«Музочка, душенька, ангел мой, — писала та, — приезжай ко мне, не медля ни минуты, в Кузьмищево, иначе я умру. Я не знаю, что со мною будет; я, может быть, с ума сойду. Я решилась, наконец, распечатать завещание Егора Егорыча. Оно страшно и отрадно для меня, и какая, Музочка, я
гадкая женщина. Всего я не могу тебе написать, у меня на это ни сил, ни смелости не хватает».
Неточные совпадения
— Есть о ком думать!
Гадкая, отвратительная
женщина, без сердца, — сказала мать, не могшая забыть, что Кити вышла не за Вронского, a зa Левина.
Вспоминал он, как брат в университете и год после университета, несмотря на насмешки товарищей, жил как монах, в строгости исполняя все обряды религии, службы, посты и избегая всяких удовольствий, в особенности
женщин; и потом как вдруг его прорвало, он сблизился с самыми
гадкими людьми и пустился в самый беспутный разгул.
— Гнусные люди!
гадкие люди! я была два года уличною
женщиной в Париже, я полгода жила в доме, где собирались воры, я и там не встречала троих таких низких людей вместе!
— Еретики, безбожники, — говорил он о всех его жителях, а
женщин называл
гадким словом, смысл которого дядя Петр однажды объяснил мне тоже очень гадко и злорадно.
Один из ваших убийц в ваших глазах обратился в
женщину, а из
женщины в маленького, хитрого,
гадкого карлика, — и вы всё это допустили тотчас же, как совершившийся факт, почти без малейшего недоумения, и именно в то самое время, когда, с другой стороны, ваш разум был в сильнейшем напряжении, выказывал чрезвычайную силу, хитрость, догадку, логику?
Я не присутствовал при их свидании, но за столом матушка рассказывала отцу, что эта княгиня Засекина ей кажется une femme très vulgaire, [
Женщиной весьма вульгарной (фр.).] что она очень ей надоела своими просьбами ходатайствовать за нее у князя Сергия, что у ней все какие-то тяжбы и дела — des vilaines affaires d’argent [
Гадкие денежные дела (фр.).] — и что она должна быть великая кляузница.
Неужели я уж так неинтересна как человек и некрасива как
женщина, чтобы мне всю жизнь киснуть в этой трущобе, в этом
гадком местечке, которого нет ни на одной географической карте!
«Злодей, — спрашивает она, — за что?..» — «А за то, говорит, что я вот теперь тысячу
женщин видел, и ты всех их хуже и
гаже!» Мила она ему была?
— А я против того мнения Татьяны Васильевны, — подхватил Бегушев, — что почему она называет любовь
гадкою? Во все времена все великие писатели считали любовь за одно из самых поэтических, самых активных и приятных чувств человеческих. Против любви только те
женщины, которых никогда никто не любил.
Привечая и лаская нас, первые вы стараетесь
гадить нам всеми возможными средствами и преимущественно
гадить у
женщин.
Я не понимаю, что у вас, мужчин, за страсть отнимать у
женщин спокойствие души, делая из них, чистых и прекрасных, каких-то
гадких существ, которых вы сами будете после презирать.
Тут и Леканидка, гляжу, вскочила да как крикнет: «Вон, — говорит, —
гадкая ты
женщина!»
«А! — говорю, —
гадкая я
женщина? Я
гадкая, да я с чужими мужьями романсов не провождаю. Какая я ни на есть, да такого не делала, чтоб и папеньку, и сыночка одними прелестями-то своими прельщать! Извольте, — говорю, — сударыня, вам вашего друга, уж вполне, — говорю, — друг».
Все назовут меня сладеньким селадоном, готовым из-за хорошенькой
женщины сделать всевозможный
гадкий поступок.
— Да, — уронила Лариса, — мне надоели уж все эти причитыванья. Я может быть и
гадкая, и скверная, но не могу же я подделываться под образец Александры Ивановны. Это для меня недостижимо. Я простая
женщина и хочу простого с собою обращения.
Он точно бы провидел умственным оком то свое будущее, когда он будет принимать своих больных в кабинете, пить чай в просторной столовой, в обществе жены, порядочной
женщины, — и теперь этот таз с помоями, в котором плавали окурки, имел вид до невероятия
гадкий.
— Сегодня же его найдут и арестуют, — сказала барыня и всхлипнула, и в этом звуке слышались оскорбление и досада. — Я знаю, кто довел его до такого ужаса!
Гадкая, мерзкая! Отвратительная, продажная тварь! (У барыни губы покривились и поморщился нос от отвращения.) Я бессильна… слушайте вы, низкая
женщина!.. я бессильна, вы сильнее меня, но есть кому вступиться за меня и моих детей! Бог всё видит! Он справедлив! Он взыщет с вас за каждую мою слезу, за все бессонные ночи! Будет время, вспомните вы меня!
В 1872 году Глеб Успенский был в Париже. Он побывал в Лувре и писал о нем жене: «Вот где можно опомниться и выздороветь!.. Тут больше всего и святее всего Венера Милосская. Это вот что такое: лицо, полное ума глубокого, скромная, мужественная, словом, идеал
женщины, который должен быть в жизни. Это — такое лекарство от всего
гадкого, что есть на душе, что не знаю, — какое есть еще другое? В стороне стоит диванчик, на котором больной Гейне, каждое утро приходя сюда, плакал».
Боже мой, как противно! Я все прощу и мужчине, и
женщине: самую
гадкую безнравственность; но только не это вранье! И есть ведь дураки: начинают верить, что действительно
женщина принесла им жертву, что на них накинута петля и нужно им на веки вечные поступить в крепостное услужение к своим любовницам. Не знаю, много ли их, этаких идиотов; но если бы они не водились, и
женщины перестали бы манериться!!!
— Ну, вот что́, господа, — сказал Билибин, — Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Вене, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave, [в этой
гадкой моравской дыре,] это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brünn. [Надо его поподчевать Брюнном.] Вы возьмите на себя театр, я — общество, вы, Ипполит, разумеется, —
женщин.