктора Шевырева, поет белокурая пожилая цыганка с истощенным лицом и огромными расширенными
глазами — поет о соловье, о встречах в саду, о ревности и молодой любви. Она беременна шестым ребенком, и тут же стоит ее муж, высокий рябой
цыган в черном сюртуке и с подвязанными зубами, и аккомпанирует ей на гитаре. О соловье, о лунной ночи, о встречах в саду, о молодой красивой любви поет она, и ей также верят, не замечая ни тяжелой беременности ее, ни истощенного старого лица.
Сын обрусевшего изюмского
цыгана, черномазый, с большими черными
глазами, кудрявый, с всклоченной бородой, он иначе и не назывался у наших кочуевских мужиков, как «чертякой».
Оттого, быть может, что в
глазах у нее мелькали деревья, телеграфные столбы и сугробы, самые разнообразные мысли приходили ей в голову. Она думала: по счету в ресторане уплачено сто двадцать и
цыганам — сто, и завтра она, если захочет, может бросить на ветер хоть тысячу рублей, а два месяца назад, до свадьбы, у нее не было и трех рублей собственных, и за каждым пустяком приходилось обращаться к отцу. Какая перемена в жизни!
Цыгане пели, свистали, плясали… В исступлении, которое иногда овладевает очень богатыми, избалованными «широкими натурами», Фролов стал дурить. Он велел подать
цыганам ужин и шампанского, разбил матовый колпак у фонаря, швырял бутылками в картины и зеркала, и всё это, видимо, без всякого удовольствия, хмурясь и раздраженно прикрикивая, с презрением к людям, с выражением ненавистничества в
глазах и в манерах. Он заставлял инженера петь solo, поил басов смесью вина, водки и масла…
Рассказчица утерла слезы, бежавшие из одинокого ее
глаза; толстый
цыган кряхтел и отвернулся, чтобы не показать на лице своем слез, изменявших его обыкновенной флегме.
Цыган сделал скачок
глазами вдоль улицы, чтобы посмотреть, куда пойдет бабушкина внука; но след ее уже простыл.
— Э, ге! видно, с этою шуткою шутить не надо, — сказал значительно
цыган, посмотрев на свою подругу, у которой в это время сердце стучало, как молот, а
глаза умоляли Василия дополнить начатое. — Однако, — продолжал он, — мы не так глупы, как эта бабенка… побережемся…
— Не взыщи, родной, не признаю, — сказала старушка, вглядываясь потухшими
глазами в
цыгана.
Цыган вынул роговой гребень и причесал себе черные с проседью волосы на голове, остриженной в кружок, и подставил умильно пред
глаза старушки лицо свое, густо опушенное бородою.
Она это сказала таким жалобным, молящим голосом, что у Борьки опустилась рука. Он нахмурился и стал играть с
Цыганом. И очень этим увлекся: теребил
Цыгана за уши.
Цыган игриво рычал и небольно хватал его зубами за руки. Лицо Борьки было холодное,
глаза смотрели враждебно.