Неточные совпадения
Германские офицеры, изучающие русский
язык, и иностранцы, занимающиеся переводом русских литературных произведений, пишут несравненно хуже.
Потом: «немецкие фабриканты совсем завладели Лодзем»; «немецкие офицеры живут в Смоленске»; «немецкие офицеры генерального штаба появились у Троицы-Сергия, изучают русский
язык и ярославское шоссе, собирают статистические сведения, делают съемки» и т. д. Что им понадобилось? Ужели они мечтают, что
германское знамя появится на ярославском шоссе и село Братовщина будет примежевано к
германской империи?
Посреди всех
германских наречий раздавались иногда звучные фразы итальянского
языка, перерываемые беспрестанно восклицаниями и поговорками, которыми так богат
язык французских солдат; но во всей толпе Зарецкой не заметил ни одного обывателя.
Франция своим путем дошла до заключений, очень близких к заключениям науки
германской, но не умеет перенести их на всеобщий
язык науки, так как Германия не умеет
языком жизни повторить логику.
В продолжении XVIII века новорусская литература вырабатывала тот звучный, богатый
язык, которым мы обладаем теперь, —
язык гибкий и могучий, способный выражать и самые отвлеченные идеи
германской метафизики и легкую, сверкающую игру французского остроумия. Эта литература, возникшая по гениальному мановению Петра I, имела, это правда, характер правительственный, но тогда знамя правительства был прогресс, почти революция.
Бонна-француженка у них уж была, и мальчуганы хорошо болтали по-французски; к немецкому же
языку и к немцам сам Стекльштром, несмотря на свою отчасти
германскую фамилию, питал, — сколь ни странно это — самое непримиримое отвращение и учить детей «этому телячьему
языку» ни за что не хотел.
Если б прикинуть Дерптский университет к
германским, он, конечно, оказался бы ниже таких, как Берлинский, Гейдельбергский или Боннский. Но в пределах России он давал все существенное из того, что немецкая нация вырабатывала на Западе. Самый немецкий
язык вел к расширению умственных горизонтов, позволял знакомиться со множеством научных сочинений, неизвестных тогдашним студентам в России и по заглавиям.
Маркс говорит сильным и властным
языком германского империализма, в нем нет и следов гуманитарного интернационализма и пацифизма.