Неточные совпадения
То он выходил, по этим критикам, квасным патриотом, обскурантом, то прямым продолжателем
Гоголя в лучшем его периоде; то славянофилом, то западником; то создателем народного
театра, то гостинодворским Коцебу, то писателем с новым особенным миросозерцанием, то человеком, нимало не осмысливающим действительности, которая им копируется.
После таких разговоров с Погодиным
Гоголь немедленно поехал к нам, не застал нас дома, узнал, что мы
в театре, и явился
в нашу ложу.
В один вечер сидели мы
в ложе Большого
театра; вдруг растворилась дверь, вошел
Гоголь и с веселым, дружеским видом, какого мы никогда не видели, протянул мне руку с словами: «Здравствуйте!» Нечего говорить, как мы были изумлены и обрадованы.
Гоголь с сестрой своей Лизой был с моими детьми
в театре.
Я тогда уже не ездил
в театр, но все зрители восхищались Шумским; сам
Гоголь видел его из нашей ложи
в продолжение двух действий и остался им доволен.
Через несколько дней, а именно
в субботу, обедал у нас
Гоголь с другими гостями;
в том числе были <Ю. Ф.> Самарин и Григорий Толстой, давнишний мой знакомый и товарищ по
театру, который жил
в Симбирске и приехал
в Москву на короткое время и которому очень хотелось увидать и познакомиться с
Гоголем.
Он мог подаваться, особенно после событий 1861–1862 годов,
в сторону охранительных идей, судить неверно, пристрастно обо многом
в тогдашнем общественном и чисто литературном движении; наконец, у него не было широкого всестороннего образования, начитанность, кажется, только по-русски (с прибавкой, быть может, кое-каких французских книг), но
в пределах тогдашнего русского «просвещения» он был совсем не игнорант,
в нем всегда чувствовался московский студент 40-х годов: он был искренно предан всем лучшим заветам нашей литературы, сердечно чтил Пушкина, напечатал когда-то критический этюд о
Гоголе, увлекался с юных лет
театром, считался хорошим актером и был прекраснейший чтец «
в лицах».
Вообще же, насколько я мог
в несколько бесед (за ноябрь и декабрь того сезона) ознакомиться с литературными вкусами и оценками А. И., он ценил и талант и творчество как человек пушкинской эпохи, разделял и слабость людей его эпохи к
Гоголю, забывая о его"Переписке", и я хорошо помню спор, вышедший у меня на одной из сред не с ним, а с Е.И.Рагозиным по поводу какой-то пьесы, которую тогда давали на одном из жанровых
театров Парижа.
Тогдашним нашим литературным и общественным движением он мало интересовался, хотя говорил обо всем без старческого брюзжанья. И
театр уже ушел от него; но чувствовалось, что он себя ставил
в ряду первых корифеев русского
театра: Грибоедов,
Гоголь, он, а потом уже Островский.
А Америку открыл Христофор Колумб, которого неблагодарные соотечественники оклеветали и заковали
в цепи, и на это картины есть, и это на
театрах играют; а
в Москве был Иоанн Грозный, который и с вас, может быть, велел бы с живых кожу снять, а Петербург основал Петр Великий, и там есть рыба ряпушка, о которой бессмертный
Гоголь упоминает, а потрясователи это что!