Неточные совпадения
Она, недостойная иметь детей, уклоняется их ласки, видя
в них или причины беспокойств своих, или
упрек своего развращения.
Не пошли ему впрок ни уроки прошлого, ни
упреки собственной совести, явственно предупреждавшей распалившегося старца, что не ему придется расплачиваться за свои грехи, а все тем же ни
в чем не повинным глуповцам.
Он прочел письмо и остался им доволен, особенно тем, что он вспомнил приложить деньги; не было ни жестокого слова, ни
упрека, но не было и снисходительности. Главное же — был золотой мост для возвращения. Сложив письмо и загладив его большим массивным ножом слоновой кости и уложив
в конверт с деньгами, он с удовольствием, которое всегда возбуждаемо было
в нем обращением со своими хорошо устроенными письменными принадлежностями, позвонил.
Вронский взял письмо и записку брата. Это было то самое, что он ожидал, — письмо от матери с
упреками за то, что он не приезжал, и записка от брата,
в которой говорилось, что нужно переговорить. Вронский знал, что это всё о том же. «Что им за делo!» подумал Вронский и, смяв письма, сунул их между пуговиц сюртука, чтобы внимательно прочесть дорогой.
В сенях избы ему встретились два офицера: один их, а другой другого полка.
«Я не
в силах буду говорить с нею без чувства
упрека, смотреть на нее без злобы, и она только еще больше возненавидит меня, как и должно быть.
Но только что она открыла рот, как слова
упреков бессмысленной ревности, всего, что мучало ее
в эти полчаса, которые она неподвижно провела, сидя на окне, вырвались у ней.
Поживя долго безвыездно
в Москве, он доходил до того, что начинал беспокоиться дурным расположением и
упреками жены, здоровьем, воспитанием детей, мелкими интересами своей службы; даже то, что у него были долги, беспокоило его.
Письмо было от Анны. Еще прежде чем он прочел письмо, он уже знал его содержание. Предполагая, что выборы кончатся
в пять дней, он обещал вернуться
в пятницу. Нынче была суббота, и он знал, что содержанием письма были
упреки в том, что он не вернулся во-время. Письмо, которое он послал вчера вечером, вероятно, не дошло еще.
Вы можете затоптать меня
в грязь, сделать посмешищем света, я не покину ее и никогда слова
упрека не скажу вам, — продолжал он.
Сдерживая на тугих вожжах фыркающую от нетерпения и просящую хода добрую лошадь, Левин оглядывался на сидевшего подле себя Ивана, не знавшего, что делать своими оставшимися без работы руками, и беспрестанно прижимавшего свою рубашку, и искал предлога для начала разговора с ним. Он хотел сказать, что напрасно Иван высоко подтянул чересседельню, но это было похоже на
упрек, а ему хотелось любовного разговора. Другого же ничего ему не приходило
в голову.
Самая волшебная из волшебных сказок у нас едва ли избегнет
упрека в покушении на оскорбление личности!
— Я знала, что вы здесь, — сказала она. Я сел возле нее и взял ее за руку. Давно забытый трепет пробежал по моим жилам при звуке этого милого голоса; она посмотрела мне
в глаза своими глубокими и спокойными глазами:
в них выражалась недоверчивость и что-то похожее на
упрек.
Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал. Добро бы я был еще его другом: коварная нескромность истинного друга понятна каждому; но я видел его только раз
в моей жизни на большой дороге; следовательно, не могу питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиною дружбы, ожидает только смерти или несчастия любимого предмета, чтоб разразиться над его головою градом
упреков, советов, насмешек и сожалений.
Нынче поутру Вера уехала с мужем
в Кисловодск. Я встретил их карету, когда шел к княгине Лиговской. Она мне кивнула головой: во взгляде ее был
упрек.
Полились целые потоки расспросов, допросов, выговоров, угроз,
упреков, увещаний, так что девушка бросилась
в слезы, рыдала и не могла понять ни одного слова; швейцару дан был строжайший приказ не принимать ни
в какое время и ни под каким видом Чичикова.
А между тем верный товарищ стоял пред ним, бранясь и рассыпая без счету жестокие укорительные слова и
упреки. Наконец схватил он его за ноги и руки, спеленал, как ребенка, поправил все перевязки, увернул его
в воловью кожу, увязал
в лубки и, прикрепивши веревками к седлу, помчался вновь с ним
в дорогу.
Отец мой потупил голову: всякое слово, напоминающее мнимое преступление сына, было ему тягостно и казалось колким
упреком. «Поезжай, матушка! — сказал он ей со вздохом. — Мы твоему счастию помехи сделать не хотим. Дай бог тебе
в женихи доброго человека, не ошельмованного изменника». Он встал и вышел из комнаты.
Я с этих пор вас будто не знавала.
Упреков, жалоб, слез моих
Не смейте ожидать, не стоите вы их;
Но чтобы
в доме здесь заря вас не застала,
Чтоб никогда об вас я больше не слыхала.
Всегда, не только что теперь. —
Не можете мне сделать вы
упрека.
Кто промелькнет, отворит дверь,
Проездом, случаем, из чужа, из далёка —
С вопросом я, хоть будь моряк:
Не повстречал ли где
в почтовой вас карете?
Вы меня, помнится, вчера упрекнули
в недостатке серьезности, — продолжал Аркадий с видом человека, который вошел
в болото, чувствует, что с каждым шагом погружается больше и больше, и все-таки спешит вперед,
в надежде поскорее перебраться, — этот
упрек часто направляется… падает… на молодых людей, даже когда они перестают его заслуживать; и если бы во мне было больше самоуверенности…
— Грешно вам, Евгений Васильич, — шепнула она уходя. Неподдельный
упрек слышался
в ее шепоте.
Переложил подушки так, чтоб не видеть нахально светлое лицо луны, закурил папиросу и погрузился
в сизый дым догадок, самооправданий, противоречий,
упреков.
Клим Иванович с некоторого времени, изредка,
в часы усталости, неудач, разрешал себе упрекнуть жизнь
в неясности ее смысла, но это было похоже на преувеличенные
упреки, которые он допускал
в ссорах с Варварой, чтоб обидеть ее.
— Как вы понимаете это? — выпытывала она, и всегда оказывалось, что Клим понимает не так, как следовало бы, по ее мнению. Иногда она ставила вопросы как будто
в тоне
упрека. Первый раз Клим почувствовал это, когда она спросила...
Самгин насторожился;
в словах ее было что-то умненькое. Неужели и она будет философствовать
в постели, как Лидия, или заведет какие-нибудь деловые разговоры, подобно Варваре?
Упрека в ее беззвучных словах он не слышал и не мог видеть, с каким лицом она говорит. Она очень растрогала его нежностью, ему казалось, что таких ласк он еще не испытывал, и у него было желание сказать ей особенные слова благодарности. Но слов таких не находилось, он говорил руками, а Никонова шептала...
Эти неприятные мысли прятали
в себе некий обидный
упрек, как бы подсказывая, что жизнь — бессмысленна, и Самгин быстро гасил их, как огонек спички, возвращаясь к думам о случайных людях.
Сказала тихонько, задумчиво, но ему послышалось
в словах ее что-то похожее на
упрек или вызов. Стоя у окна спиною к ней, он ответил учительным тоном...
Отчего прежде, если подгорит жаркое, переварится рыба
в ухе, не положится зелени
в суп, она строго, но с спокойствием и достоинством сделает замечание Акулине и забудет, а теперь, если случится что-нибудь подобное, она выскочит из-за стола, побежит на кухню, осыплет всею горечью
упреков Акулину и даже надуется на Анисью, а на другой день присмотрит сама, положена ли зелень, не переварилась ли рыба.
Обломов с
упреком поглядел на него, покачал головой и вздохнул, а Захар равнодушно поглядел
в окно и тоже вздохнул. Барин, кажется, думал: «Ну, брат, ты еще больше Обломов, нежели я сам», а Захар чуть ли не подумал: «Врешь! ты только мастер говорить мудреные да жалкие слова, а до пыли и до паутины тебе и дела нет».
Он рассказал ей все, что слышал от Захара, от Анисьи, припомнил разговор франтов и заключил, сказав, что с тех пор он не спит, что он
в каждом взгляде видит вопрос, или
упрек, или лукавые намеки на их свидания.
Он упорно стал смотреть налево,
в другую сторону: там увидал он давно знакомый ему предмет — бахрому из паутины около картин, и
в пауке — живой
упрек своему нерадению.
— Послушай, Ольга, — заговорил он, наконец, торжественно, — под опасением возбудить
в тебе досаду, навлечь на себя
упреки, я должен, однако ж, решительно сказать, что мы зашли далеко. Мой долг, моя обязанность сказать тебе это.
Ольга засмеялась, проворно оставила свое шитье, подбежала к Андрею, обвила его шею руками, несколько минут поглядела лучистыми глазами прямо ему
в глаза, потом задумалась, положив голову на плечо мужа.
В ее воспоминании воскресло кроткое, задумчивое лицо Обломова, его нежный взгляд, покорность, потом его жалкая, стыдливая улыбка, которою он при разлуке ответил на ее
упрек… и ей стало так больно, так жаль его…
Захар продолжал всхлипывать, и Илья Ильич был сам растроган. Увещевая Захара, он глубоко проникся
в эту минуту сознанием благодеяний, оказанных им крестьянам, и последние
упреки досказал дрожащим голосом, со слезами на глазах.
— Не брани меня, Андрей, а лучше
в самом деле помоги! — начал он со вздохом. — Я сам мучусь этим; и если б ты посмотрел и послушал меня вот хоть бы сегодня, как я сам копаю себе могилу и оплакиваю себя, у тебя бы
упрек не сошел с языка. Все знаю, все понимаю, но силы и воли нет. Дай мне своей воли и ума и веди меня куда хочешь. За тобой я, может быть, пойду, а один не сдвинусь с места. Ты правду говоришь: «Теперь или никогда больше». Еще год — поздно будет!
Обломов дома нашел еще письмо от Штольца, которое начиналось и кончалось словами: «Теперь или никогда!», потом было исполнено
упреков в неподвижности, потом приглашение приехать непременно
в Швейцарию, куда собирался Штольц, и, наконец,
в Италию.
Он тотчас увидел, что ее смешить уже нельзя: часто взглядом и несимметрично лежащими одна над другой бровями со складкой на лбу она выслушает смешную выходку и не улыбнется, продолжает молча глядеть на него, как будто с
упреком в легкомыслии или с нетерпением, или вдруг, вместо ответа на шутку, сделает глубокий вопрос и сопровождает его таким настойчивым взглядом, что ему станет совестно за небрежный, пустой разговор.
«Как он любит меня!» — твердила она
в эти минуты, любуясь им. Если же иногда замечала она затаившиеся прежние черты
в душе Обломова, — а она глубоко умела смотреть
в нее, — малейшую усталость, чуть заметную дремоту жизни, на него лились
упреки, к которым изредка примешивалась горечь раскаяния, боязнь ошибки.
— Несчастлива! — с
упреком повторила она, остановив его
в аллее. — Да, несчастлива тем разве… что уж слишком счастлива! — досказала она с такой нежной, мягкой нотой
в голосе, что он поцеловал ее.
А если закипит еще у него воображение, восстанут забытые воспоминания, неисполненные мечты, если
в совести зашевелятся
упреки за прожитую так, а не иначе жизнь — он спит непокойно, просыпается, вскакивает с постели, иногда плачет холодными слезами безнадежности по светлом, навсегда угаснувшем идеале жизни, как плачут по дорогом усопшем, с горьким чувством сознания, что недовольно сделали для него при жизни.
Зато Обломов был прав на деле: ни одного пятна,
упрека в холодном, бездушном цинизме, без увлечения и без борьбы, не лежало на его совести. Он не мог слушать ежедневных рассказов о том, как один переменил лошадей, мебель, а тот — женщину… и какие издержки повели за собой перемены…
—
В углу! — с
упреком сказал Штольц.
Еще сильнее, нежели от
упреков, просыпалась
в нем бодрость, когда он замечал, что от его усталости уставала и она, делалась небрежною, холодною. Тогда
в нем появлялась лихорадка жизни, сил, деятельности, и тень исчезала опять, и симпатия била опять сильным и ясным ключом.
Но, однако, если ей
в самом деле захочется, он поедет с
упреками, жалобами и протестами до тех пор, пока потеряется из вида.
Он,
в бессильной досаде на ее справедливый
упрек, отшатнулся от нее
в сторону и месил широкими шагами грязь по улице, а она шла по деревянному тротуару.
У ней и
в сердце, и
в мысли не было
упреков и слез, не срывались укоризны с языка. Она не подозревала, что можно сердиться, плакать, ревновать, желать, даже требовать чего-нибудь именем своих прав.
— Уж он
в книжную лавку ходил с ними: «Вот бы, — говорит купцам, — какими книгами торговали!..» Ну, если он проговорится про вас, Марк! — с глубоким и нежным
упреком сказала Вера. — То ли вы обещали мне всякий раз, когда расставались и просили видеться опять?
— Она еще не знает? — спросил он и вдруг замолчал, почувствовав, что
в вопросе его был
упрек.
Она вдруг подошла к нему и с
упреком взглянула ему
в лицо.
— И правду сказать, есть чего бояться предков! — заметила совершенно свободно и покойно Софья, — если только они слышат и видят вас! Чего не было сегодня! и
упреки, и declaration, [признание (фр.).] и ревность… Я думала, что это возможно только на сцене… Ах, cousin… — с веселым вздохом заключила она, впадая
в свой слегка насмешливый и покойный тон.